В три часа состоялась репетиция у ёлки.

Продумано все было очень тщательно. Гостям предстояло собраться в библиотеке, поэтому неоконченный портрет и все прочее на время перенесут в кабинет Хилари. Винсент с зонтиком и очаровательными саночками в стиле барокко, доверху нагруженными подарками, будет ждать на улице у окна гостиной. В восемь часов раздастся запись перезвона рождественских колоколов, и дети попарно направятся из библиотеки по коридору в гостиную, где их встретит сверкающая в темноте ёлка. Взрослые войдут после детей.

Когда все гости соберутся в гостиной, полковник Форестер в костюме друида тихонько выскользнет из соседней небольшой комнаты (Крессида поможет ему там переодеться) и через дверь проникнет в прихожую, а оттуда на заснеженный двор. Дальше дело за Винсентом, который обеспечит, чтобы прозвучали записанные на ленте колокольчики, храп оленей и крик “Хэй!”. Казберт и Мервин немедленно распахнут изнутри французское окно, и полковник торжественно вступит через него вместе с санками, предусмотрительно снабжёнными незаметными колёсиками. В его задачу входит совершить круг почёта у ёлки, избавиться от груза, молча поклониться аудитории, сделать пару эзотерических жестов и кануть в забвение, для чего он должен как можно быстрее вернуться со двора обратно в комнату, где Крессида поможет ему избавиться от бороды, усов, бровей, парика, сапог и золотого облачения. Затем полковник незаметно смешается с остальными гостями.

Репетиция не обошлась без недоразумений, возникавших большей частью по вине самого полковника, который пришёл в чрезвычайное возбуждение. Трой даже встревожилась за него, а миссис Форестер, не обратившая ни малейшего внимания на слабые протесты полковника против её присутствия на репетиции, махнула Хилари, чтобы он немедленно остановил сумасшедшую беготню вокруг ёлки, если он действительно рассчитывает на выступление полковника нынче вечером. Иначе, грозно предупредила тётя, она не отвечает за последствия. Затем она решительно увела мужа наверх отдыхать, проследив, чтобы полковник поднимался по лестнице медленно и останавливался на десять секунд на каждой пятой ступеньке.

Крессида, ходившая с самого утра с совершенно расстроенным видом, подошла поближе к Трой, откуда было удобнее наблюдать за медленным изгнанием будущего друида.

Полковник попросил их не беспокоиться, и Крессида предложила Трой пойти отдохнуть в будуар.

— Знаете, — начала она в будуаре, — бывают моменты, когда Холбедз кажется мне сумасшедшим домом. Местом для шизофреников. Нечто такое бесконечно длящееся. Мы проходили это на занятиях органическим экспрессивизмом.

— Органический экспрессивизм? Что это такое? — спросила Трой.

— Ну, так просто не объяснишь. Нельзя сказать, что он о том-то и о том-то. Просто органический экспрессивизм является совершенно особым ощущением для каждой из нас и опять-таки особым, но иным ощущением для каждого в аудитории. Он заключается в надежде вызвать спонтанное эмоциональное переживание. Зелл — наш директор, то есть не директор в прямом смысле, а источник, вдохновитель, — он придаёт огромное значение спонтанности.

— Вы член труппы?

— Нет. Ведь мы с Хилари собираемся пожениться в мае, так что нет особого смысла вступать, не правда ли? К тому же сейчас перерыв в представлениях.

— А что вы делаете во время спектаклей?

— Сперва я просто двигалась по сцене, стараясь обрести внутреннюю свободу, а затем Зелл предложил разрабатывать принцип Инь-Янь. Знаете, взаимодействие мужского и женского начал. Этим я и занялась. На левой ноге у меня была сетка, изображающая брюки, а к левой щеке плотно клеилась зелёная прядь капроновых волос. Кстати, терпеть не могу сандарака. Представляете, как это неприятно на коже? Зато прядь вызывала ассоциации с водорослями, что через эротические ощущения обеспечивало успешный контакт.

— А что ещё на вас было?

— Ничего. Знаете, зрители принимали меня просто потрясающе. Кстати, благодаря опыту с искусственными волосами я смогла заняться бородой дяди Блоха. Она в полном порядке. Её осталось только надеть.

— Надеюсь, он будет чувствовать себя хорошо.

— Я тоже. Хотя он, конечно, перевозбудился. Он потрясающий, правда? Хотя нет. Самая потрясающая здесь я. А он самый-самый. Понимаете? Только боюсь, что тёте Клу я не смогу угодить.

