— Продажные рабы! — закричала она на них, схватила свои булатные ножницы и прогнала их. Они ушли и отнесли бокал и долю снова к Дзанболату. Пали перед ним на землю и говорят ему:
— Убей ты нас вместо того, чтобы нас убила женщина! Мы отсюда не выйдем, пока ты не пойдешь с нами!
— Да не простит вам бог! — сказал им Дзанболат, набросил на плечи свою смушковую шубу, вышел к пирующим и встал с краю около них.
Невестка Дзанболата посмотрела на пирующих людей в дверь. Когда она увидела Дзанболата, она упала, лишившись чувств от его красоты. Очнувшись, она приподнялась и послала сказать своему деверю Дзанболату:
— Мой деверь должен зайти ко мне в комнату!
Заводят к ней Дзанболата, и она с упреком говорит ему:
— Почему он, имея такого брата, поручил мне устроить пир семи кабакам? Если бы женщина могла руководить, то она не выходила бы замуж.
Дзанболат стал руководить пиром. Люди поели, выпили, стали расходиться. Невестка и Дзанболат назвались сестрой и братом. Жена Антонико говорит Дзанболату:
— Уже неурочное время, куда ты уходишь, оставайся здесь!
Она постелила постели рядом, как брату и сестре. Дзанболат вынул свою булатную шашку и положил ее между собой и ею. Жена Антонико вынесла свои булатные ножницы и тоже положила их между собой и им. Лежа рядом, они стали вести разговор: советуются о народе своем, о своих людях.
А тем временем прибыл домой Антонико и во дворе стал наносить удары своему коню со словами:
— Уезжая, я оставил тут одного ребенка. Может быть, он еще жив?
— Ах, увы, увы! — сказал Дзанболат, вскакивая. — Со мной случилось то, чего боялся мой дорогой брат! Он больше не поверит мне.
И он поспешно выскочил через заднее окно, но второпях забыл в постели свою стрелу. Жена свернула постель и сложила ее на место, где хранятся постельные принадлежности. Антонико радостно вошел в свою комнату. Любимая жена его поставила перед ним ужин.
Поужинав, он говорит ей:
— Если бы ты мне, уставшему от верховой езды, постелила, то я отдохнул бы в своей постели.
Она сняла с него ноговицы и стала стелить постель. Из постели выпала стрела. Стрела Дзанболата была длиннее стрелы Антонико на одну пядь. Антонико выхватил из колчана свою стрелу, смерил ее со стрелой Дзанболата, и та оказалась длиннее на одну пядь.
Ничего не сказав больше, он сел на стул, надел опять свои ноговицы и прочее, оседлал снова своего коня, сел на него и выехал из своего дома. Подъезжает к кунацкой Дзанболата и кричит ему:
— Ты, солнышко мое, добился того, к чему стремился! Заходи к своей жене! Зачем ты еще спишь здесь? Пусть семь кабаков радуют тебя!
— Не говори этого, брат мой старший! — отвечает ему Дзанболат. — Ты убедишься в моей невиновности и еще будешь меня разыскивать, но уже не найдешь больше.
— Что ты еще оправдываешься, что ты мне еще говоришь, когда ты впопыхах забыл там стрелу от своего лука?
Антонико отправился к караногайцам, выпросил у них очень большое войско и выступил с этим войском, сказав:
— Когда прибудем на место, то обложим кругом кунацкую; я вызову его, и, если он выйдет, стреляйте в него все разом, а то из-за его красоты даже ружье в руках врага не стреляет в него: ваши ружья выпадут из ваших рук.
Они прибыли к кунацкой Дзанболата и обложили ее кругом. Люди на ухо говорят друг другу:
— Пусть никто ни в коем случае не стреляет в этого замечательного человека, не увидев его! Нас множество воинов, и никуда он от нас не сможет уйти.
И множество воинов дали слово.
Дзанболат набросил на плечи свою смушковую шубу и вышел к Антонико, брату своему.
— Стреляйте в меня! — сказал он. — Я невиновен, но раз вы — войско моего брата, то вы должны меня убить!
Когда воины увидели его, то ружья их выпали из их рук, как из руки одного человека.
— Руки наши не поднимаются, чтобы убить его, — сказали они единодушно. — Разберитесь между собой сами в правоте и виновности своей.
