Зато продовольственный и аптечный склады гораздо богаче, чем для простых людей, да что там «гораздо» — вообще никакого сравнения нет! Такого изобилия он никогда не видел, даже во сне, хотя, как известно, то, о чем не знаешь, во сне и не приснится.

Бутыли со спиртом стояли в дальнем углу небожительского склада, сразу за глухими металлическими шкафами с надписью «Неоперативная регенера­ция/Стимулирующие препараты». Будто кто-то наде­ялся, что их там не найдут. На этикетках невыразитель­ным жирным шрифтом выбито: «Раствор медицинский антисептический 95%». Скучнее не придумаешь. Это тоже выглядело как чья-то уловка, еще более наивная, чем упрятать спирт за шкафы. Бутылей было много — сто, двести, пятьсот. Может, больше. Стеклянные коло­кола с горлышками, вместимостью 1,75 литра. Башна­баш схватил первую попавшуюся бутыль и только по­том заметил наверху, на следующей полке, небольшие стограммовые пузырьки. Тоже спирт. Решил, что ма­ленькие выглядят даже как-то «цивильнее». Да и пить удобно.

Постепенно он обживался заново, налаживал быт и службу Своды «Старой Ветки» оглашало веселое тарах­тенье новенького дизель-генератора. Башнабаш с дело­витым видом обошел его кругом, проверил масло, по­трогал крепления хомутов, подержал руку на мелко подрагивающем кожухе. Генератор он нашел на общем инструментальном складе, там их два — основной и ре­зервный. На то, чтобы перетащить эту махину на место, подсоединить все хомуты и провода, заправить, запус­тить — ушло больше десяти часов. Содрал ногти, потя­нул спину, едва не раздробил ступню. Зато теперь у не­го есть свет и свежий воздух. А что еще нужно для жиз­ни? Правильно: вода. И пища. Тогда — добро пожало­вать на небожительский продовольственный склад!

...Что такое «Фрикасе куриное с шампиньонами»? Курица нарисована, но это и так понятно, раз «кури­ное». Им бы следовало как-то пояснить на этикетке про это самое фрикасе, что за ерунда такая - типа тушенки, жареная или как? Не все же здесь заканчивали акаде­мии и харчевались в столовке генштаба...

«Паштет печеночный гусиный в оболочке». Что за паштет? Что за оболочка? Опять непонятно!

«Омар атлантический натуральный». Про омаров Башнабаш что-то слышал — это из буржуйской жизни.

«Телячье жаркое под соусом». Это понятно, годится.

«Миноги по-провансальски». А это уже и вовсе бе­либерда какая-то!

«Суп-пюре из белых грибов». Ага. «Суп фасолевый», «Суп картофельный с говядиной». Это нормальная, по­нятная, человеческая еда!

«Десерт клубничный», «Ананасы в собственном со­ку», «Пюре черничное»... Даже «Сливки взбитые по- венски»! Даже «Торт Киевский» в банке, с ума сойти! Он с детства помнил рассказ, как тетя Вера из Киева пе­ред войной передала матери Киевский торт, и это стало самым ярким гастрономическим воспоминанием в жизни семьи.

А сколько тут было обычной, земной еды: тушен­ки, сардин, бычков в томате, сгущенки, солянки, рассольников и прочей квашеной капусты и соленых грибочков — на целое Башмакино хватило бы, не на одну семилетку... Хлеб запаян в алюминиевые кон­тейнеры, шоколад — горы шоколада! -- в плоских банках, похожих на серебряные слитки, тяжелые «блины» с монпасье, мармеладом и ореховой халвой, ящики с минеральной водой, ситро, соками и компо­тами, десятки... сотни названий коньяков и вин в бу­тылях толстого зеленого стекла, о которых Башнабаш ни разу в жизни не слышал, не то что не пробовал... Что еще?

