Мистер Смит ответил не сразу. Аллен смотрел на него и спрашивал себя, как выразить впечатление об этом человеке одним словом. Какой он? Проницательный? Непроницаемый? Таинственный? В форме головы, едва прикрытой прядками тёмных волос, маленьких ясных глазах и сжатых губах угадывался характер хищника. Жёсткий человек. Или это предубеждение? Интересно, какое бы мнение он составил о мистере Смите, если бы вообще ничего о нем не знал?

— Уверяю вас, — повторил Аллен, — мне будет крайне интересно, С этими словами он уселся в одно из кресел у камина.

Мистер Смит пристально посмотрел на него, достал свой портсигар, затем сигару и сел в другое кресло. Если бы кто-нибудь вошёл сейчас в холл, он принял бы их за ожившую иллюстрацию из рождественского журнала.

Мистер Смит тщательно обрезал кончик сигары, снял обёртку, прикурил от золотой зажигалки и сделал несколько затяжек.

— Начнём с того, — сказал он, — что мне нравился Альфред Маульт.

Последовал краткий, но удивительный рассказ о странном знакомстве. Мистер Смит знал Маульта с тех самых пор, как молодой Хилари поселился у Форестеров. Старая вражда давно умерла, и мистер Смит регулярно являлся на воскресный ланч. Иногда он приходил слишком рано, когда Форестеры ещё не возвращались из церкви, и тогда Маульт проводил его в кабинет полковника. Сперва Маульт держался исключительно официально, не доверяя персоне своего класса, поднявшейся по социальной лестнице. Однако постепенно его предубеждение таяло и между ними был заключён союз: чистосердечный, как понял Аллен, со стороны мистера Смита и малость вынужденный — со стороны Маульта. Мистер Смит превратился в человека, с которым Маульт мог посплетничать. А сплетничать он любил, хотя никогда не обсуждал полковника, которому был предан до глубины души.

Нет, он мог сказать, что некие личности эксплуатируют полковника, о вероломстве торговцев и долго обсуждать кошмарность женской прислуги. Последняя тема всегда вызывала у него приступы раздражения, близкие к ревности.

— Он вообще был ревнивым типом, — сказал мистер Смит и замолк, явно ожидая реакции собеседника.

— И по этому поводу не любил принятого в семью племянника?

— Хилли-то? Да так… Пофыркивал, когда тот опаздывал к столу. Не больше.

— Не возмущался им?

— Не в большей степени, чем любым, кто осмеливался нарушать привычный уклад, — быстро ответил мистер Смит. — Он вообще был образцом уставного порядка. Но черт меня побери, если…

Мистер Смит замялся.

— Если?

— Если он стал бы слушать хоть слово против мальчика, — отрезал мистер Смит.

— А мисс Тоттенхейм? Насколько она уживалась с Маультом?

— Очаровательная девочка? Я ведь говорю о событиях двадцатилетней давности. Сколько ей тогда было?… Три? Я ни разу её не видел, только слышал о ней. Она была ребёнком какой-то семьи, оставшейся без гроша и остро нуждавшейся в деньгах. Зато подходящего класса. Альфред говорил о ней только в самых восторженных тонах, и, должен сказать, результаты оправдали его ожидания.

По лицу мистера Смита скользнула неприметная тень и тут же исчезла.

— Лакомый кусочек, — закончил он.

— Маульт говорил что-нибудь о помолвке?

— Он же человек. Или, похоже на то, был. Он сразу заявил, что Хилли — большой счастливчик, и не потерпел бы никаких возражений. А все потому, что в девочке принимает участие сам полковник. Высший авторитет в глазах Альфреда, который не может ошибаться. Кажется, её отец погиб, спасая полковнику жизнь, что, соответственно, сразу возвело его в ранг героев. Вот так.

— Вы сами одобряете эту помолвку?

— Она пока официально не объявлена, не так ли? В целом, да. Знаете ли, Хилли своего не упустит — ни в торговле, ни в прочих отношениях. Он сразу понимает, какой кусочек лакомый. Пусть себе разыгрывает избалованную красавицу. Хилли справится, это уж точно. Да. — Мистер Смит поглядел на тлеющий кончик своей сигары. — Уж я-то знаю Билл-Тосменов. С причудами. Себе на уме. Эксцентричны. Щепетильны и знают, как доставить себе удовольствие. Но Хилли не станет потакать чужим причудам, будьте уверены. Ни в работе, ни в развлечениях. Ей придётся быть хорошей девочкой, и, как я понял, она отлично это знает.