И, как один человек, войска по общему согласию повернули обратно, покинули кунацкую Дзанболата. Антонико вернулся к своей жене и стал жить с ней.
Дзанболат же задумался и сам себе говорит:
— Как мне самому убить свою невинную душу?
Думал он и днем и ночью и надумал: «Когда-то во время игры я убил сына Бестаухана; может быть, и он меня убьет? Никто другой не может убить меня!»
Отправился он искать своей смерти. Захватил с собой все свое имущество, вместе со своими воинскими доспехами, свою охотничью собаку, и в неурочный час вошел в кунацкую Бестаухана. Свои боевые доспехи он развесил в кунацкой, лег там навзничь и заснул тревожным сном. Пояса с себя он не снял.
Утром девушка-служанка Бестаухана пошла по воду и заглянула в окно кунацкой — узнать, нет ли там гостей. Она лишилась чувств, упала навзничь, вода в ведрах ее пролилась. Наконец она очнулась и побежала обратно к реке; принесла рысцой два ведра воды; а мимо кунацкой уже не проходит, обходит ее издали, боясь, что опять его увидит и лишится чувств.
Пришла она к хану.
— Продажная рабыня! — кричит на нее хан. — Где ты опять ротозействовала?
— Хан, хан, да будет счастье твое долговечным! Я никуда не отлучалась. В нашей кунацкой спит человек необычайной красоты, с тонкой, туго затянутой талией; гончая собака его ростом с коня. Я посмотрела в окно, и мне стало дурно, я лишилась чувств; ведра мои пролились. Когда я очнулась и пришла в себя, то я снова побежала набрать воды, но, хан, — да умножится твое счастье! — я и до сегодняшнего дня не ротозействовала, нигде не смотрела по сторонам глупо.
Хан говорит своей жене:
— Ну, хозяйка наша! Какой подарок бог нам послал: олень сам явился к топору!
Бестаухан был владетелем семи кабаков. Он оповестил всех своих подвластных, кто был на ногах:
— Пусть каждый с оружием идет в ханский двор!
Собралось великое множество людей, спрашивают хана:
— Что нужно, владетель наш, хан наш?
— Эй, мои бравые люди, нужные мне в нужный момент! — говорит хан. — Сегодня я очень нуждаюсь в вашей помощи: тот, кто убил вашего будущего хана, находится в моей кунацкой. Я его вызову, а вы уж стреляйте в него все разом, а то его не берет ружье врага: если вы его увидите, то от его необыкновенной красоты ваши ружья выпадут из ваших рук.
Дурные стали заряжать свои ружья двумя пулями, говоря: «Мы его прикончим!» Разумные же шепчутся между собой:
— Пусть ни в каком случае никто в него не стреляет, не увидев его. Если даже он перебьет половину из нас, и тогда увидеть его стоит дороже.
Дурных оттеснили назад, разумные же стали впереди и вызывают криком Дзанболата:
— Ну, кровник наш, выйди к нам из кунацкой!
Дзанболат оставил свои военные доспехи в кунацкой и вышел к ним, накинув на плечи свою смушковую шубу.
— Стреляйте в меня! — обращается он к ним. — У меня нет больше убежища! Я виновен! Я невольно убил ханского сына и сам добровольно явился, чтобы заплатить долг!
У великого множества людей ружья попадали из рук; никто из них даже не нагнулся, чтобы поднять свое ружье. Старейшины встали между Бестауханом и Дзанболатом. На месте осталось по восемь человек от села; они распустили собравшихся людей по домам, а сами окружили Дзанболата и сказали ему:
— Мы тебя не убьем; рука наша не поднимется на тебя. Но кровь все-таки не забывается, и ты заплати хану за кровь!
— Да будет на мне милость ваша, заплачу, — ответил им Дзанболат. — На земле и в бедности жить лучше. Я согласен заплатить за кровь.
Вошли к хану по семь человек от каждого села и сказали ему:
— Хан наш! Мы вошли к тебе просить за нашего кровника, сказать тебе, что не можем его убить. Пусть он заплатит нам за кровь, чтобы мы успокоились, и злоба наша пройдет. Даже врага убить как своего кровника жалко.
Хан дал согласие, и они вернулись обратно к Дзанболату, чтобы взять с него плату за кровь. Дзанболат стал раскладывать перед ними все, что было у него из имущества. Он берет свои вещи по одной и говорит им: