Надо сказать, что митрополит Стефан в свое время окончил Киевскую Духовную Академию и был, как и многие болгарские интеллигенты, русофилом, но от идей социализма был далек. Между прочим, он держал при себе в качестве советника по русским делам протоиерея Шавельского, бывшего когда-то духовником императора Николая II и генерала Врангеля. «Его блаженство», как требовалось величать митрополита, мечтал стать патриархом болгарской Церкви, и это облегчило развитие знакомства с ним. Короче говоря, соглашение о сотрудничестве было достигнуто быстро. Митрополит поставил вопрос так: он готов помогать при условии, если советские представители в свою очередь помогут ему сохранить место столичного епископа, а возможно, и занять пост патриарха болгарской Церкви, которая должна отделиться от Константинопольской православной патриархии. Такая помощь ему была обещана. Митрополит Стефан, прекрасно осведомленный о политических интригах болгарской верхушки, начал регулярно информировать Федичкина о враждебных СССР планах и акциях болгарских властей и их немецких союзников.
Митрополит был заметной фигурой, и поддерживать с ним личные контакты было непростым делом: любая оплошность могла обернуться большими неприятностями. В конце концов, решили поддерживать связь через священника Русской церкви, расположенной рядом с нашим посольством, а амвон этой церкви использовать в качестве тайника. Федичкин спросил митрополита, а не будет ли это святотатством? Он ответил: «Если Бог узнает, что это служит святому делу, он простит и благословит!» И с тех пор Святое Евангелие в амвоне исправно выполняло функции контейнера для передачи секретной информации. Отпечатанные на пишущей машинке сообщения митрополита несведущие люди могли принять за молитвы. Словом, «Его блаженство» был не так уж прост.
Благодаря своему положению он пользовался министерскими привилегиями. В его распоряжении была автомашина с правительственными номерами, которую без проверки пропускали все полицейские посты в Софии и окрестностях. Это был внушительных размеров черный «Кадиллак», окна которого были закрыты темными занавесками с тисненными золотом крестами, а на крыше автомобиля красовался позолоченный крест полуметровой высоты. Шофером был родной племянник Стефана, которому он полностью доверял, а тот, в свою очередь, был предан «Его блаженству». И вот на таком шикарном лимузине нередко разъезжал резидент внешней разведки Федичкин, да к тому же еще перед поездкой получал благословение столичного митрополита.
После освобождения Болгарии Стефан действительно стал, правда, не патриархом, а экзархом болгарской православной Церкви, поскольку она вышла из подчинения Константинопольского патриархата и вошла в юрисдикцию патриархата Московского. Федичкин в присутствии начальника штаба 3-го Украинского фронта генерал-полковника (впоследствии маршала Советского Союза) С.С. Бирюзова торжественно вручил митрополиту Грамоту на имя Святейшего Синода болгарской Церкви, в которой было изложено согласие Московского Патриарха принять болгарскую Церковь в лоно русской православной Церкви. С волнением взяв Грамоту, Стефан упал на колени и стал истово молиться, креститься и повторять: «Боже! Наконец-то сбылась вековая мечта православных славян о воссоединении!»
В январе 1944 года начались почти ежедневные налеты англоамериканской авиации на Софию и другие города Болгарии. Фугасная бомба разорвалась прямо во дворе советской дипломатической миссии, находившейся в самом центре столицы. К счастью, обошлось без человеческих жертв, но сильно пострадали здания посольства и были исковерканы все легковые автомашины. Посольство осталось без транспорта, и болгарская сторона, демонстрируя лояльность, предоставила ему мотоцикл, ранее принадлежавший профашистской молодежной организации «Бранник», которая была аналогом немецкого «Гитлерюгенда».
