— Аккала спасла твою жизнь, — покачала головой волчица. — И именно ей ты должен, не мне.

— Ну и что? Не призови ты богиню, я был бы все равно, что мертв. Хоть и жив. Спасибо. Если понадобится что-нибудь, что в моих силах... Только попроси.

Жрица внезапно отвела взгляд, и я испугался, что... не знаю, чего я испугался, но все равно. Испугался.

— Жрица?

— Все хорошо. Спасибо, — она обернулась и коснулась лапой моего плеча. — Отдыхай, Христофор. А мне пора.

Перевод — Рэдгерра, Дремлющий.

Литературная правка — Дремлющий.

¹⁶ На самом деле почти 1400 фунтов (~625 кг).

Год 706 AC, конец марта, Цитадель Метамор

— Он здесь, здесь!! — тоненький голос Бернадет заставил леди Кимберли поднять голову от вышивки. — И он, и ящер и с ними совсем дикий медведь!

Конец марта выдался теплым и солнечным. С высоких башен, со стен и крыш днем уже вовсю капало, а залежи снега остались только в самых тенистых углах внутренних дворов. Даже сама Цитадель потихоньку начала меняться — бесследно исчезли вторые двери; стекла в окнах стали одинарными; полы, исправно гревшие все помещения зимой, похолодали... Весна.

— Кто он? — крыса-морф воткнула иглу в клубок и неторопливо, как пристало леди, обернулась. — Детта, отдышись и расскажи толково.

— Он... — молоденькая мышка-морф несколько раз глубоко вдохнула и наконец выговорила: — Маттиас!

— Ох! — уронив катушку с нитками, Ким прижала лапы к сердцу.

— Они сейчас у Криса в комнате! И оба сердито что-то говорят, а медведь лег и ни в какую, а они его тащить пытаются, а он просто лег и все! А медведь вовсе на Христофора не похож, и большой какой! А вы пойдете туда? Маттиас усталый, и на медведя ругается! А тот лег, и задремал! Правда он симпатичный? Он обнимет вас, и прижмет к груди, а потом отведет в свою маленькую норку...

Поднимая катушку, Кимберли раздумывала — с чего бы какой-то, пусть даже и симпатичный, но дикий медведь должен прижимать ее к груди, а потом вести в свою «маленькую норку»... прежде чем поняла, что речь уже идет о Маттиасе.

— Детта, глупенькая, о таких вещах вслух не говорят, — улыбнувшись, она отложила нитки на подставку для вышивания и повернулась к служанке. Нанятая перед самым зимнепраздником фермерская дочка была такой милой и непосредственной, какими бывают крестьянские дети, не испорченные образованием. Пожалуй, иногда даже немного чересчур непосредственной, но старательной и усердной.

— Ой... — мышка вздохнула и шмыгнула носом, — извините, ваша милость... но ведь правда, прижмет?!

— Может и прижмет, — строго посмотрев на девушку, Ким кивнула на сундук. — А сейчас подай мне чистое платье. То, зеленого бархата... Или может синее? — она замерла на месте, засомневавшись. — Нет, подожди, синее слишком праздничное... у зеленого подол обтрепался... как же быть? Ах, Эли укажи мне путь...

— Ваша милость, ваша милость, у вас же еще есть коричневое блио, и тот шелковый халат... это, кимомо!

— Но коричневое такое блеклое... а кимоно, оно, оно... — Кимберли вдруг поняла, что смущается и краснеет ушками, как девчонка. Она встряхнула головой и твердо сказала: — Нет, кимоно не для коридоров Цитадели! Я одену... синее. То самое, которое помог мне перешить Маттиас. Я одену его для него!

— Ах, ваша милость, — вздохнула мышка, расправляя складки на драгоценном синем бархате. — Как же вам повезло с кавалером! Он такой, такой...

«Элегантный, — улыбнулась Ким, поворачиваясь перед зеркальцем. — Он самый лучший, настоящий джентелькрыс! И он любит меня!»

Бернадетт отложила зеркало и обошла хозяйку по кругу, щебеча восторженные благоглупости:

— Ах, какая прелесть, вы так хорошо в нем смотритесь... Теперь лишь бы он заметил, мужчины такие невнимательные!

