— Кто сделал это с обдуманной злобой? — спросил он Найджела.
— Вы меня лучше не трогайте! Не становитесь между мстителем и его гневом, иначе горе всем нам!
— Никто вас и не трогает, — совершенно справедливо заметил Аллен. В комнате стояла мёртвая тишина.
— Ну, Найджел, кто же?
— Он. Он, исторгнутый гневом Всемогущего.
— Маульт?
— Совершенно верно, — сказал Найджел.
С этого момента Аллену стало необычайно трудно вести дознание. Найджел замкнулся в зловещем молчании, остальные решительно уклонялись от выражения любого мнения, о чем бы Аллен ни спросил. Только Казберт подчеркнул, что именно Маульт, насколько им известно, поставил скипидар на дверь, и ещё раз покрутил пальцем у виска, когда Найджел громко вставил:
“По злобе!” Аллен спросил, действительно ли Маульт отличался злобой или мстительностью. Остальные сделали вид, что совершенно не понимают, о чем идёт речь. Тогда Аллен решил рискнуть. Он спросил, известно ли им об анонимках, найденных в комнатах Крессиды Тоттенхейм и супругов Форестеров, а также о мыльном растворе в пиве мистера Смита.
Поначалу все решительно отрицали свою осведомлённость, и лишь постепенно Аллену удалось добиться того, что они знали, что Крессида громко возмущалась, мистер Смит поносил Найджела на все корки, а Маульт “упоминал” об инцидентах.
— Когда? — поинтересовался Аллен. Никто, похоже, не помнил точно.
— Где? — был следующий вопрос. Этого тоже не помнили.
— Не здесь ли вчера утром?
Они явно переполошились и растерялись.
— Как?… — начал было Найджел и застыл с открытым ртом. Остальные в ярости уставились на него.
— Вы хотели спросить, как я догадался? — сказал Аллен. — Ваша беседа, очевидно, была чересчур бурной. Её слышали. И, похоже, в результате Маульт вылетел через эту дверь. Вы обвинили его в том, что он подстроил все это вам назло, не так ли?
— Нам незачем отвечать, — бросил Винсент. — Это не мы говорим. Это вы утверждаете. Мы имеем право не отвечать.
— Спокойнее. Вы все не любили его, верно? Это очевидно. Он вам не нравился из-за своего поведения.
— Даже если это и так, сэр, — проговорил Казберт, — это ещё не причина подозревать, что остальные слуги имеют какое-либо отношение…
Его хорошо поставленный голос дрогнул, и Казберт, нетерпеливо махнув рукой, закончил:
— …к его поступкам или его исчезновению.
— Полностью согласен.
— Мы были сами по себе, сэр, а Маульт сам по себе, шёл своей дорогой.
— Вот именно. Вопрос в том, куда?
— Простите за вольность, сэр, — сказал Казберт, — но это ваши трудности. Нас они не касаются.
— Разумеется, — подтвердил Аллен. — Иначе, знаете ли, я не стал бы попусту терять время, пытаясь лбом прошибить стену. Итак, подведём итоги. Никто из вас ничего не знает или не готов обсуждать вопросы об анонимках, скипидаре, мыльном растворе и картонке в окне. Никто не желает распространяться о ссоре, которая была в этой комнате вчера утром. Кроме замечания Найджела о том, что Маульт впал в грех, а точнее, пил запоем, вам нечего предложить. Вы понятия не имеете о том, куда он исчез, и, похоже, вам нет дела до того, жив он или мёртв. Верно?
Глубокое молчание.
— Верно. Я надеялся найти с вами взаимопонимание. Но вы ведёте себя настолько глупо, что более идиотское поведение трудно себе представить. Не знаю, как вы будете выбираться из положения, в которое себя поставили. Спокойной ночи.
3
Рейберн в холле уже начал терять терпение, добиваясь толку от полицейских собак. Пёс Франт, который с понимающим видом сидел, высунув язык, рядом с проводником, взял два отдельных следа из гардеробной в прихожую и обратно, точно в соответствии с предполагаемыми передвижениями друида. И все. Попытки внутри дома ни к чему не привели. Оставалось только, как объявил Рейберн, признать уже известный факт, что Маульт вышел из комнаты и вернулся в неё. Третий раз в дверь, ведущую в прихожую, он не входил, если только не переобулся в чужую обувь или если его не вынесли.
