— Вань, это самое прекрасное признание в любви. — Всё-таки предательские слёзы проступили на глазах. — Прости, это не то, что ты подумал, это слёзы от счастья. Я ведь тоже просыпалась и засыпала с мыслями о тебе. Да что там, я каждую свободную минуточку думала о тебе, любовь в разлуке не угасала, а, наоборот, разгоралось всё сильнее. Ванька, я так сильно тебя люблю… так сильно. Даже когда ребёнком была не могла без тебя, и всё тут. Ты работаешь, я рядом копошусь или смотрю на тебя. Ты такой… красивый, когда размышляешь. А когда ты рядом, я чувствую себя целой… Прости меня, Вань, за побег, а? Прости, что испортила всё. — Слёзы всё-таки брызнули из глаз. Будь они неладны эти гормоны. — И за слёзы прости, — всхлипнула.

Иван рвано вздохнул и опустился на колени рядом со мной:

— Ты девочка, тебе показывать эмоции можно, не стыдись их. А то, что сбежала… Вы женщины народ эмоциональный, часто пускаетесь в бега, когда напуганы. Природа, наверное, диктует своё — бежать, сверкая пятками, от приносящего боль источника и опасности. Я всё понимаю и не сержусь, правда.

Его тихий голос успокаивает.

— Вань, ты такой хороший! — Обнимаю его крепко, прижимаясь всем телом. — Такой родной…

Неверное определение. Вжимаюсь в него, хочу стать частью его. И сейчас мне плевать, что я Беркутова и должна быть сильной, вернее, была Беркутовой. Отныне я Малиновская и имею право побыть хоть немного слабой девочкой. С Ваней можно и не стыдно. Даже на руки к нему захотелось, как в детстве. Ох уж эти гормоны…

Я бы так вечно просидела — в его объятьях хорошо и спокойно, вернее, правильно.

— …Мне иногда кажется, что у нас не просто любовь, а нечто большее… — озвучиваю свои мысли, нехотя выпуская его из своих объятий.

— Такая мысль и мне приходила в голову. Ответ где-то рядом, но я не могу его уловить — ускользает. Но я разберусь, веришь?

И смотрит так, словно души касается, нежно так… Ой мамочки, только опять бы не разрыдаться от умиления… Или от счастья? Неважно. Но два раза подряд ливень — это уже перебор.

— Верю, Вань.

— Можно? — показывает глазами на живот.

— Нужно, Вань. Давно нужно…

Он медленно приближает руку, и я вижу, как она у него от волнения дрожит. А я с замиранием сердца ожидаю его прикосновения. Господи, это так волнительно! Первое осознанное прикосновение отца к своему чаду, пусть он ещё там, как фасолька, это неважно. Главное в другом: кажется, что вот сейчас, в эту секунду, наше семья сложилась, словно пазл, все элементы найдены и на месте. Нет больше между ними разделяющих, словно пропасть, секретов.

Робкое прикосновение.

Удар сердца, ещё один.

И словно вспышка света озарила нас.

Мне на миг показалось, что сейчас наши души сплетаются воедино, окутанные небесной благодатью. Пафосно звучит, даже странно. Но, клянусь, я именно это и почувствовала.

— Даже не верится… — слышу глухой голос мужа, он поднимает на меня взгляд, а глаза буквально светятся от счастья.

— Странно от тебя подобное слышать, учитывая, как ты усердно над этим работал.

Не смогла не подколоть его, ведь первые две недели он словно не мог насытиться. И если бы я не была хорошо натренирована, то точно не выдержала бы его натиск.

— Вообще-то я сдерживался.

Боюсь представить, каково это будет, когда он отпустит себя. А с другой стороны, почему я должна представлять? Раз пробудил во мне любопытство, путь и утоляет его.

— У тебя будет шанс показать себя во всей красе. — Иван даже воздухом поперхнулся, явно собираясь возмутиться. Но руки от живота не отнял. — Но после родов.

— Ты даже не представляешь, на что подписываешься. Но, чёрт возьми, я готов рискнуть. — Он хватает меня на руки.

— Ваня! — взвизгнула от неожиданности.

— Не бойся котёнок, я никогда тебя не уроню. Буду нести тебя по жизни бережно и окружу любовью. Я сделаю тебя счастливой, клянусь, залечу все раны, что нанёс. Веришь?

Хотела ему ответить, но нас прервал стук в дверь.

