– Тебе нет надобности куда-то переезжать, – сказал он. – Мы можем отвозить тебя в реабилитационный центр, когда тебе потребуется и…

– Нет, Грег, – сказал я. – Я должен... сделать все что могу, чтобы максимально восстановиться. Я должен понять, что теперь представляет моя жизнь, кто я, кем хочу быть...а сделать все это тут я не могу. Вы знаете, я ценю что вы сделали для меня, но в центре я достигну большего прогресса.

– Даниэль может приходить сюда, – сказала Николь.

– Румпель, детка, – я вздохнул и провел рукой по своим волосам. – Здесь недостаточно места для всего необходимого оборудования.

– А как на счет... твоего дома?

– Я не хочу туда возвращаться, – тихо признался я. – Я думаю, может, просто продам его.

– Тогда продай! – воскликнула она. – Но это не означает, что тебе нужно уезжать! Я только тебя вернула, черт побери!

– Николь… – произнесли мы с Грегом в унисон.

Я позволил ему продолжить.

– Похоже, Томас хорошо все обдумал, – сказал он ей.

– Нет! – Николь вскочила и сделал шаг к нему. – Он не уедет! А что если... что если вернется тот другой терапевт, а?

– Мы все еще его разыскиваем, – напомнил ей Грег.

Очевиднее всего Стивен покинул город, а возможно, и страну. Со дня самоубийства папы никто о нем ничего не слышал. Знакомые федералы Грега пытались отыскать его в Лос-Анджелесе, где он жил до приезда в наш город, но безрезультатно. Как только стало известно о суициде папы и «методах альтернативной медицины», которые Стивен использовал на мне, он просто исчез. Федералы полагали, что он, должно быть, опасался выдвижения обвинений и смылся.

– Он не вернется в реабилитационный центр, – сказал я ей.

– Ты этого не можешь знать!

– Послушайте, – сказал Грег, встав из своего кресла и положив руку на плечо Николь, проводил ее назад к дивану. – Я пойду и дам вам самим в этом разобраться. Мне нужно поработать с бумагами в участке, так что вернусь через пару часов.

Довольно много времени, чтобы меня обработать.

Николь вновь уткнулись лицом в свои ладони, когда Грег собрал свое барахло и ушел из дома. Я подъехал к ней так близко, как мог, без вреда наехать на нее колесом, и положил руку ей на ногу.

– Почему ты меня покидаешь? – прошептала она сквозь слезы.

– Клянусь, что нет, Румпель, – я глубоко вздохнул. – Я делаю это ради тебя в той же степени, как для себя. Если есть малейшая возможность, что я смогу вновь ходить, мне нужно вернуться туда и поработать над этим. Здесь я не могу это делать. Ты не появлялась в школе с похорон, и я знаю, что ты хочешь... ухаживать за мной, но мне нужно самому научиться о себе заботиться.

– Нет, не нужно, – сказала она. – Я возьму это на себя. Ты... ты спас меня, и я хочу...

– Знаю, что хочешь, – сказал я и попытался сдержать собственные слезы, когда она перебралась с дивана и свернулась калачиком на моих коленях. Я держался за нее, в то время как она обхватила меня руками за голову.

– Я не хочу, чтобы ты уезжал.

– Знаю, – сказал я. – Я тоже этого не хочу, но должен. Я должен сделать это ради нас обоих.

Я держал ее, а она плакала. Я тоже плакал. В конце концов мы вместе перебрались на мою кровать, но не стали чудить, а просто обнимали друг друга и говорили о том, как она будет продолжать приходить навещать меня в центре так часто, как сможет, и приносить домашние задания, чтобы я мог вовремя закончить школу. У меня будут сессии с Даниэль и Джастином, а также я буду сам работать над собой, чтобы избавиться от своего дерьма и быть в состоянии вернуться к ней, когда все закончу.

Мое сердце не хотело этого, но разумом я понимал, что это правильный поступок.

– Румпель? – прошептал я ей в волосы, отчасти опасаясь, что она задремала. Становилось уже поздно, а Грег еще не вернулся домой.

– Эмм?

– Я не знаю, как долго мне придется там оставаться, – признался я. – Если я... если я пробуду там очень длительное время... я хочу сказать... ты... ну, понимаешь... дождешься меня?