Случайно или нет, но в багажной сумке мотоцикла остались документы, выданные какому-то офицеру «Бранника», и офицерская униформа-комбинезон с автошлемом. Это было весьма кстати, и резидентура не раз пользовалась формой офицера «Бранника». Разведчики переодевались в нее в укромных местах в городе, и полицейские беспрепятственно пропускали «офицера», заранее поднимая шлагбаум на пропускных пунктах. Форма помогала без проблем выезжать за «черту оседлости» для советских людей, миновать рогатки полицейских постов и проводить оперативные мероприятия.
Министерство иностранных дел Болгарии под предлогом заботы о безопасности сотрудников миссии несколько раз предлагало им покинуть посольство и разместиться в пригороде столицы Панчерево. Смысл этой «заботы», конечно же, был ясен: спецслужбы хотели изолировать нашу миссию и ограничить возможности для неофициальных контактов. Посольство от эвакуации отказалось. Многие болгары специально приходили к посольству, чтобы выяснить, остались ли там советские люди. После освобождения Болгарии бывший партизан рассказал Федичкину, что из его отряда в Софию направили посланца, который должен был посмотреть, развевается ли на здании посольства красное знамя.
Болгарский народ в массе своей относился к советским людям с большой симпатией и теплотой. Упоминавшийся выше генерал В. Займов на суде сказал: «Я не признаю, что поддерживал преступные связи с советской миссией. Она существовала и существует у нас на законных основаниях, и если вы снимете блокаду, то тысячи болгар придут в нее с радостью, чтобы выразить свою горячую любовь к великому советскому народу и нашим русским освободителям».
Федичкин вспоминал: «Воду для бытовых нужд мы привозили из Панчерево (пригород Софии), а продукты закупали в окрестных селах. Было трогательно видеть, как менялось отношение крестьян, когда они узнавали, что мы являемся советскими людьми». Многие стремились помочь всем, чем можно.
Под ударами Советской Армии немцы отступали, и через территорию Болгарии шли эшелоны с войсками, техникой и награбленным в России добром. В Софию прибывали и поезда с советскими военнопленными и мирными гражданами, угнанными на подневольные работы. Как-то раз стало известно, что вокруг Софии скопилось несколько таких эшелонов. По линии посольства были сделаны официальные представления МИД Болгарии с требованием задержать их отправку и интернировать советских граждан. Болгарские власти, однако, отделались уклончивыми ответами и отговорками, ссылаясь на свой нейтралитет. Это повторилось несколько раз. Тогда Федичкин как советник посольства СССР в беседе с директором политического управления МИД Болгарии Алтыновым сделал ему резкое представление, заявив, что, прикрываясь разговорами о нейтралитете, болгарские власти по существу продолжают оказывать всяческое содействие гитлеровской Германии в войне с СССР.
Через надежных помощников резидентуры среди служащих железной дороги советским людям, находившимся в немецких эшелонах, было рекомендовано при первой же возможности разбегаться кто куда и пробираться в горные районы, где болгарское население их укроет и поможет связаться с партизанами. Договоренность на этот счет с руководством Сопротивления уже имелась. Сотни советских людей укрылись в болгарских селах или ушли к партизанам. Они принимали участие в боевых действиях и в народном антифашистском восстании в сентябре 1944 года.
Внешняя разведка пристально следила за секретными переговорами между представителями Болгарии, Англии и США. Руководитель Регентского совета Филов, ярый ненавистник Советского Союза, напутствуя одного из своих парламентеров перед встречей с американским представителем в Турции, говорил: «Болгария могла бы стать крепостью против большевизма при условии, если существующий в ней в настоящее время режим будет упрочен, а единство страны обеспечено. В случае же, если болгарскому народу придется пережить еще одно разочарование в своей борьбе за объединение, он впадет в отчаяние и поддастся большевизму». Болгарская верхушка хотела выторговать у англо-американцев поддержку планов создания «Великой Болгарии» в обмен на антисоветизм. В свою очередь, американские и английские разведчики и дипломаты делали все возможное, чтобы спасти Болгарию от надвигавшегося краха режима и прихода народа к власти.
