— Каковы истинные цели вашего «Щита»? — спросил он.
— Я уже говорил — сохранить союз.
— Союз? — переспросил Римо. — Какой еще союз?
— Советский Союз. Какой еще союз имеет историческое значение?
— Знаете, у нас в Америке тоже союз.
— Значит, вы симпатизируете нашим идеалам.
— Я бы так не сказал.
— Но мы теперь в одной команде, da?
— Nyet, мы с вами в разных командах.
— К какой организации вы принадлежите? — спросил Рушенко.
— А с чего вы взяли, что мы принадлежим к какой-то организации? — вопросом на вопрос ответил Римо.
— Для меня совершенно очевидно, что вы не из ЦРУ.
— Почему это очевидно?
Полковник Рушенко многозначительно улыбнулся:
— Если бы ЦРУ решило прибегнуть к помощи Дома Синанджу, об этом неизбежно стало бы известно в ФСК. А что известно ФСК, известно нам.
— Кто посадил своих людей в ЦРУ?
— Я ничего не могу утверждать. Скажу только одно — в ФСК точно есть наши люди.
Римо схватил полковника за покрытый черной щетиной загривок и встряхнул.
— Попробуем еще раз ответить на поставленный вопрос.
— Конечно, конечно, — пролепетал Рушенко.
— Имена, — потребовал Римо.
— Мне неизвестны имена.
Римо раздраженно фыркнул:
— Ответ неверный. Приготовьтесь к тому, что вас сейчас выбросят в окошко с высоты тридцать тысяч футов.
С этими словами Римо прижал русского лбом к окошку иллюминатора, чтобы тот прочувствовал весь ужас предстоящего падения.
— Я знаю только клички, — пролепетал Рушенко. — Это были люди КГБ, и мы решили не вдаваться в биографические подробности. Нам достаточно, что они снабжают нас информацией.
— А почему вы уверены, что эти люди не являются двойными агентами и не работают на ЦРУ? Или просто перебежчиками, поставляющими вам дезинформацию?
— Так или иначе вся информация, которая поступает из ЦРУ, все равно заведомо лживая и гроша ломаного не стоит, — ответил Рушенко.
— Это еще почему?
— Потому что они упорно не желают отказываться от услуг медиумов и экстрасенсов.
— Зачем тогда собирать ее?
— Полезно знать то, что, как считают в ЦРУ, известно им. Как полезно знать то, что они действительно знают.
— Да, пожалуй, я даже рад, что сам всего-навсего простой ассасин. От этой шпионской чехарды голова идет кругом.
— Это игры для настоящих мужчин, — самодовольно изрек Рушенко.
— Ерунда, — вмешался в разговор Чиун. — Информация не имеет никакого значения. Главное — это кто стоит у власти, кто выживет, а кто умрет.
Рушенко кивнул:
— Разумеется, это тоже важно. Однако в современном мире власть часто зависит от степени осведомленности.
— Власть в России никогда не была осведомленной, — подчеркнул Чиун, поглядывая за борт на серебристое крыло лайнера, словно опасаясь обнаружить на нем конструктивные изъяны. — Иначе России не пришлось бы снова и снова быть поверженной в хаос и анархию.
— Этот демократический эксперимент скоро закончится, — заявил Рушенко. — Будет установлен новый режим. Такой, как в старые добрые времена.
— России нужен новый царь, — возразил Чиун. — Если только найдется человек с чистой романовской кровью.
— Мы говорим на разных языках, — сказал Рушенко, про себя решив, что у этих двоих невозможно будет выпытать какие-то секретные сведения.
В салон зашел второй пилот, который объявил, что они подлетают к месту.
— До Ленинска не больше двадцати минут лёта, — сказал он по-английски. Римо предупредил, чтобы все разговоры во избежание недоразумений велись на английском.
Так продолжалось с тех самых пор, когда они с Чиуном приволокли полковника Рушенко в Шереметье-во-2, привели его в чувство и приказали задействовать все его связи, чтобы доставить их в Байконур.
Полковник Рушенко был так обрадован, обнаружив, что еще жив, что немедленно согласился и тут же по телефону заказал «Як-90». Они уже трижды садились для дозаправки, и всякий раз у руководителя «Щита» на земле оказывались свои люди, готовые исполнить любой его приказ.
