– Ваша жена умерла десять лет назад, но это вас мало расстроило. Вы и при жизни относились к ней по-скотски, и на смерть ее почти не обратили внимания, потому что вечно были заняты любовницами и шлюхами. Но она родила вам троих сыновей и дочь. Все они женились и вышли замуж, подарив вам девятерых внуков, а дочь в следующем месяце ждет десятого. – Он сделал жест в направление двери. – Эти мужчины, которые вас так упаковали… они лишь двое из многих, и по сравнению с некоторыми своими коллегами они ласковы, как домашние котята. Их руководитель, как и я, был очень привязан к Беллу, считал его почти родственником… Ни дети ваши, ни внуки ничего о них никогда не узнают, даже когда те придут, чтобы взять их жизни, а ходить они будут к вашим детям и внукам постоянно, до тех пор, пока, как чума, не скосят их всех, до последнего.

Он остановился и встал в ногах постели, глядя на застывшего в нелепой позе старого человека. Гандольфо смотрел в потолок. Через какое-то время генерал сдавленным голосом спросил:

– Что вы хотите знать?

Сатта вынул из кармана брюк небольшой блокнот и шариковую ручку. Устроившись на стуле, он ответил:

– Все с самого начала, с начала ваших с ними отношений. И до конца. Даже до того, что будет после него. Прежде всего, мне надо знать, где в следующее воскресенье состоится «черная месса».

Цвет лица Гандольфо был похож на необработанную слоновую кость. Сатта видел, как губы его растянулись в безрадостной улыбке. Голос его звучал так, будто он действительно был при смерти.

– Я расскажу вам, но вы все равно мне не поверите. Однако, когда я дойду до самого конца, вы поймете, что я говорю правду и ужаснетесь.

В пансионе в Неаполе шла игра в покер, но теперь не на деньги, а на спички. Когда Гвидо выиграл столько, что мог бы обеспечить каждого поджигателя в Италии, он пренебрежительно скинул карты и отправился варить кофе; вино они уже давно перестали пить.

Йен взглянул на Кризи со страдальческим выражением на лице.

– А я-то думал, что тот, кто больше всех выиграл в покер, не имеет права бросать карты.

Кризи улыбнулся.

– Верно. Гвидо поступил очень невежливо.

Мысли Кризи были далеки от игры. Они были в охотничьем домике, затерянном в горах.

Том Сойер удобно устроился на крыше фермерского дома, и сидел там, глядя на пролив, отделявший Гоцо от Комино. Во тьме были хорошо видны огоньки рыбачьих лодок, с которых ловили рыбу на искусственного живца. Он протер автомат и подумал, что хорошо бы, если бы эта работа закончилась еще не скоро. Ему нравились люди, которых он защищал, нравились еда и целительный воздух острова. Изредка из далекой тьмы до него доносилось уханье совы. Тогда он улыбался – ребята не спали, они добросовестно делали свое дело.

В Риме Майкл и Рене играли на деньги в кункен. Рене уже прилично ободрал Майкла. Выиграв очередную партию, он улыбнулся и сказал:

– Не печалься, у тебя еще полно денег в банке.

Майкл со вздохом ответил:

– Больше я не играю.

Он взглянул на часы, потом на телефон. Его мысли тоже были далеко отсюда.

Сатта вышел из спальни, держа в руках блокнот. Фрэнк сидел за столом и читал журнал для охотников. Оторвав от него глаза, он медленно встал.

– У вас все в порядке? – спросил он.

Бледное лицо Сатты было искажено от гнева. Он поднял блокнот и резко ответил:

– В таком же порядке, как у человека, которого бросили в чан с дерьмом и который там чуть не утонул. – Полковник с трудом перевел дыхание, указал большим пальцем назад, в сторону спальни, и полным сарказма голосом сказал: – Достопочтенный и заслуженный генерал решил принять таблетку.

– Прекрасно! – сказал Фрэнк с таким выражением, как будто узнал о том, что капризного ребенка уговорили наконец съесть шпинат. – Пойдемте, надо ему помочь.

Сатта сел за стол, положил блокнот и извиняющимся тоном спросил:

– Фрэнк, а ты не мог бы это сделать сам? Я себя самого не могу понять. Мне казалось, если я положу ему в рот таблетку, это будет одним из самых великих событий в моей жизни… но, понимаешь, мне бы очень не хотелось туда больше возвращаться.

