В напряженно-активной, предвыборной Москве отсиживаться у родственников я просто не могла. Действовала по двум направлениям — «пробивала» в администрации Президента нерешенные вопросы (реабилитация осужденных, компенсации и пр.), и участвовала в журналистских «тусовках».

Политические баталии разгорались. Успела побывать на встречах с А. Тулеевым, Е. Гайдаром, В, Жириновским, политологом из Америки Г. Яновым.

К Зюганову на пресс-конференцию пришла 11 июня, в день, когда Ельцин был у нас в Новочеркасске. Спросила: «Вы полностью признаете преемственность коммунистов — и за подвиги, и за славу, и за подлость, и за преступления? Кто ответит за Новочеркасск? Ведь партия ни в чем не покаялась». Отшутился. Дескать, он ни при чем, за партой сидел и т. п. Зюганов был весом, спокоен и уверен в своей роли спасителя России. Журналистов вокруг него была тьма-тьмущая, больше, чем на каких-либо других встречах. Шансы на его победу были велики…

Жириновский в ярко-желтом пиджаке был вальяжен, с усталой поволокой в глазах. Выдохся матерый обличитель, а может быть, как умный человек, оценил свои шансы и понял: его поезд ушел. Да и во многом «хлеб» у него сейчас отнимал энергичный В. Брынцалов, повсеместно демонстрирующий свою хватку. Как призналась потом его молодая супруга, и расчет был такой — на эпатаж публики. Главное — запомниться.

На заседании клуба женщин-журналисток главенствовала все та же политика, но более обтекаемая и журчащая в женских устах. Афористично звучала фраза: «Совет Безопасности без женщин — Совет опасности».

Первый тур выборов и ночь ожидания 16 июня принесли один-единственный сюрприз — взлет Лебедя. Отдежурив выборную ночь у большого табло в Центризбиркоме, сразу выехала в Новочеркасск. Поняла, что надо оформлять командировку и возвращаться в Москву, где можно многое успеть сделать.

Видела, как развернулся Лебедь. Он мне сразу понравился тогда, 20 апреля, в ДК НЭЗа в Новочеркасске. А когда он не удовлетворился отставкой Грачева, и в ход пошли такие крупные фигуры из окружения Ельцина, как Барсуков, Коржаков — волновалась за него. Думалось, не простят, остановят. А ведь он как бы наш подопечный по 62-му году — у дома рядом с площадью расстрела на дереве сидел, пули мимо летели.

27 июня 1996 г., после первого тура выборов, Александр Иванович Лебедь, уже в должности секретаря Совета безопасности, выступил с коротким докладом на конференции «Союза патриотических и национальных организаций России», проходившей в Парламентском центре.

Я бросилась к нему при выходе из зала. Держа камеру на плече, успела сказать, что без его обращения к землякам в Новочеркасск не могу вернуться. Он на секунду замер, немного отпрянул на напиравшую сзади толпу журналистов и поклонников, и скомандовал: «Женщину ко мне в машину!».

С цветами, в окружении массы людей, Лебедь вышел из Парламентского центра. Охранники, оттеснив ретивых моих коллег, усадили меня на заднее сиденье его машины. Он сел рядом. Не выключенная камера лежала на моих коленях, и я осознавала ценность этих минут поездки по Москве. Попросила разрешения снять его. «Снимай!» — спокойно ответил.

В Совет Безопасности входила за его широкой спиной. «Женщина со мной», — коротко бросал на входе. А в кабинете как бы ждал: «Чего же ей от меня надо?». Я отказалась от предложенного чая, в его манере бросив: «Работаем!». Глядя в камеру на моем плече, Лебедь обратился к новочеркассцам, призвав их голосовать за Ельцина. В этот же день с помощью Сергея Шаповалова, тогда работавшего в Администрации Президента, материалы ушли в наш «красный» по результатам первого тура город.

И еще одна встреча с Лебедем была в эти дни между первым и вторым туром президентских выборов. После одной из пресс-конференций его пресс-секретарь пригласил нас — меня, хабаровское телевидение и представителей телекомпании Российского общенародного движения на отдельную встречу. Лебедь, отвечая на вопросы, сказал: «В Москве и области устроим тренировочный полигон по борьбе с преступностью, а потом и до Ростова-папы очередь дойдет».

