– Томас, – произнес шериф Скай и кивнул. – Думаю, Николь некоторое время не будет дома. Она сказала, чтобы сегодня я сам позаботился о своем ужине.

– Оу, эм… простите, – сказал я. – Я не знал… я имею в виду… Я не был уверен, где она, поэтому не знал, когда она вернется… так что… э-э… да.

Черт, я разговаривал, как гребаный придурок.

– Она проводит сегодняшний вечер в городе, – сказал он.

– Оу, – ответил я, вновь теряя свою словоохотливость.

Шериф Скай стоял передо мной с улыбкой на лице, скрестив на груди руки.

– Сегодня твой отец работает в госпитале допоздна? – вдруг спросил он.

– Да, – кивнул я.

– Что ж, судя по всему, сегодня мы оба должны сами позаботиться о своем ужине, так что, может, я закажу для нас пиццу?

– О… э-э… ну… – заикался я еще больше. Говорил точно так же, как чувствовал себя – словно идиот. – Все нормально, вообще-то. Мне надо бы идти…

– Томас, – сказал шериф Скай, опустив руки и кивнув в сторону крыльца, – мне бы хотелось с тобой поговорить.

Вот дерьмо.

Это не могло сулить ничего хорошего, не так ли?

В голове пронеслась фраза Шекспира из «Юлия Цезаря»: «Он много думает, такой опасен57». Несмотря на то, что до приезда Николь он никогда не действовал на меня таким образом, сейчас шериф Скай пугал меня до усрачки.

Чего же он хотел? 

Глава тринадцатая 

РАВНЫЙ СЧЕТ 

Заходя в дом Николь с ее отцом, я старался выглядеть не таким испуганным, каким себя чувствовал. Ощущения от помещения были совсем не те, как когда я был с ней наедине в ее комнате. Шериф Скай прошел на кухню, открыл холодильник и достал банку пива.

– Присаживайся, Томас, – сам он упал в кресло, а я присел на уголок дивана, гадая, могут ли мои яйца врасти назад в тело после полового созревания. Было чертовски похоже, что именно это они и пытались сделать. Шериф Скай не сводил с меня глаз, попивая свое пиво. Наконец он отставил его на подставку рядом с креслом и немного наклонился вперед, положив руки на бедра.

– Прошлой ночью ты был в постели моей дочери, Томас.

Ох блядская блядь, блядь, блядская блядь, блядь, блядь.

Я явно не мог лгать в этот момент – очевидно, что он все знал – но что, к чертям, я вообще мог сказать, не вляпавшись при этом в еще большие неприятности, чем, похоже, у меня уже были?

– Я не… я имею в виду… Я был, но я ничего не делал. Я… Я…

У него все еще висел пистолет в кобуре.

По спине и вдоль моих рук пробежал холодный озноб. В легкие с трудом поступал воздух, горло будто перекрыли.

Он встал.

Ох блядь…

– Томас… сынок? – донесся до меня его голос, и я наблюдал, как он сделал в мою сторону пару шагов.

– Я бы не… сделал ей ничего… – Я по-прежнему не мог дышать. – Я не делал! Клянусь, не делал!

– Знаю, что не делал, – сказал он. – Николь мне рассказала обо всем.

Как только я подумал, что именно рассказала ему Румпель, меня охватил совершенно другой озноб.

– О чем именно? – прошептал я.

– Она сказала, что ты был чем-то расстроен и пришел сюда прошлой ночью. Мне не удалось выудить у нее детали, но я уловил суть – ты был не в самом лучшем состоянии.

Мое горло расслабилось, и я снова смог дышать, поэтому сделал по-настоящему глубокий вдох, чуть не задыхаясь.

– Эй, Томас?

– Да?

– Ты умеешь хранить секреты?

– Э-э… да, – ответил я.

Шериф Скай подошел к маленькому столику у двери, ведущей на задний двор, и открыл центральный ящик, засунул руку вглубь и выудил пачку «Мальборо» и коробок спичек.

– Не говори ничего Николь, ладно? Она бы меня повесила.

Я рассмеялся больше от облегчения, чем от шутки.

– Не хочешь выйти со мной наружу?

– Ладно.

