— Мне не нужен ни Хилари, ни Маульт! Я и сам прекрасно поднимусь наверх, Клу. Не надо так суетиться.

Полковник Форестер встал и отвесил Трой лёгкий поклон.

— Мне ужасно жаль, что я причинил столько беспокойства.

— Ну что вы!

— Очень мило с вашей стороны… Спокойной ночи. Спокойной ночи, дорогая Крессида. Спокойной ночи, Берт. Ты готова, Клу?

Он покинул гостиную, опираясь на руку жены. Глядя им вслед. Трой подумала, что глава семьи все-таки именно полковник. Хилари пошёл их проводить.

— Поворот, как в романе, — заметил мистер Смит. — О Господи!

Крессида выбралась из кресла и обиженно протянула:

— Все только о Форестерах. Похоже, о том, что оскорбили меня, напрочь забыто. И даже неизвестно, о чем, собственно, речь, знаете ли. Любопытно, что было в записке. Ведь не могли же тётю Клумбу назвать “грешной леди”. Или могли?

— Ни в коем случае, — уверенно заявил мистер Смит.

— Я иду спать, — сообщила Крессида, шествуя по гостиной. — Только сначала постараюсь поговорить с Хилари. Наверное, я найду его наверху. Спокойной ночи, миссис Аллен.

— А ёлка? Неужели мы все так и бросим?

— Я не сомневаюсь, что Хилари сам ею займётся, когда спустится вниз. Ведь ещё совсем не поздно, правда? Спокойной ночи, мистер Смит.

— Спокойной-преспокойной, красавица. Не надо волноваться. Этот старый мир подчас бывает забавен, но какое нам дело, не так ли?

— Мне, знаете ли, так не кажется. С этими словами Крессида удалилась.

— Изумительно! — заметил мистер Смит и налил себе бокал. — Вам что-нибудь предложить, миссис Аллен?

— Спасибо, не сейчас. Вам не кажется, что все это — злой розыгрыш?

— Розыгрыш? Да не совсем… Если уж говорить о…

Тут мистер Смит умолк и метнул на Трой острый взгляд.

— Смятение чувств, а?

— Так! Вас тоже почтили вниманием, не правда ли?

— Никаких писем я не получала.

— Тогда каким же образом?

— Неважно, — сказала Трой, помнившая про своё обещание Мервину.

Ей очень хотелось, чтобы мистер Смит был не таким проницательным.

— Предпочитаете не обсуждать? Что же, ваше право. Хотя на вашем месте я бы поговорил с Хилли. Ну, ладно. День был долгим. Я, пожалуй, не прочь отдохнуть. — Мистер Смит сделал глоток из своего бокала. — Неплохо. Но лучшее впереди.

— То есть?

— Я говорю о “ночном колпаке”. Знаете, что это такое? Крепкое пиво. Да, да. Крепкое пиво с ломтиком лимона. Я всю жизнь пью его на ночь: и приятно, и iолезно. Хилли обещал, что в моей комнате найдётся все необходимое.

— Об этом позаботится Найджел?

— Да.

— Мистер Смит, какого вы мнения обо всем этом антураже?

— Простите?

— Об обстановке в Холбедзе?

— А, понял. Она достаточно своеобразна. Даже, пожалуй, эксцентрична. Но в этом весь Хилли. Нет, если бы он окружил себя громилами, ворами, шулерами и тому подобное, я бы решительно высказался против. Но убийцы, причём ставшие ими лишь раз под воздействием обстоятельств, — это совершенно иное дело.

— Мой муж такого же мнения.

— А ему виднее, не так ли? Зато Альфред Маульт придерживается совершенно противоположных взглядов. — Он не доверяет остальным слугам?

— Он их на дух не переносит. Он принадлежит к классу суперснобов: слуга солдата, который считает, что все должно быть исключительно респектабельно и правильно. Уж я-то знаю. Я сам из низов. Для Маульта прочие слуги — подонки общества. Он ни в коем случае не замарал бы себя пребыванием с ними в одном доме, если бы смог заметить хоть малейшую разницу между полковником и Всемогущим Господом.

Мистер Смит опустил пустой стакан, вытер рот и подмигнул.

— Неплохо. Знаете что? Вам непременно надо будет как-нибудь заглянуть ко мне. Попросите Хилли завезти вас. У меня найдётся пара интересных вещиц. Я не отказываю себе в удовольствии время от времени приобрести кое-что для себя. Какого вы мнения о Блейке?

— О Блейке?

— Уильяме. “Тигр, о тигр…” — Превосходного.

— Я раздобыл один из его рисунков. — Неужели?!

— Приезжайте, и увидите.

— Спасибо. С удовольствием.

Вернулся Хилари и стал рассыпаться в извинениях.

— Что вы только должны о нас подумать! — восклицал он. — Я просто убит. Чужие трудности — это так обременительно.

— Так в чем же все-таки дело? — поинтересовался мистер Смит.

— Да ни в чем, честное слово. Разве что Крессида волнуется.

— Кошмар. Впрочем, насколько я понимаю, она уже приходит в себя.

— То есть?

— Хуже всего, когда течёт красная кровь. Впрочем, её можно стереть, только и всего.

— Дядя Берт, вы совершенно невыносимы, — беззлобно сказал Хилари, однако при этом покраснел и вытер платком лицо.

— Ладно, я пошёл наслаждаться целительным покоем. Если под дверью меня ждёт какое-нибудь грязное послание, я обязательно завоплю. Всем спокойной ночи.

Мистер Смит, насвистывая, вышел из гостиной и стал подниматься по лестнице.

— Вы ведь ещё не уходите, не так ли? — обратился Хилари к Трой. — Пожалуйста, останьтесь, иначе я решу, что вы обиделись.

— В таком случае я остаюсь.

— Боже, как вы холодны! Впрочем, это успокаивает. Вам налить чего-нибудь? Нет? А я выпью бокальчик. Мне совершенно необходимо выпить.

После небольшой паузы, занятой приготовлением напитка, Хилари продолжил:

— Вам, наверное, смертельно хочется узнать, что было в записке, адресованной дяде Блоху?

— Увы, это так. Боюсь, что…

— Право, бояться совершенно не стоит.

— Не смею сомневаться, поскольку, как я вижу, вы с трудом удерживаете улыбку.

— О, вы проницательны, не так ли? Дело в том, что дядю Блоха обозвали старой клушей в клобуке. Подразумевалась, разумеется, тётя Клу, точнее, её прозвище, которое обязано своим происхождением чуть ли не мне. Ну и плюс грязный намёк, что не всех женщин устраивают монахи. Интересно, кого же можно счесть заместителем? Маульта?

— Неудивительно, что она пришла в ярость.

— В ярость? Да ничего подобного! В глубине души она была довольна. Вы разве не заметили, как ей не понравилось, когда дядя Блох назвал записку смехотворной?

— Я вам не верю.

— Честное слово, зря. Трой фыркнула.

— Разумеется, — продолжил Хилари, — тётушка была бы в восторге, схватись дядя Блох за кнут. Только вот не знаю, какой толк от этого предмета внушения: ведь так легко удрать, оставив бичевателя описывать круги кнутовищем, как делают дрессировщики в цирке.

— Полагаю, что в данном случае к делу приступают иначе. Тут пользуются короткими взмахами, словно жокеи, и продолжают, пока кнут не сломается пополам, чтобы торжественно швырнуть обломками в жертву.

— О, похоже, вы прекрасно разбираетесь в подобных вещах!

— Это всего лишь предположение.

— Однако, знаете ли, дело вовсе не шуточное. Моя дорогая Крессида ужасно огорчена. Она действительно обижена и жутко злится. Видите ли, она так и не примирилась со слугами. Она, правда, была готова терпеть их, поскольку свои обязанности они выполняют замечательно, — вы ведь с этим согласны, не так ли? Но, к сожалению, она вбила себе в голову газетную утку об одном греческом миллионере, который умер при подозрительных обстоятельствах, благодаря чему все его слуги получили возможность вернуться в Англию — а к этому они якобы давно стремились, — при чинах и деньгах. Теперь она твёрдо убеждена, что записку ей послал Найджел, и горит желанием вышвырнуть его вон.

— Но вы ведь не считаете, что это Найджел?

— Сомневаюсь, чтобы он мог оказаться таким ослом.

— Однако…, извините, но вы сами рассказывали, что он из тюрьмы был переведён в сумасшедший дом.

— Он так же здоров, как вы или я. Он совершенно излечился. Я, конечно, признаю, что записка выдержана полностью в его духе, но тем не менее я уверен, что это сделано для отвода глаз.

— Вот как? — задумчиво проговорила Трой.

— Именно. Точно так же записка, полученная дядей Блохом, бьёт прямиком в Казберта, который осуждён за убийство любовника своей жены. Вы, наверное, не в курсе, но последней каплей, по-видимому, стали для него слова “клобук нацепи”.