На вопрос, возможно ли на государственном уровне признание Новочеркасска, как особого города — казачьей столицы, ответил — Да».

На третий вопрос о связи выдвигаемого им генерала Родионова с разгоном саперными лопатками демонстрации в Тбилиси горячо принялся защищать генерала. Объяснил, что люди были задавлены толпой, погибли от удушья, а Родионов стал «козлом отпущенья» властей и партийного руководства.

После интервью у меня состоялся разговор с Лебедем о событиях 1962 г. Попросила его помочь в получении документов из Генеральной прокуратуры по завершившемуся уголовному расследованию, вручила письмо. Его слово открыло двери и сейфы этого заведения — вскоре я получила доступ к материалам следствия.

Эта встреча с Лебедем была 2 июля, накануне голосования. На следующий день было очередное мое выборное дежурство в штабе поддержки Ельцина, который находился в здании бывшего ИТАР-ТАСС.

Было очень интересно. На глазах раскручивалась интрига решающей схватки, шли прямые эфиры, вокруг бродили люди со знакомыми лицами, одно перечисление имен которых заняло бы полстраницы. Потом была победа, фуршет и конец ночи, переходящий в утро.

От тех встреч остались аккредитационный билет, две видеокассеты со съемками и множество фотографий.

После приезда в Новочеркасск навестила мать Лебедя — Екатерину Григорьевну. Разговор наш был долгим. Остались ощущение теплоты и восхищение этой мужественной женщиной. День и ночь болит у нее душа о сыновьях — думает о них, тревожится. Да и самой нелегко — разные слухи, мнения доходят.

У Екатерины Григорьевны две отличительные черты: скромность и гордость. Не надо ей никакой славы, не привечает она журналистов, живет в обычном стареньком домике. Плоховидящая, отказалась от инвалидности, сама ходит в магазины, управляется по дому. Руки уже как бы «видят». А через дорогу перевести, либо в кассе рассчитаться — людей попросит. На все уговоры и предложения помощи «Я сама!» — отвечает. Всю жизнь работала, с больными мужем и матерью управлялась, детей поднимала. Хотел собес помощницу прикрепить — отказалась.

И в последующие годы я навещала Екатерину Григорьевну. Узнает по голосу, привечает, о жизни спросит, посоветует по-мудрому.

После поездки в Москву было определенное удовлетворение. Кроме журналистской работы, за месяц удалось сделать еще очень много. Чего стоит хотя бы подписание Ельциным Указа по новочеркасским событиям. Тогда, в первые дни июня, приехав в Москву, я пыталась созвониться с нашим постоянным куратором из Комиссии по реабилитации при Президенте РФ Копыловым. Но Александр Терентьевич находился в отпуске. А дело не терпело отлагательств, так как планировалась предвыборная поездка Ельцина на Дон с посещением Новочеркасска, и приехать ему туда с пустыми руками было никак нельзя. Да и сколько можно было уже выносить все эти многолетние проволочки, вследствие которых так и оставались не реабилитированными осужденные по самому строгому приговору. Я осознавала важность и возможности этих дней и в последнем рывке, используя ситуацию, спешила исправить ошибки власти. Делать это пришлось в самом буквальном смысле.

Все-таки прорвавшись в Администрацию Президента на Ильинке, объяснив и пояснив, какой позор все эти проволочки и конъюнктурные колебания и придется, мол, снова выходить на международную общественность и т. п., я получила прямой ответ: «Что вы хотите? Садитесь и пишите!». «Что писать?» — «Проект Указа Президента».

До сих пор храню эти листки, где зелеными чернилами спешила обозначить основные мысли: пенсии раненым, памятник погибшим, и музей живущим и потомкам. Хорошо зная все подводные камни и специфику Музея истории донского казачества, где-то поддавшись личным оценкам и эмоциям, записала-подчеркнула: «общественный Музей Памяти», подразумевая его под эгидой Фонда Новочеркасской трагедии. Через несколько дней, 8 июня 1996 г., этот Указ был подписан В. Ельциным и с ним он приехал в Новочеркасск.