Он открыл заднюю дверь и выпустил меня. На заднем дворе к цементному патио вели пара ступенек. По обе стороны от двери стояли цветы в горшках, но стульев или чего-то аналогичного не наблюдалось, поэтому мы сели прямо за дверью на верхнюю ступеньку. Шериф Скай прислонился спиной к стене дома и подкурил сигарету из своей пачки, чиркнув спичкой о свой ноготь.

Это было немного пугающе.

С мгновение он смотрел на меня, а затем протянул пачку. Я встретился с ним глазами, стараясь понять, не проверка ли это. Поступал ли он так с каждым парнем, который приходил сюда, лишь для того, чтобы проверить, не являлись ли они малолетними курильщиками?

Но потом я вспомнил, что мне восемнадцать.

Я все еще колебался, когда брал одну сигарету, стараясь сдержать трясущиеся руки, после чего позволил чиркнуть для меня второй спичкой. Я вдохнул дым, и он опалил мои легкие. И тогда отец Румпель заговорил.

– Я вроде как бросил год назад, – сказал он, – Не часто курю, так… изредка, это помогает успокоить нервы.

– Да, – согласился я, кивнув. – Я тоже не… э-э… курю много.

– Это плохо скажется на твоем времени при пробежке, да?

– Ах… да, плохо. – Я задумался, откуда он узнал о времени моих пробежек, но у меня не было возможности спросить.

– Нам нужно установить кое-какие общие правила, Томас, – сказал он. – Знаю, это может казаться какой-то тщательно продуманной хитростью – может, так оно и есть…

Он искоса посмотрел на меня, прежде чем глубоко затянуться и продолжить:

– Но я вроде как сомневаюсь в этом.

Каким-то образом он понял, что я заинтересован в ней больше, чем показывал. Шериф просил меня сохранить его секрет, но означало ли это, что и он в свою очередь сохранит мой или расскажет ей о своих подозрениях?

– Как много Николь рассказала тебе о причинах своего отъезда из Миннеаполиса?

– Достаточно, – ответил я.

Он кивнул.

– Я понимаю, что тебе не ведомо, что значит быть отцом, – сказал шериф Скай, – но после того звонка самым сложным для меня было не прыгнуть в самолет и не совершить убийство. Вторым самым сложным, что мне пришлось когда-либо сделать – это уважить желание Николь не выдвигать обвинений и не увидеть тех двоих повешенными. Ну… или по крайней мере посаженными в колонию на несколько лет.

– Она не хотела ничего предпринять по этому поводу?

– Не-а, – ответил он, устремив взгляд через задний двор на темные очертания деревьев в лесу. – В первую очередь она была слишком смущена. Она тоже делала что-то незаконное в то время и могла быть привлечена к ответственности. Она хотела оставить все в прошлом, а не ворошить это снова и снова.

Я не особо задумывался о ее мотивах, но исходя из того, что я о ней знал, все складывалось. Она не хотела, чтобы люди лезли в ее дела, а уж всеобщее внимание к ним ее бы убило.

– Я понимаю, что ты не так давно знаешь Николь, но хочу кое-что рассказать о моей дочери, – сказал шериф. Я кивнул и постарался сделать вид, что занят курением. – Она всегда была независимой личностью, сызмальства. Если ей что-то засело в голову, то лучше было сделать так, иначе разверзся бы ад. У этой девчонки есть характер.

– Хех! – фыркнул я. Да, я был в курсе о коготках котенка, без сомнений. Шериф Скай тоже хохотнул.

– Ты не раз уже видел эту сторону ее натуры, да?

– Да, – ответил я и мог поклясться, что слышал, как он сказал «хорошо», прежде чем мы продолжили:

– Когда я приехал в Миннесоту после того… «инцидента», то девушка, которую обнаружил там, была не моей дочерью, или, по крайней мере, не той, которую я знал. Она была робкой и напуганной и вечно хотела, чтобы кто-то сказал, что ей надо делать. Она не брала на себя никакой инициативы. Будто мне и так не хватало зла на все это…

Он замолчал и покачал головой, прежде чем продолжить:

– Наблюдать за таким ее поведением… Это была просто не моя девочка.

Он впечатал окурок своей сигареты в землю рядом с собой и вытащил еще одну. У меня по-прежнему оставалась половина моей, ведь я фактически не особо активно ее курил. Все, что я мог делать – это слушать его и при этом представлять мою Румпель.