— Да. — Недовольно нахмурился Иван, опуская меня на кровать и, быстро сняв с себя пиджак, прикрыл им мою наготу.

— Я, конечно, дико извиняюсь… — просовывается голова Александра. — Привет, беглянка, — подмигнул мне. — Но вынужден прервать вашу идиллию. Нам пора. — Он ставит пакет на пол. — Мир, пять минут на сборы, не более.

Стоило Сашке закрыть дверь, Иван нахмурился.

— Вань, что происходит?

— Скажем так, у Сашки предчувствие. И, судя по его взвинченному состоянию, ничего хорошего нас не ждёт.

Иван подошёл к пакету, вытащил из него платье и протянул мне.

— И давно ты обращаешь внимание на какие-то предчувствия?

— Увы, у Люцифера, как я успел убедиться, не бывает осечек.

Я лишь скептически хмыкнула, не поверив в слова Ивана. Как выяснилась очень скоро — зря.

Мы подъезжали к повороту на аэропорт. Сашка лишь мельком взглянув в ту сторону и поехал прямо.

— Саш, что-то случилось? — взволнованно поинтересовалась Мира.

— Всё нормально. Наш борт стоит на частном аэродроме, — невозмутимо отвечает.

Вот только я не поверил ему. Выходит, нас тут ждали, и Александр, предчувствуя это, подстраховался, подготовив ещё один путь к отступлению. При жене выяснять отношения не стал, но как поднимемся в воздух, спрошу, какого чёрта происходит.

Домчались мы до места быстро, и Сашка выскочил из машины:

— Вон там наш самолёт, — показывает рукой и направляется к багажнику.

Я подхожу к нему и чуть слышно:

— Саш, что происходит?

— Ничего особенного, идите уже, я сейчас кое-что захвачу и вас догоню.

— Ты мне врать так и не научился.

— Возможно. А у тебя инстинкт самосохранения атрофировался. Наплевать на себя, подумай о жене, которая в положении. Вань, времени мало, прошу — уходите и что бы ни случилось, не останавливайтесь.

— Ага, а ты решил их отвлечь…

Брат мельком на меня взглянул, недовольно пожимая губы. Вот, значит, как — решил на себя роль жертвенного агнца примерить. Выберемся из заварушки — уши надеру, чтобы научился ценить свою жизнь.

— …Либо мы вместе летим, либо остаёмся тут, пока не разберёмся с проблемой, — отвечаю чуть слышно и уже жене: — Мир, иди на борт, мы тебя догоним, вещи только захватим.

Свист пули, что рассекла воздух возле моего уха, дал понять, что нас выследили. Я порадовался, что жена — дочь военного и сразу легла на зеилю. Мы с Сашкой последовали её примеру.

— Вань, крот — Войтовский, — смотря в небо, ошарашил меня новостью Люцифер. Получается, проблемы со здоровьем — всего лишь тактический ход. — Сейчас прикину, сколько их там. — Сашка закрыл глаза и замер. Он что, спать собрался? — Ага, приблизительно восемь: справа пятеро, слева трое. В кольцо нас хотят взять. И да, живьём брать не будут.

Логично. Только…

— А ты откуда знаешь?

— Оттуда. Тем более я сказал приблизительно, сечёшь? — Намёк понял, может быть и больше. — Короче, пора тебе терминатора врубать, а я Мирку из зоны обстрела выведу, сто процентов по ней полить начнут, чтобы нас выманить. Твои пять вон там… — показывает пальца в сторону зарослей. Вернусь — подсоблю, возможно, и пару человек успею завербовать.

— Как?

— Экспресс-методом, вот как, — огрызнулся он. — На пули не нарывайся, ты хоть и живучий, но не неуязвимый. Хотел же бронежилет надеть, всего каких-то сраных двух минут не хватило!

— А сразу не надел, потому что не хотел, чтобы я догадался… — процедил я сквозь зубы, осматриваясь. — Если бы предупредил, мы бы успели подготовиться.

— Я смотрю, ты мысли научился читать, — съязвил брат, переворачиваясь на живот. — Подготовиться они успели… — проворчал он. — Я сделал всё, что было возможно, и извини, но бронежилет один был.

Вот же… Слов просто нет!

— Я тебе уши оборву, камикадзе. — Он состроил мне забавную рожицу и собрался ползти к соей жене.

Какой же он ещё мальчишка!

— Замри.