Продолжая нести чепуху, Крессида бесцельно бродила по изящному будуару, вертя в руках то одну, то другую вещицу.

— Вы знаете, сегодня в кухне была ссора, — неожиданно сообщила она.

— Не слышала.

— В некотором роде из-за меня. Киски-Ласки жаловался на меня из-за своих, кошмарных кошек, а остальные смеялись над ним и… Я точно не знаю…, но все это как-то переросло в скандал. К тому же вмешался Маульт. Они все его просто не переваривают.

— Откуда вам это известно?

— Слышала. Хилли попросил меня взглянуть на цветы, а они находятся в комнате рядом с так называемой гостиной для слуг. Вы не представляете, что там творилось! Просто рёв стоял. Я спрашивала себя, не сообщить ли об этом Хилли, но тут услышала, что в коридор выскочил Маульт. Уходя, он крикнул остальным: “Собачья свора! Головорезы недоделанные!” Ну и так далее. А Казберт взревел, словно бык, чтобы он проваливал побыстрее, пока цел. Я все передала Хилли и думала, что он уже рассказал вам. Вы ему очень нравитесь.

— Он ничего не говорил.

— Во всяком случае, я не собираюсь выходить за него замуж, пока в доме такая обстановка. Это же бред! Не для меня! Если бы вы слышали! Знаете, что сказал Казберт? Он сказал: “Ещё раз вякнешь, и я тебя урою”.

— Я не совсем поняла.

— По-моему, это похоже на угрозу убить. Да, да. Именно так.

С этого момента Трой начала тревожиться по-настоящему. Она взглянула на себя как бы со стороны: слабая одинокая женщина, оказавшаяся среди незнакомых людей в напыщенно-роскошном доме на отшибе, который обслуживают бывшие убийцы. Нравится ей эта ситуация или нет, но с ней приходится мириться. Трой от всей души захотелось оказаться сейчас в Лондоне, чтобы встретить Рождество одной или с кем-нибудь из надёжных друзей, которые так сердечно её приглашали.

Портрет был почти завершён. Можно сказать, совсем завершён. Вероятнее всего, что на этой стадии самое мудрое — это немедленно убрать его подальше от художника. Обычно подобную услугу оказывал Трой её муж, однако сейчас он находился за двадцать тысяч миль, и если не случится ничего непредвиденного, вернётся домой не раньше, чем через неделю. Краски на холсте были ещё слишком свежи для перевозки. Впрочем, можно договориться, чтобы портрет был отправлен в мастерскую попозже, и сказать Хилари, что она уезжает… Когда? Завтра? Он будет очень удивлён и почувствует, что дело неладно. Он решит, что она испугалась, и попадёт в самое яблочко. Трой действительно боялась.

Мистер Смит говорил, что собирается вернуться в Лондон послезавтра. Возможно, ей лучше уехать вместе с ним. Дойдя до такой мысли. Трой поняла, что ей немедленно следует взять себя в руки.

Она и прежде не раз испытывала в чужих домах внезапное, но всепоглощающее желание бежать куда глаза глядят, словно бы каждый нерв в её теле по непонятной причине начинал сигнализировать: “Немедленно покинь это место!” Впрочем, подобный приступ мог произойти с ней и в ресторане, если официант медлил принести меню. Может, и теперь её состояние вызвано всего лишь эксцентричностью жизни в Холбедзе? В конце концов, слуги Хилари действительно могут оказаться вполне безвредными, как утверждает хозяин, а Крессида просто преувеличивала серьёзность ссоры.

Трой припомнила, насколько спокойно отнеслись к вчерашним происшествиям супруги Форестер и мистер Смит (если не считать эпизода с мыльным раствором), и сочла себя обязанной накинуть шаль, надеть пальто и отправиться на прогулку.

Её ждали ледяной холод позднего вечера, тишина, ясное тёмное небо и сверкающий снег. Трой воспользовалась моментом, чтобы повнимательнее рассмотреть творение Найджела. Снег замёрз и приобрёл твёрдость мрамора. Найджел очень ловко управился с помощью кухонной лопатки: ему удалось достичь той чёткости и точности форм, какие редко встречаются в скульптурах из снега. Только северная сторона слегка пострадала от ветра и начинавшегося время от времени дождя. Впрочем, причинённые ими повреждения касались в основном пьедестала, точнее, покрытых снегом коробок. Трой подумала, что хорошо бы сфотографировать эту скульптуру прежде, чем она растает.