Папа заворчал себе под нос.

– Думаю, ты зайдешь через заднюю дверь.

Я надеялся, что дождь был не очень сильным, ведь из-за него на заднем дворе становилось охренительно слякотно.

Несколько минут мы сидели молча, пока папа выруливал с парковки на улицу и выезжал на шоссе. Я просто смотрел в окно, жалея, что положил свой телефон в сумку на заднее сиденье или что не забрал подушку Николь к себе на переднее.

Меня охватывала усталость, удерживать себя в вертикальном положении на сиденье Мерседеса было не так просто, как сидеть в инвалидном кресле или на койке в палате. Мы были в пути лишь пятнадцать минут, а ведь до дома ехать еще минут двадцать.

– Теперь, когда ты оттуда выбрался, нужно прояснить парочку вещей, – заговорил папа.

Какой бы физический дискомфорт я не испытывал, его перекрыл страх, который охватил меня от его слов.

– Каких вещей? – тихо спросил я.

– Девчонка Скай – в прошлом, – заявил он. Я попытался что-то сказать, но он на меня шикнул. – В прошлом. Она и близко не приблизится к нашему дому, и телефон ты назад не получишь. Я мирился с ее дерьмом в больнице и больше не собираюсь терпеть эту наглую сучку.

Я снова попытался вставить слово, но он просто начал кричать.

– Это, блядь, ее вина, что ты в таком состоянии! – орал он. – Она на хрен нянчится с тобой, перечит мне и, если услышу от тебя хоть одно гребанное слово по этому поводу, я разрушу ее чертову жизнь! Ты меня слышишь?

У меня в груди сперло дыхание, и я не мог сделать вдох. Руки начали дрожать, и я попытался схватиться за край кресла для поддержки, но пальцы не слушались. Не получив от меня незамедлительного ответа, он больно ткнул меня в плечо, вынуждая ахнуть.

Во всяком случае, я снова мог дышать.

– Блядь, ты меня слышишь? – вновь заскрежетал он.

– Слышу! – ответил я быстрее и громче, чем того хотел. – Просто… просто оставь ее в покое, ладно?

Я бросил взгляд налево и увидел его медленную, расчетливую улыбку.

– Теперь у тебя есть повод, – сказал он и вернул свою руку на руль. – Далее, твоего нового физиотерапевта зовут Стивен Чейз. У него очень инновационные методы, и он достиг фантастических результатов. Он будет усиленно с тобой работать, и ты начнешь делать реальные успехи.

– Я думал, что уже делаю успехи, – парировал я.

– Чушь собачья. Ты все еще не можешь нормально пошевелить ногами, а должен бы, и он это исправит.

Я искренне не знал, что еще можно было сделать, учитывая какой ад мне устраивала Даниэль в последние недели. Хотя он не так уж и много рассказал о Стивене Чейзе, все же от его слов о нем я занервничал. У меня появилось чувство, что я буду скучать по Даниэль.

– Также не хочу слышать от тебя никакого скулежа или жалоб, – сказал папа. – Ты будешь надрывать задницу и если не покажешь улучшений, то ответишь мне за это. Понял?

– Понял, – тихо сказал я.

– Тебе просто нужно чуть больше стимула, – сказал папа после пары минут молчания. Мы как раз подъехали к участку дороги прямо перед нашим домом. – Я все подготовил для тебя в гостевой комнате рядом с моим кабинетом. Все находится на первом этаже, чтобы ты мог добраться до кухни и всего остального. Стивен переоборудует гостиную. Здесь будет гораздо лучше, чем в больнице.

Не уверен, был ли я согласен с этим заявлением или нет, но все же кивнул.

Я все еще пытался смириться с мыслью, что не смогу видеться с Николь, и задавался вопросом, как, черт побери, вообще скажу ей о произошедшем. Папа провел рукой по своим волосам и свернул на нашу подъездную дорожку, мастерски лавируя между деревьями вверх по холму.

– Знаешь, я всего лишь стараюсь делать так, как будет лучше для тебя, – сказал он, вновь спокойным и ровным голосом. – Ты же хочешь поправиться как можно скорее, верно?

