— Что? Зачем?

Растерянно смотрю на пожилую женщину, а та внезапно улыбается, приобнимая меня за плечи.

— Я присмотрю за детьми, — Нина Михайловна подталкивает меня к выходу, — адрес я уже сказала и проезд оплатила. Не переживай. Беги-беги!

— А… — Все еще не понимая, что происходит, киваю. — Хорошо… Спасибо…

— Беги уже!

Борясь с растерянностью, иду к выходу, где сталкиваюсь с Викой. Она демонстративно толкает меня в плечо, фыркая и издавая какие-то хрюкающие звуки. Связываться с ней сейчас не хочу поэтом игнорирую такой выпад, продолжая свой путь. Сердце грохочет за ребрами даже в тот момент, когда я еду в такси в направлении городской больницы. Маршрут узнаю сразу, и от этого становится не по себе.

Теть Соня не сказала о том, что Славика нашли…

Раньше бы она в первую очередь пришла ко мне и обрадовала бы. Что бы он мне не сделал, я мальчишке точно зла не желаю и хочу узнать, что с ним все в порядке. И не только с ним…

Стоит такси отъехать от здания больницы, как меня атакует внутренняя дрожь. Как в тот день, когда нашли Веронику…

Понимаю, что глупо сравнивать, но сознание подкидывает мне яркие вспышки воспоминаний.

Я сглатываю тугой ком в горле и на ватных ногах вхожу в здание. Не горю желанием столкнуться здесь с родственницей и ее любовником, поэтому пару минут поглядываю по сторонам и подхожу к девушке за стойкой. Она с подозрением смотрит на меня, когда я говорю, что я двоюродная сестра мальчика, и бросает странную фразу в спину.

— Сколько же у него братьев и сестер, интересно….

Эта фраза не заседает в мозгу. Я спешу на второй этаж, где находится нужная мне палата. На лестничной клетке вдыхаю и выдыхаю. Просто посмотрю, в порядке ли Слава, и все. Спокойно уеду обратно в лагерь и подумаю, что же делать дальше.

Еще раз глубоко вдохнув, открываю дверь, но не успеваю и пары шагов сделать, как на меня налетает какое-то тело и обливает горячим кофе.

Я еле слышно взвизгиваю. На более громкий речевой поток у меня не оказывается сил. Смотрю на расползающееся коричневое пятно на олимпийке и тяжело вздыхаю. Мало того, что я себя в порядок толком не привела, так еще и это. Вот только когда пальцы прикасаются к ткани, замираю.

— Сорян, Вась, — поднимаю голову и вижу Никиту, который с виноватым видом держит помятый стаканчик с остатками кофе, — шатнуло слегонца.

Открываю рот и тут же его закрываю, осматривая пропажу «Радужного». Баринов в светлой футболке с крокодильчиком, джинсовых шортах, и… Правая нога перебинтована. Чуть ниже колена видны красные пятна. Снова смотрю ему в глаза и становится неловко. Причину не понимаю, но…

— Нашелся.

Еле шевелю губами, а Никита вопросительно поднимает брови. Бледный. Под глазами легкая синева. Волосы в творческом беспорядке, который он усиливает, проводя по ним свободной пятерней. Видок у него уставший. Значит, случилось что-то, а не побег для веселья.

— Я и не терялся, — хмурится, изучая мое лицо, что вызывает прилив крови к щекам, и чтобы скрыть свое состояние, я складываю руки на груди, наплевав на испачканную одежду.

— Твой отец так не думает.

Никита перестает хмуриться и меняется в лице при упоминании старшего Баринова. У меня тоже плохо получается изобразить равнодушие, потому что в памяти мгновенно всплывают фразы мэра, и я оглядываюсь по сторонам. Проверять человека с властью в руках на прочность мне не хотелось. Я еще не успела оценить масштаб проблемы, которую вызвала откровенность тети и угрозы Баринова.

— Мой отец, — повторяет Никита и проводит рукой по лицу, поглядывая в угол, — кофе будешь?

— Я…

— Я не подлизываюсь, — усмехается Никита, прерывая мой отказ, — вид у тебя, как у не выспавшегося человека.

— Я…

— Тебе какой?

Баринов упорно не хочет меня слушать и направляется к автомату, где можно приобрести кофе. Расположен он не так далеко — в углу, недалеко от двери, в которую я вошла. Хмурюсь, наблюдая за тем, как он хромает. Вопросы сами собой лезут на язык.

