«Ровно в 12 нарком и я вошли в кабинет Сталина, — вспоминал Фитин. — Сталин, покуривая трубку, медленно прохаживался по кабинету». Увидев вошедших, Сталин обратился прямо к Фитину и предложил докладывать только суть информации — кто источники и их надежность с точки зрения преданности Советскому Союзу. Сначала Фитин коротко пересказал содержание материалов, полученных накануне из Берлина, затем почти текстуально доложил телеграмму из Хельсинки от 11 июня, добавив, что финские войска уже сосредоточиваются полукругом возле нашей военно-морской базы на юго-западном побережье Финского залива. При докладе информации из Хельсинки Фитин сказал Сталину, что «Монах» — проверенный и надежный источник. Сталин вопросов не задавал. Наступило молчание. Сталин задумался. Затем, повернувшись лицом к наркому, строго сказал:

— Перепроверьте все сведения и доложите.

Нарком ответил:

— Будет сделано!

«Я задал Фитину вопрос, — продолжал Синицын, — почему нарком по ходу сообщения Сталину не подтвердил, что преданность берлинских источников и «Монаха» не раз проверена делом и дополнительная проверка ничего нового не даст, кроме потери времени. Фитин ответил, что нарком стоял по стойке «смирно» и упорно молчал. К этому начальник разведки добавил, что его удивило отношение Сталина к докладу. По его словам, Сталин проявлял какую-то торопливость, вялую заинтересованность и недоверие к агентам и их донесениям. Казалось, что он думал о чем-то другом, а доклад выслушивал как досадную необходимость».

«Кто знает, может быть, во время доклада Сталин думал о своей «пирровой победе» над финнами в печально знаменитой кампании против Финляндии в 1939–1940 годах, вошедшей в историю советско-финляндских отношений как “зимняя война”», — предположил начальник разведки.

Отношения между двумя соседями всегда складывались непросто. Особенно в период 40-х годов, сразу после мирного договора между СССР и Финляндией в марте 1940 года. Недруги Советского Союза в Финляндии ловко использовали обиду и озлобление населения, вызванные человеческими жертвами, особенно у тех отцов и матерей в Финляндии, сыновья которых погибли на советско-финляндском фронте. Антисоветские настроения были сильны и у финских переселенцев, покинувших свои очаги и имущество на территориях, отошедших к СССР по окончании «зимней войны». Это позволяло таким прогермански настроенным политическим деятелям того времени, как министр иностранных дел Финляндии Виттинг и премьер-министр Рангель, открыто выступать тогда с заявлениями о необходимости сближения с Германией для совместной борьбы против Советского Союза. Да и само руководство СССР проявило тогда явную политическую близорукость и совершило большую ошибку. Оно воспрепятствовало вступлению Финляндии в оборонительный союз Швеции и Норвегии для совместной защиты скандинавских стран от возможной агрессии и в известной мере подтолкнуло многих политиков Финляндии на поиски сильного покровительства со стороны нацистской Германии. Обо всем этом не раз резидентура советской внешней разведки докладывала в Центр, подчеркивая, что противникам СССР удалось перед войной вызвать у финнов явную неприязнь к восточному соседу, а успехи немцев на фронтах Европы создавали для этого благоприятный климат. Делался вывод, что Финляндия, в случае нападения немцев на Советский Союз, безусловно, присоединится к агрессору, чтобы отвоевать потерянные в ходе «зимней войны» территории. Так оно и произошло.

Отсутствие деловых связей и контактов между СССР и Финляндией в годы войны отнюдь не означало прекращение разведывательных операций советской внешней разведки в Суоми. Театром таких операций против воюющей на стороне Германии Финляндии стала ее северо-западная соседка — Швеция. Изменилась и задача, которую советское руководство ставило перед сотрудниками внешней разведки, работавшими в Швеции по проблемам Финляндии. Когда Елисей Синицын приехал во время войны в Стокгольм, тогдашний посол СССР в Швеции Александра Михайловна Коллонтай спросила у него напрямик: «Как долго вы собираетесь здесь работать?»