Она повернула голову, чтобы взглянуть мне в глаза.

– Не могу поверить, что ты вообще спрашиваешь об этом, – ответила она и я пожал плечами.

– Ты не обязана, – тихо произнес я. – Но… если ты будешь...

– Я бы ждала, – сказала она. – Буду ждать, ты же знаешь, столько, сколько потребуется.

Я закрыл глаза и вздохнул. Я и не осознавал, как напрягся от этой мысли, пока мое тело не расслабилось после ее слов.

– Спасибо, – сказал я. – Ведь я уверен, что даже если буду снова ходить, мне по-прежнему будет нужна твоя помощь.

– Все что угодно, – ответила она, коснувшись своими губами моих.

Помимо прочего, Шекспир научил меня, что «Однажды выручить страдальца – мало, важнее помогать ему и впредь.»129. Каким-то образом я знал, что у Николь будет куча возможностей помочь мне в будущем.

Теперь же мне как никогда нужно было встать на собственные ноги.

Глава тридцать четвертая 

ФИНАЛЬНЫЙ ТРЕХОЧКОВЫЙ

– Это гребанная чушь собачья!

В данный момент я бы все сделал, лишь бы иметь возможность подскочить из своего кресла и врезать кулаком в стену кабинета Джастина в реабилитационном центре. Вместо этого я сидел на месте, уткнувшись взглядом в сжатые в кулаки руки.

Похоже за прошедшие дни мой гнев на него – моего папу, Лу – трансформировался во мне, вырвавшись наружу в виде слез.

И я это чертовски ненавидел.

Я посмотрел на Джастина, сидящего напротив меня, он откинулся на спинку своего кресла и вытянул вперед ноги. Он никогда не пользовался блокнотом, клипбордом или еще чем-либо аналогичным в ходе наших бесед, и меня всегда интересовало, неужели он все запоминал или просто записывал после сеанса.

Порой я и его ненавидел.

Я вытер лицо тыльной стороной руки и выдернул из коробки на столе один из бумажных платков. Вытерев глаза и высморкавшись, я смял платок в маленький мокрый шарик в кулаке.

Успокоившись, я произнес:

– Я ненавижу его.

– Проблема не в этом, – напомнил мне Джастин.

Я вновь бросил на него взгляд и точно знал, что он имел в виду.

– И вместе с тем я люблю его.

– Да, так и есть.

– А это чушь собачья, – вновь огрызнулся я. – Как я могу испытывать оба чувства одновременно. Он избивал меня и обращался, как с дерьмом. По его мнению, что бы я ни делал все было неправильно. Я не должен любить такое дерьмо.

– Как бы то ни было он вырастил тебя, – сказал Джастин. – Делал это хреново, но все же у вас была связь.

– Это ведь даже не было по-настоящему, – сказал я. – Он не был моим отцом.

– Как Гарднер? Ты все еще разговариваешь с ним каждый день?

– Не каждый, – ответил я. – Но частенько. Он хочет, чтобы я приехал к нему.

– И что ты об этом думаешь?

– Я не хочу, пока не смогу воспользоваться самолетом, – сказал я.

– Ты уже сейчас можешь это сделать.

– Я не хочу таскаться по аэропорту в этом кресле.

– Так мне стоит записать это в твой список целей? Сесть в самолет до Чикаго и навестить Гарднера?

–Да, наверно.

– Хорошо, так и сделаю, – сказал Джастин, вставая. – И на этой ноте пришло время для физиотерапии. Николь сегодня приедет?

– Она получила работу в библиотеке в городе, – ответил я. – Приедет немного попозже, но приедет.

– Передавай от меня привет.

– Обязательно.

Я выехал из офиса Джастина и дальше по коридору к лифту, бросив взгляд на лестничную клетку – еще один ключевой пункт в моем списке целей – и нажал на вызов. Теперь уже я встречался с Джастином лишь раз в неделю, что, полагаю, считалось показателем прогресса. В некоторые дни я чувствовал, что до чего-то дохожу – например почти мог бы простить папу за то, как он со мной обращался – а в другие дни – по-прежнему хотел поддержать предложение Гарднера сложить кучу фоток и того, что принадлежало Лу Мэлоуну и сжечь все в огромном кострище.