— Попробуйте шлёпанец из комнаты Маульта, — посоветовал Аллен. — Посмотрим, что получится.
— Я что-то не улавливаю, — признался Рейберн. Аллен стал объяснять. Рейберн уставился на него, пытаясь уловить суть.
— Понятно. Да, теперь понимаю.
Доставленный шлёпанец предложили вниманию Франта, который обнюхал его должным образом. В прихожей и во дворе пёс, вежливо помахивая хвостом, приступил к выполнению своих обязанностей, но безрезультатно. Второй пёс. Мак, тоже не проявил ни малейшего энтузиазма. Однако в гардеробной обе собаки развили бурную деятельность, но не обращали ни малейшего внимания на меховые сапоги и пол возле полки с зеркалом. — Что ж, — прокомментировал Рейберн, — мы и без того знали, что он был здесь, верно? Не только когда готовился к выступлению, но и раньше, когда осматривал комнату для полковника. Тем не менее готов побиться об заклад, что вы правы. Что дальше?
— А дальше, боюсь, нам придётся заняться свалкой, в которую превратилась бывшая оранжерея, Джек. Какие пока результаты?
— Такие, каких и можно было ожидать при подобных условиях. Ребята сделали все, что могли, но, если он там где и валяется, можно раз десять пройти мимо и ничего не заметить. Кстати, там уже шаталась банда этих домашних убийц?
— Так говорят. С вилами и лопатами. Поручусь, что они там вытоптали все не хуже стада динозавров. Думаю, нам надо сделать вылазку. В конце концов, нельзя исключать возможность, что он получил удар по голове и был оглушён.
— А потом вышел, не сознавая, что делает, и потерял сознание?
— Вот именно. Подождите, я схожу за плащом.
— Вам понадобятся и резиновые сапоги.
— Посмотрите, нет ли подходящей пары в другой гардеробной, хорошо? Я не задержусь.
Взяв в своей комнате плащ и вполне бесполезную при такой погоде шляпу, Аллен заглянул к жене. Он с удивлением и без особого восторга обнаружил там Крессиду в зеленом брючном костюме в обтяжку и с неимоверным количеством оборок.
— Посмотрите, кто пришёл! — воскликнула Крессида, хлопнув у себя над головой в ладоши. — Мой любимый мужчина! Привет, сердцеед!
— Привет, лгунья, — спокойно парировал Аллен.
— Рори! — укоризненно произнесла Трой.
— Извини.
— Что за манеры, тигр джунглей, — протянула Крессида. — Но я не обижаюсь. Все это складывается в один, к сожалению, скучный образ. Вы грубиян, который своим поведением разрушает все, чего достиг. Трой громко расхохоталась и опросила:
— Вы часто используете лобовые атаки?
— Только в том случае, дорогая, когда меня побуждает к ним грубость. Вы почувствовали себя задетой?
— Нисколько.
— Не знаю, насколько я ослепителен в качестве грубияна, но я убегаю, Трой.
— Я так и поняла;
— Не обращай внимания на суету, которая поднимется у тебя под окнами.
— Хорошо.
— Мы тут причёсываемся и чистим пёрышки, — сообщила Крессида. — Здесь так уютно.
— Я уже понял. Кстати, мисс Тоттенхейм, пока я не забыл: что у вас было на ногах, когда вы помогали Маульту гримироваться в гардеробной?
— На ногах? — переспросила она, немедленно предъявив ему ножку в блестящей туфельке. — Я была в открытых позолоченных сандалиях, мистер Аллен, и с золотым педикюром, что так шло к моему золотистому костюму.
— Прохладно, — заметил Аллен.
— Мой дорогой… Полярный Медведь! Я как раз собиралась сказать вам, что спрятала десять своих поросяточек в меховые бахилы дяди Блоха.
— Черт!
— Разве? Но почему?… Дорогая! — после нескольких секунд раздумья подмигнула Трой Крессида. — Все дело в записке, не так ли? Эти ужасные псы! Я забила собой запах ног мистера Маульта. Признавайтесь!
— Это было до представления?
— Ну конечно! И я уверена, что его следы забили мои. А вдруг аромат моей кожи оказался более стойким?
Проигнорировав последнее замечание, Аллен направился к двери, но резко остановился.
— Чуть не забыл. Когда именно вы поднялись по лестнице?