— Вань, для меня ты лучший мужчина во вселенной. Я понимаю, что у нас ещё будут сложности, как ни крути, мы отвыкли друг от друга, и сильно изменились за эти годы. Но я верю, что мы сможем со всем справится. Главное, что мы вместе, и любим друг друга.

Да девочка моя, любим. Только ещё не известно, чем нам обернутся наши чувства. Я бы всё отдал, чтобы ты забыла меня, и встретила достойного тебя человека. Но увы, это невозможно. Я не говорю, что не хочу быть вместе, очень хочу, я умираю без тебя. Но… Очень много «но» стоит между нами. Ты такая нежная, чистая, а я твой антипод.

После нашей первой близости Мирослава быстро уснула. Всегда удивляла эта её способность — раз, и в стране грёз. А я долго не мог сомкнуть глаз, разные мысли лезли в голову, не давая уснуть. А с другой стороны, сон не важен, когда моё счастье сладко спит рядом. Она выросла, стала роскошной женщиной, а в душе всё такая же маленькая девочка, которая смотрит на мир через призму розовых очков. И это моя вина, ведь я всё сделал, чтобы оградить свою малышку от всего дерьма, что окружало её. Я не хотел, чтобы жернова системы сломили её, а если бы не вмешался, даже страшно представить, чем всё закончилось бы. Вернее, знаю, был свидетелем, как люди менялись, причём не в лучшую сторону, словно часть души теряли. Это в книгах преподносят с налётом романтики службу в разведке, а в реальной жизни всё далеко не так. Тем более выбор её профессии — только моя вина. Мира думала, что это отличный способ забыть всю боль, что преследовала её дома, каждая мелочь там ей напоминала обо мне. Только разве от такого сбежишь? Нет, конечно, это не вышло ни у неё, ни у меня.

Наша с ней любовь щедро приправлена болью, от которой по сей день отдаёт горечью во рту. Даже сейчас, держа её в объятиях, я не ликую, что, наконец, свершилось то, о чём я долго мечтал. Мне всё так же дерьмово на душе, ведь прошлое не превратилось в прах, оно как призрак будет нас преследовать всю жизнь. Нет таких слов, чтобы стёрли болезненные воспоминания из памяти. Даже если я её осыплю подарками, ничего не забудется. И что бы ни делал, что бы ни говорил, я постоянно буду видеть в её прекрасных глазах отблески боли. Когда я это вижу, начинаю задыхаться от отчаяния и безысходности. Это словно проклятие — жить и приносить своим существованием боль любимым!

Господи, как же я себя ненавидел за это, проклинал биологического отца, что зачал меня. Ведь если бы не он, то человек, принёсший столько горя другим, не появился на земле. Многие решат, что я зря извожу себя, всё у меня хорошо: богат, умён и женюсь на женщине, которую люблю. Только один нюанс: я тот, кто её жизнь превратил в ад. Разве такое возможно забыть или сделать вид, всё в шоколаде? Нет. И если она меня простит, то я сам себя не смогу, мне этот крест нести до гробовой доски. А богатство — это состояние души, в этом плане я нищий. Да и счастливым оно делает человека лишь на определённое время, а потом наступает разочарование и понимание, что в жизни есть вещи важнее, чем деньги, власть и обожание окружающих. Деньги можно заработать, нетрудно подняться на вершину власти, а имея вышеперечисленное, толпа лицемеров не заставит себя долго ждать, а вот остальное… не уверен.

Разве можно по желанию полюбить или разлюбить? Нет. Я всё делал, чтобы Мира разлюбила меня, но мои попытки ничего не дали. Хотя нет, дали: боль, стыд и отвращение к себе. Наверное, больше, чем я себя, мало кто ненавидит. Умом понимаю, что неправильно это. Где-то я прочёл, что если хочешь изменить жизнь в лучшую сторону, нужно меняться самому, научится мыслить чисто и полюбить себя. Там не имелось в виду тупое самолюбие, под этим подразумевалось, что нужно жить так, чтобы было не стыдно за свои поступки, мысли, короче — быть в ладу со своей совестью. И ещё немаловажная деталь: нельзя себя поедом есть, ведь ошибки нужно осознать и двигаться дальше. А вот когда ты себя коришь, ругаешь, то лишаешь себя счастливого будущего. Забавная теория, но некоторые утверждают, что так оно и есть. Возможно. Только как мне научиться себя не презирать? Как я могу это после всего? Да никак! Так что мир в душе и любовь к себе вещи для меня недосягаемые. Да и не нужно мне это. Достаточно того, что люблю других, ради их счастья я на многое готов пойти. А если они будут счастливы, то и я, возможно, смогу вдохнуть полной грудью. Посмотрим, возможно, это поможет мне обрести покой.