– Конечно, – кротко ответил я.

– Вот это мой мальчик! Я знал, что ты не сдашься из-за этого дерьма. Ты будешь в порядке.

Он припарковался у дома и вывел для меня инвалидное кресло из гаража. Должен признать, оно было лучше того, что было в реабилитационном центре. Выбраться из машины в коляску было проще, но я был так изможден, когда в итоге оказался в ней, что едва мог крутить колеса. Во дворике была слякоть, и после того как во второй раз застрял, уже не мог самостоятельно выбраться. Папа немного поорал на меня, но в итоге сам толкал кресло оставшуюся дорогу вокруг здания и завез в дом через прихожую в задней части гаража.

Я едва взглянул на гостевую комнату – полностью оборудованную больничной койкой – прежде чем приволок себя на матрас и отключился.

Думаю, папа, вероятно, все еще кричал.

Однажды Шекспир сказал: «Тот выродок, кто к благу сердцем глух»¹¹¹. Тем не менее, не думаю, что папа считал себя таковым.

У меня было чувство, что прошедшие два месяца покажутся мне легкими.

Со дня смерти мамы отец был больше, чем одной личностью.

То есть, в пьесе своей жизни он всегда совмещал множество ролей – даже до того, как ее не стало – просто позже они стали более динамически противоположными. Самая явная из них просто жила своей жизнью, вдохновляла меня играть в мяч, ходила на работу и занималась прочими вещами – она проявлялась чаще всего. Был еще Мэр Мэлоун – очень обходительный и убеждавший всех голосовать за него – он в основном появлялся лишь на период выборов и во время публичных действий. И был еще парень, который просто… не мог справиться с тем, что случилось.

Именно последний мог быть жестоким. Он в основном орал и кричал, а иногда набрасывался на меня, потому что это я сделал его таким. Обычно он появлялся лишь на короткие периоды, а затем исчезал на некоторое время, пока его вновь не призывал вернуться какой-нибудь стресс.

Но теперь… что-то было по-другому.

То, как вел себя сейчас папа, было по большей части похоже на того парня. Но там было что-то еще – что-то незнакомое. Я не совсем понимал, что именно. Впервые я стал замечать это в больнице и реабилитационном центре, когда он потерял хладнокровие перед другими людьми.

Это было похоже на то, как если бы у брутальной личности каким-то образом возросла жестокость и, возможно, лишь возможно, он стал немного не в себе. В первый день моего возвращения домой это стало еще очевидней.

Когда я проснулся утром, первой мыслью было: «Что я делаю в гостевой комнате?» Просыпаясь, я всегда чувствовал некоторое недоумение, которое быстро пропадало, потому что напоминало мне, что сейчас я парализован так же, как нож для хлеба напоминает буханке, что он для него самая величайшая вещь.

Не уверен, что в этом был смысл, однако это было первое, что пришло на ум.

Вместо привычной пробежки в шесть утра папа заставил меня встать и начать делать кучу упражнений на руки. Видимо, новый физиотерапевт выдал ему список того, что мне нужно делать в ближайшие пару дней до его первого визита. Упражнения были вовсе не ужасными и очень походили на то, что выполняла со мной Даниэль. Конечно они были совершенно не такими, ведь тут не было Николь, сидящей в уголке и пытавшейся не взбесить меня своими слишком частыми улыбками по поводу моих мельчайших достижений.

Мне нужно найти способ связаться с ней, но папа конкретно меня подрубил. Он конфисковал мой сотовый, а городской линии у нас не было. Мой ноутбук был наверху в моей комнате, до которой три лестничных пролета. Попросил спустить его, сказав, что мне очень нужно связаться с Джереми или еще с кем-нибудь, чтобы принесли домашние задания и я мог бы наверстать пропущенный материал и выпуститься в следующем месяце, но он ответил, что сам договорится об этом.

А затем я совершил ошибку.

– Николь бы мне все привезла.

Папа вышел из себя.

– Что я тебе говорил? – заорал он. – Что на хрен я тебе говорил? Эта сучка больше никогда не приблизится к этому дому или к тебе!