Они пристегнули ремни безопасности, являвшие собой обыкновенную пеньковую веревку.
Полковник Рушенко в очередной раз извинился за неудобства, но таково уж было состояние постсоветской России, которое он называл «достойным сожаления антрактом».
Внизу простирались заснеженные степи Центральной Азии. Полковник Рушенко снова разговорился.
— Вот вам прекрасный образчик дезинформации, — сказал он. — Второй пилот сообщил, что мы приближаемся к Ленинску, верно?
— Ну и что? — спросил Римо.
— Но на самом деле Ленинск находится в трехстах километрах от Байконура.
Гладкий ноготь лег на сонную артерию полковника.
— В следующий раз осторожнее выбирайте слова, — предупредил его Чиун.
Полковник вдруг почувствовал, что обливается холодным потом. Он сглотнул подступивший к горлу комок и сдавленно произнес:
— Вы меня не поняли. Это не ловушка. Я просто привожу пример.
— Валяй, — сказал Римо.
— Когда Гагарин стал первым человеком, полетевшим в космос, ТАСС на весь мир заявил о том, что запуск космической ракеты был произведен с космодрома Байконур. Доверчивая западная пресса подхватила это сообщение, и с тех пор у вас принято считать, что стартовая площадка находится в Байконуре, хотя на самом деле она под Ленинском, то есть совсем в другом месте.
— И что?
— А то, что это заблуждение у вас бытует по сей день. Это значит, что на Западе живут круглые идиоты.
— Вы просто упорно цепляетесь за свои разбитые идеалы, — сказал Римо.
— Советский Союз снова возродится из пепла.
— Только если появится хороший царь, — заметил Чиун.
Натужно взвыли двигатели, и «Як-90» пошел на снижение. Римо еще раз проверил затянутую узлом на поясе веревку. Вдали показались вышки пусковых установок — самая приметная черта Байконура. Вокруг были раскиданы вспомогательные сооружения — ангары и какие-то белые стальные блоки. В степь убегали две взлетно-посадочные полосы, одна, довольно протяженная, и вторая, конца которой не было видно.
От гула моторов дрожал салон.
— Вы знаете, что я по национальности казах? — спросил Рушенко, обращаясь к Чиуну.
— Это написано на твоей физиономии.
— Спасибо. Между прочим, казахи принадлежат к той же этнической группе, что и турки, и монголы, и корейцы. Так что в моих жилах, возможно, течет частица вашей крови.
— Ладно, я поищу, когда выпущу тебе кишки, — сказал Чиун.
Полковник Рушенко счел благоразумным промолчать. Он вцепился обеими руками в ручки кресла, и одна из них тут же отломилась. Тогда он сконфуженно спрятал ее под сиденье.
Самолет лег на одно крыло, круто забирая вниз на подлете к протянувшейся в никуда бетонной полосе.
— Мы приземляемся на ту же полосу, которую используют наши «Бураны», — с гордостью в голосе сообщил Рушенко. — Наши «шаттлы» садятся там же, откуда взлетают. Американцам такое не под силу.
— Зато на наших «шаттлах» летают живые люди, — заметил Римо.
— В этом нет никакой необходимости, потому что управлять «шаттлом» вполне могут и роботы.
Тут что-то над западным горизонтом привлекло его внимание.
— Смотрите. Ложное солнце! — воскликнул он.
Римо и Чиун одновременно повернули головы к окну. Мастер Синанджу при этом не забыл прижать свой смертоносный ноготь к шее полковника — па тот случай, если тот вздумал бы шутить с ними.
В небе зажегся желтый огненный шар.
— Ни разу не видел, — сказал Чиун.
— Это называется паргелий, ложное солнце. Ледяные кристаллики в верхних слоях атмосферы отражают солнечный диск. Но такого мне не доводилось встречать.
Секунду спустя нестерпимо яркий сноп огня промелькнул за бортом самолета. Откуда-то снизу, с земли, до их слуха донесся глухой удар.
Подброшенный потоком горячего воздуха «Як» перевернулся и едва не вошел в штопор. Только веревочные ремни не позволили им вылететь с мест и врезаться в потолок.
Самолет мучительно медленно выровнялся. Моторы несколько раз подозрительно чихнули и снова набрали обороты.