— Капучино без сиропа и сахара, — говорю, понимая, что отказываться бесполезно, а мажор кидает стаканчик в урну и принимается жать на кнопки, — что произошло ночью?

— Я тебя поцеловал.

Спокойно произносит наглец, а я рот открываю. Я только начала забывать о том, что Никита украл мой первый поцелуй, и вот на тебе! Что я, собственно, ожидала? Что он забудет? Нет, конечно. Это же Баринов.

— Я про другое, — пытаюсь мягко перевести тему, — как ты здесь оказался?

— Держи, — Никита подает мне большой стакан кофе, на который я смотрю и начинаю злиться, ведь он почему-то не спешит отвечать на вопросы, — довезли.

Баринов забирает свой напиток и уверенно шагает к одному из стульев, прикрученных к полу. Пытается уверенно шагать, но хромает, вызывая у меня внутри неуместную волну жалости. С чего бы? Даже головой потрясываю, чтобы прогнать прочь это чувство, но попытка оказывается неудачной.

— Кто довез?

— Не знаю, — Баринов пожимает плечами и кривится, устраиваясь на стуле, вытянув пострадавшую ногу перед собой, — мужик какой-то на ГАЗели. Имя не спрашивал. Не в том состоянии был.

Никита опять хмурится, а я жду продолжения. Какая связь между пропажей Лемишева и исчезновением Баринова? От досады кусаю губу изнутри, предполагая, что мажор вряд ли расскажет мне подробности своего ночного приключения.

— Так повеселились?

— Ага, — кивает Баринов, отводя взгляд в сторону, и отпивает кофе, пока я верчу свой стаканчик в руке, — зачетные посиделки были. Ты зря ушла. — Снова смотрит на меня, заставляя кусать губы из-за внезапного приступа волнения. — Возможно, сама бы меня поцеловала, — нахально улыбается, хотя глаза остаются серьезными, — если бы увидела, как лихо я веселюсь.

Соврал и бровью не повел, на что я усмехнулась. Почему не хочет говорить, где он был все это время? Ребята сказали, что к костру Никита не возвращался.

— И почему ты в больнице?

— Разве не очевидно?

С неким удивлением указывает на забинтованную ногу. Одежда на нем другая. Успел переодеться. Хмурюсь. Мозг отказывается работать. Совсем. Особенно когда Баринов улыбается. Не так, как обычно, а как-то грустно что ли. Пьет кофе и кивает на мой стаканчик.

— Пей, а то остынет. Станет не таким вкусным.

— Что с твоей ногой?

— Не будешь теперь любить меня хромого?

Строит расстроенную моську, и мое раздражение испаряется, словно его и не было. Еле сдерживаю улыбку, игнорируя высказывание.

— Так, — наконец-то делаю глоток кофе, чтобы замаскировать свои бешенные эмоции, которые меня накрывают, а сердце лихо скачет через препятствия, — что с ней?

— Небольшая травма, Вась, — пожимает плечами Никита, а я фырчу от недовольства, ведь не слышу от него никакой конкретики, — скоро заживет.

Киваю, хотя на языке вертятся и другие вопросы. Только вряд ли Баринов на них ответит.

— Лемишев в одной из этих палат, ты знаешь?

Внимательно всматриваюсь в умелый покерфейс Никиты, но тот удивленно поднимает брови, не выдавая своих эмоций. Мастер лжи…

— Серьезно? А что случилось?

— Я у тебя хотела узнать, что произошло?

Баринов открывает рот, но тут же его закрывает. С мученическим видом поднимается со стула и оказывается рядом со мной. Серьезный. Взгляд задумчивый. Мне становится не по себе.

— У пацана сотряс, — говорит и прокашливается, глядя на стаканчик с кофе, пока я свой сжимаю, — из-за глупости. Он там, — указывает на вторую дверь справа от нас, — предки его уже посещали. Так понимаю, что скоро и…

— Никита.

Одновременно поворачиваемся на голос мэра, который застыл в дверном проеме. Теть Сони рядом с ним нет, и я невольно напрягаюсь. Не нравится мне его взгляд. Тяжелый. И за ним ничего. Никаких эмоций. Будто тьма. Ежусь, как от холода.

— Иди, — Баринов улыбается, когда смотрит на меня, — тебя в палате ждет сюрприз.