«Время моего пребывания в Стокгольме будет зависеть от того, как скоро будет подписан договор о перемирии с Финляндией, после чего я выеду в Хельсинки к месту своей работы, — ответил первый секретарь посольства. — А сейчас маленький коллектив наших сотрудников будет прилагать все усилия для скорейшего вывода Финляндии из войны».

Однако, как бы ни было велико желание дипломатов и разведчиков добиться заветного желания и вырвать Финляндию из упряжки германской военной колесницы, сделать это удалось благодаря успехам Советской Армии. В июне 1944 года советское командование приступило к осуществлению крупной военной операции в районе Карелии. Войска Ленинградского фронта прорвали долговременную оборону финнов на Карельском перешейке и отбросили финские части в глубь Финляндии. Военно-политическое положение страны стало критическим. Даже самые преданные сторонники Гитлера в Финляндии не могли не видеть бесперспективности дальнейшего продолжения войны. В ночь на 3 сентября 1944 года финский премьер-министр Хакцель вынужден был заявить, что «ввиду изменения военно-политической обстановки для нашей страны и большого стремления нашего народа к миру, правительство Финляндии сочло своим долгом установить в возможно кратчайший срок контакт с Советским Союзом».

И тут пришла пора дипломатам и разведчикам снова общими усилиями развивать успех, достигнутый на полях сражений. Александра Коллонтай — по линии посольства, Елисей Синицын — с помощью агентуры и связей влияния расчетливо и методично подталкивали финнов к выходу из войны и перемирию. Резидентура в Стокгольме внимательно следила за тем, чтобы спецслужбы Англии и США умышленно не снижали планку ответственности правительства Финляндии за участие в войне на стороне Гитлера для того, чтобы получить односторонние преимущества в своих отношениях с Финляндией на перспективу. И на то были веские основания. Пять оперативных работников внешней разведки стокгольмской резидентуры НКГБ имели с помощью надежных источников достаточно полную разведывательную информацию о том, что еще в 1943 году правительства США и Великобритании вели в тайне от СССР переговоры с финскими представителями в Португалии о прекращении военных действий, а также о возможной помощи финских властей в случае высадки американских военных подразделений в Северной Норвегии.

Для сотрудников Коллонтай и резидентуры НКГБ в Стокгольме наступили поистине «горячие денечки».

Рано утром 10 февраля 1944 года Коллонтай пригласила к себе Синицына и рассказала ему, что один из богатейших промышленников Швеции Валленберг выезжал в Финляндию, чтобы убедить финнов начать переговоры с СССР об условиях перемирия. По возврщении из Хельсинки Валленберг сказал, что вскоре в Стокгольм прибудет представитель Финляндии Паасикиви. Финн будет иметь поручение своего правительства выяснить условия выхода из войны.

«Так вот, — сказала Александра Михайловна, — я вчера получила из Москвы эти условия и хочу, чтобы вы познакомились с ними прежде, чем я сообщу их Паасикиви».

Уже самый беглый просмотр условий наводил на мысль, что они для проигравшей войну стороны были чрезвычайно необременительны. Они включали всего лишь несколько пунктов:

— разрыв отношений с Германией и интернирование немецких войск и кораблей в Финляндии, причем, если финская сторона считает эту задачу для себя непосильной, то Советский Союз готов оказать ей необходимую помощь своими войсками и авиацией;

— восстановление советско-финляндского договора 1940 года;

— немедленное возвращение военнопленных Советского Союза и союзных с ним государств, а также гражданского населения из этих стран, содержащихся в концлагерях или используемых финнами на работах;

— вопрос о возмещении убытков, причиненных Советскому Союзу военными действиями и оккупацией советской территории, остается открытым до переговоров в Москве.

Не дождавшись комментария со стороны Синицына, Александра Михайловна сказала, что сама не ожидала таких мягких условий перемирия. Ведь одно из главных положений его — это всего лишь восстановление советско-финляндского договора 1940 года и отвод финских войск к границе.