— Только не Чарльз, — Кимберли покачала головой, всё еще глядя в зеркальце. — Чарльз заметит.

Она покружилась на месте, заставляя пышные подолы приподняться.

— Ваша милость, ваша милость, — захлопала в ладоши мышка. — А цепочка?!

Кимберли взглянула на обитый черным бархатом футляр. Серебряная цепочка эльфийского плетения и рубиновая камея, передавались в ее роду из поколения в поколение...

— Да. Одень мне ее.

Серебристый металл, коснувшись светлого меха на груди, вызвал к жизни целый поток воспоминаний. Прошлое... ушедшее и невозвратимое. Отец, нелюбимый муж, заботы о баронстве, об урожае, о деньгах... А потом, потом, когда все устроилось, утряслось — пришла скука. Хотела бы она вернуться назад, в те дни? Пожалуй, все же нет. После того, как лорд Боб, исполняя поручение его светлости, лорда Хасана, избавил ее от забот о доставшихся от отца и мужа землях, наняв хорошего управляющего, жить стало куда проще. И говоря честно, беззаботнее.

— Пора идти. Детта, приберись здесь и можешь быть свободна до завтра.

— Спасибо, ваша милость, — неумело сделала книксен мышка. — Я все сделаю, не беспокойтесь госпожа!

Придерживая лапами подол платья, Кимберли быстро (насколько позволяло достоинство леди) прошагала по коридорам и лестницам донжона. Знакомый коридор, знакомые запахи и голоса из-за приоткрытой двери:

— Ну как, как нам протащить тысячефунтового медведя, совершенно не желающего никуда идти, до пещеры жрицы?! — вопрошал ящер-морф Коперник, стоя над дремлющим прямо на полу медведем.

— Может, позовем жрицу сюда? — Маттиас поднял взгляд и, увидев Кимберли, просиял. Грязный, взлохмаченный, с оторванным карманом на груди кожаной куртки, крыс бросился вперед, чтобы обнять ее, но вовремя остановился, ограничившись только приветственным обнюхиванием и лизанием лапки.

Сжав и погладив его напряженные до дрожи лапы, Ким не стала сдерживать естественного любопытства:

— Что случилось? Как вы сюда попали? И зачем вам Жрица?

Коперник вздохнул и, указав на черный камень, крепко прилипший к лапе медведя, рассказал суть дела:

— ... порвав цепочку монокля, мы активировали переносящее заклинание и оказались в его комнате. Теперь осталось только доставить беднягу к Жрице. Но как это сделать, ума не приложу.

— А что Христофор любит? В смысле, любит покушать?

— Да как бы... — Маттиас развел лапами, Коперник смущенно потупился и ответил: — Мы не особенно-то с ним общались, не очень-то. Не больше остальных. А зачем вам?

— Баронессам, живущим в глубокой провинции, зачастую приходится решать проблемы куда как приземленные и весьма непростые, — улыбнулась Кимберли. — Однажды нам нужно было перевести капризную свинью из одного загона в другой. Тоже непростая задача... но мы справились, поманив свинюшку ее любимым лакомством. Так что любит Крис?

— Пряники, — ухватившись лапой за полуоторванный нагрудный карман, выдал Маттиас. — Медведь любит медовые пряники. Он мне карман оторвал, добираясь. Но, сколько же их будет нужно? До пещеры далеко.

— Одно хорошо, — ухмыльнувшись, Коп шагнул к двери. — Сколько бы их ни было, в его желудок войдут все! Хоть целый тазик! Будут нам пряники!

Проводив взглядом ящера, Ким внимательно осмотрела Маттиаса. За время похода... он изменился. В глазах появился лихорадочный, почти безумный блеск, движения стали резкими, какими-то жесткими, а признаки сильного нервного напряжения — множество непроизвольных, полубессознательных движений, сжатые кулаки, ходящие по скулам желваки, прижатые уши и нервно бьющийся хвост — прямо бросались в глаза.

 — Чарльз, с тобой что-то не так, — Кимберли вновь взяла его за лапы и заглянула в глаза. — Что происходит? Ты весь как на иголках!