Австралиец мрачно кивнул.

– Конечно, – сказал он. – Сейчас позову Макси. Хотите, я вам сначала сварю кофе?

Сатта покачал головой.

– Нет, Фрэнк, спасибо тебе.

Его взгляд остановился на небольшом столике у камина, уставленном разнообразными напитками. Он встал, подошел к нему и взял бутылку коньяку. Фрэнк смотрел, как полковник вынул пробку, поднес ее к губам и некоторое время янтарная жидкость прямо из горлышка булькала ему в рот. Потом Сатта поперхнулся и закашлялся, закрыл бутылку пробкой, поставил ее на столик и произнес:

– Я просто хочу как можно скорее убраться отсюда к чертовой матери.

– За этим дело не станет, – живо откликнулся Фрэнк. – Сейчас позову Макси. А вам бы лучше пока пойти прогуляться. Подышите свежим горным воздухом и посмотрите, спокойно ли вокруг.

Австралиец подошел к входной двери и негромко свистнул. Из темноты донесся ответный свист, и вскоре появился Макси. Фрэнк спокойно обрисовал ему положение.

Макси кивнул, подошел к итальянцу, положил руку ему на плечо и сказал:

– Вы все сделали как надо. С остальным мы разберемся сами. А вы действительно пойдите подышите пока горным воздухом.

Сатта молчаливо кивнул, потом, поддавшись внезапному порыву, обнял Макси. Тот улыбнулся Фрэнку через плечо и с легкой усмешкой сказал:

– Эти итальянцы такие эмоциональные!

– Да. Это они с молоком матери впитывают, – ответил Фрэнк.

Сатта выругал их двоих и отошел от Макси.

– Вот же сволочи! – сказал он сердцах. Потом взял блокнот и исчез в ночной тьме.

Мужчины взглянули друг на друга. Макси произнес:

– А ведь он – мужик тертый и повидал на своем веку немало. Уж не знаю, что там случилось, но это его сильно потрясло.

– Да, – согласился Фрэнк и заглянул в спальню. С циничной улыбкой он спросил: – Тебе когда-нибудь доводилось убивать генералов?

Родезиец покачал головой.

– Нет, выше подполковника я не поднимался. А тебе?

С тоской в голосе Фрэнк произнес:

– Нет, хотя один или двое серьезно на это нарывались. Давай, пора кончать.

Фрэнк налил в кухне стакан воды и пошел в спальню.

Он смотрел, как они входили. Заглянув им в глаза, пощады в них генерал не увидел. Они относились к нему уже как к покойнику.

Когда они слегка расслабили связывавшие его путы, он смог сесть. Раскрытая коробочка с таблетками и шприцем лежала на тумбочке рядом с радиотелефоном. Макси вынул из нее две таблетки и передал Фрэнку, стоявшему по другую сторону кровати. Сам он держал в руке стакан с водой. Глаза Гандольфо смотрели вдаль.

Левой рукой Фрэнк обхватил голову генерала за резинку, закрепленную на затылке, и почти ласково сказал:

– Открой рот пошире. Я положу их тебе подальше на язык. Потом мой приятель поднесет к твоим губам стакан и наклонит его, чтоб было легче запить. Воды в рот набери побольше.

Гандольфо уставился прямо перед собой. Его тонкие губы были плотно сжаты. Тогда в голосе Фрэнка послышалось нетерпение.

– Ну не хочешь – как хочешь. Тогда мне придется сделать тебе укол. Потом мы с приятелем поедем в Рим охотиться на твоих бамбино. Нас это вполне устроит. Деньги дополнительные… и неплохие.

Глаза Гандольфо уставились в лицо Фрэнка. Прошло несколько секунд, и рот его стал медленно раскрываться. Потом снова закрылся. Потом открылся опять. Скрипучим шепотом Гандольфо спросил:

– Это долго продлится?

– Все будет очень быстро, – сказал Фрэнк.

– Ты ничего не почувствуешь, – соврал Макси.

Рот медленно открылся шире. Глаза закрылись.

– Еще шире, – сказал Фрэнк, наклоняясь вперед.

Рот раскрылся очень широко.