Аллен немного помолчал, затем осторожно сказал:

— Не вижу причин скрывать от вас одно обстоятельство, а именно: есть мнение, что за розыгрыши, если их можно так назвать, должен бы отвечать Маульт.

— Слышать не желаю такой чепухи! — вскричал мистер Смит. — Чтобы Альфред налил мне мыла в пиво?! Да никогда! Мы с ним были приятелями, ясно? Так пошевелите мозгами!

— Он не любил местных слуг, верно?

— На все сто. Он считал их отребьем, каковым они и являются. Но это ещё не значит, что он стал бы корябать всякие глупости и делать пакости. Только не Альфред Маульт!

— Вы могли не слышать о других инцидентах. Например, о “детской ловушке” в манере Мервина, расставленной на мою жену.

— Ого! Я так и думал, что тут нечисто.

— Да? Представление, последовавшее сегодня вечером, было значительно хуже. Кто-то заклинил окно в комнате полковника — уже после того, как Найджел сделал вечерний обход, но прежде, чем полковник пошёл спать. От усилий открыть окно у него начался приступ.

— Ага! Бедняга полковник. Ещё один приступ! Но уж тут Маульт ни при чем!

— А кто, по-вашему, при чем?

— Найджел. Все просто.

— Нет, мистер Смит. Не Найджел. Он закрыл окно как раз в тот момент, когда я вошёл в комнату, а затем помчался вниз по лестнице, оплакивая собственные беды.

— Значит, вернулся.

— Не думаю. Слишком маленький промежуток времени. Мы, конечно, постараемся узнать, кто именно был в той части дома после ухода Найджела. И если кто-нибудь может…

— Помочь полиции в исполнении её долга, — подхватил мистер Смит.

— Именно.

— Я не могу. Я был в библиотеке вместе с Хилли.

— Весь вечер?

— Весь вечер.

— Понятно.

— Слушайте! Все эти анонимки, мыло, ловушки — это же абсолютно безмозгло, верно? Никому в здравом уме такое и в голову бы не пришло, так? Выходит, где подходящий типаж? В этом доме — только один, да и возможности у него как раз были. О заклиненном окне я не говорю. Тут он, может, и ни при чем. А все остальное — очевидно!

— Найджел?

— Конечно! Должно быть. Мистер хлюпающий Найджел. Который каждый божий день то психует, то нет. А заодно подбрасывает анонимки и подмешивает мыло в пиво.

— С заклиненным окном мы разберёмся.

— Вот как?

— Безусловно.

— Ага! Вы догадываетесь, кто это сделал, не так ли? Ну же!

— У меня есть одна идея.

— Разумеется, блистательная, а? — подначил Берт Смит.

— Мистер Смит, — проникновенно сказал Аллен, — я никак не могу понять, зачем вы так старательно придерживаетесь в разговоре своего оригинального стиля выражаться? Если только это действительно ваш оригинальный стиль. Или это, простите, всего лишь способ самолюбования? Попытка показать, что Берт Смит действительно Берт Смит? Извините. Конечно, мой вопрос не имеет ничего общего с делом. Я не имел права его задавать, но просто не в состоянии разрешить этой загадки.

— А вы довольно странный коп, — сказал мистер Смит. — К чему вы ведёте? В какую игру играете? Нет, вы действительно очень странный.

— Ну вот! Вы обиделись. Прошу прощения.

— Кто говорит, что я обиделся? Во всяком случае, не я, верно? Да уж ладно, профессор Хиггинс. Пусть так. В нашем деле мне постоянно приходится сталкиваться с мошенничеством, согласны? С барахлом, которое пытаются выдать за классную вещь. И я знаю массу типов, которые добрались до вершины, как и я, с самого дна. Но они корчат из себя аристократов. Картавят. Принимают позы. И не проводят никого, кроме самих себя. В “Кто есть кто” они все равно лица, получившие “частное образование”, а когда теряют голову, мигом скатываются обратно до разносчиков. Это не для меня. Я есть я. Уроженец Дептфорда. Воспитанник сточной канавы. Ноя!