В больницу мы съездили вместе, Иван очень переживал, что навредил мне, врач успокоил его, сказав, что всё в норме. Но Малиновский с того дня ко мне с интимом не приставал, так, немного потискает, подарит невинные поцелуи, и на этом всё. Обидно. Это что же получается, он захотел — получил, а я фигу с маслом? Ей-богу отомщу. Вот в первую брачную ночь закроюсь в комнате, пусть со своей рукой и предаётся неземной страсти. А то заладил: «нужно подождать до брачной ночи!». С другой стороны, он всегда был таким упрямым и всегда чрезмерно меня опекал. Отвыкла я от его заботы, вот и психую на ровном месте. Нужно с ним обсудить этот нюанс, ведь я уже не та маленькая девочка, которую нужно так рьяно оберегать.

Сегодня прилетает моя подруга. Я встала очень рано и принялась готовить всякие вкусняшки, чтобы порадовать Оливию. К моему удивлению, Ивана вновь не оказалось в спальне, но искать его не стала — дел было много. В девять часов уже начала злиться на него, и тут входная дверь открылась. Ну, думаю, явился гулёна, сейчас вставлю ему по первое число, чтобы без предупреждения не смел уходить. Он больше не свободный орёл, а без пяти минут женатый человек, так что должен предупреждать заранее, куда лыжи навострил. Только я приняла стойку грозного чайника, как весь воинственный запал сошёл на нет — к нам пожаловал Влад. Я совсем забыла, он же вчера предупреждал, что зайдёт ко мне.

— Привет, звезда. Что, роль разгневанной жены репетируешь? — хохотнул он, но меня не смутил.

— Ага. — Бросила кухонное полотенце на стол. — Прикинь, Малиновский опять с утра пораньше укатил в туман.

— Мир, у него дела, не кипятись, — присаживаясь на стул, принялся он защищать своего брата. — Кстати, я для Оливии гостевой дом подготовил, холодильник продуктами забил, договорился с дядей Кириллом насчёт вкусняшек для твоей подруги. Может, есть ещё пожелания?

Он спрашивает, а я начинаю опять злиться, словно у меня ПМС.

— Влад, вот зачем дядю Кирилла напрягал? Я сама для Оливии в состоянии приготовить. Вернее, я уже начала…

— Кто ж спорит, можешь, — состроил невинную рожицу негодник. — Только… ты уж извини, но до мастерства Бельского-старшего мы никто не дотягиваем. А что ты приготовила? — принюхался он.

— Перец фаршированный в сметане… — начла я, но он меня перебил.

— Перец, говоришь… — сглотнул он, — в сметане… Накладывай, сейчас продегустирую.

— Влад, может, хватит издеваться? Я и без твоей дегустации знаю, что он чертовски вкусный!

— Котёнок, ты чего с утра пораньше когти выпускаешь? — раздалось рядом.

Я от неожиданности подскочила на месте. Развернулась к деловому и, расстреляв его злым взглядом, фыркнув, отвернулась. Ивана рука легла мне на талию, явно чтобы успокоить.

— Вань, а чего она у тебя злая?

— Волнуется перед встречей с подругой.

— Ничего я не волнуюсь, — пробурчала и тут же чуть не заурчала от удовольствия — Иван принялся нежно гладить мою талию.

— Да ладно… — охнул Влад, ударяя ладонями о свои колени. — Неужели не справляешься с супружескими обязанностями?

Руки Вани замерли.

Зачёт, братан! Как всегда, бац — и в десятку!

— Поговори у меня ещё… — даже не видя лица Малиновского, я знала, что тот припечатал брата строгим взглядом.

Хотя Влада этим не проймёшь.

— Дела… — Покачал парень головой и с сочувствием посмотрел на меня: — Мир, — продолжал он издеваться над Иваном, пропустив его угрозу мимо ушей, — у тебя есть ещё время передумать. Вы ещё не жили толком, а он уже свои обязанности не выполняет…