Продовольственный склад уходил далеко вглубь, те­рялся в темноте, словно тоннель метро. За один раз не обойдешь, да и электричества жалко. Он скромно взял несколько банок, вернулся в казарменный отсек на свое место. Здесь воздух еще тяжел и смраден, но это ненадолго, скоро все вытянет. Он посмотрел на часы: без нескольких минут семь утра. Выгрузил из рюкзака на тумбочку спирт и консервы. Поправил примятое по­крывало на своей кровати. Встал перед зеркалом, при­вел в порядок форму, затянул потуже разболтавшийся ремень. Строго, взыскательно посмотрел в глаза своему отражению. Башнабаш в зеркале немного смутился под этим взглядом, но плечи расправил, грудь выкатил, вы­двинул вперед мягкий детский подбородок, усыпанный рыжеватой щетиной.

— Что за вид, рядовой Башмакин? — сурово вопросил он свое отражение. — Решили бороду отпустить? Мо­жет, еще и бакенбарды отрастите, как у Пушкина?.. Смешки в строю!.. И это, называется, боец прославлен­ного спецподразделения «семь-девять», о котором в на­роде слагают легенды! Так... та-ак... В следующий раз увижу — будешь ты у меня, Башмакин, месяц на кухне дежурить, будешь ты у меня варить миноги провансаль­ские да фрикасы с шампиньонами! Все понял?

— Так точно!

— Вот то-то... А сейчас - привести себя в порядок и заступить в караул!

Башнабаш быстро сгонял на продуктовый склад, от­лил из цинковой бочки питьевой воды, согрел ее на электроплитке, тщательно выбрился перед зеркалом и сбрызнул щеки тройным одеколоном. Затем взял авто­мат и отправился на свой пост, к Разлому.

Отстоял, как положено, до половины девятого вече­ра. А потом вроде и положено поужинать простой едой, ну... ну, и выпить немного не возбраняется, с учетом чрезвычайных обстоятельств. А чтобы никто, в случае чего, не придрался, ужинать он стал в расположении, в обычной солдатской палатке!

...До этого Башнабаш уже пробовал спирт, с летчика­ми пил — только то был спирт какой-то другой, желто­ватый .. «реактивный». как они говорили. Самый быст­рый в мире спирт, от которого улетаешь в полсекунды. Это так. Но и «антисептический», как оказалось, тоже... Не утонишься.

Башнабаш посидел немного, вытаращив глаза, и хватая ртом воздух. Разорвал контейнер с хлебом, отло­мил краюху, запустил ложку в банку с тушенкой. Сидел и жевал., глядя в кирпичную стену жилблока, Постепен­но пожар внутри утих. В голове давно уже плыло, плы­ло, скользило, крутило в медленном вальсе.

Музыки не хватает, это да. Надо будет сходить в ин­струментальный — может, граммофон какой найдется с пластинками. Культурная программа как-никак.

После второй Башнабаш встал, бесцельно прошелся между кроватями, сбивая голени о металлические ножки. Сел. Хорошо. Поговорить бы с кем. Вон прямо перед ним кровать Разумовского, рядом на полу белесые пятна от блевотины. Ты как, Разумовский, себя чувствуешь там, внизу? Что там такое есть? Ад кромешный, как говорят попы и старики? Или, как учили в школе, царит там диа­лектика и классовая борьба и закон прибавочной стоимо­сти?.. Но ты, Разумовский, как образцовый боец ОП- 79, должен навести там порядок, потому что... Па-атаму что...

Когда он снова поднялся, чтобы сходить на толчок, заметил, что ноги как-то странно волочатся следом, как у тряпичной куклы, которую ребенок возит туда-сюда. Тело легко парило в воздухе, а ноги явно не поспевали. Башнабаш упал в проходе между кроватями и долго не мог подняться, бормоча извинения, обещая искупить кровью и все такое.

Наконец встал, одернул гимнастерку, постоял. Вы­шел из палатки, прихватив автомат. Включил все про­жектора и фонари, отчего дизель-генератор натужно за­гудел, а зал «Старой Ветки» озарился ярким светом, как сцена Большого театра.

— Граница на замке!! На, выкуси!! - проорал Башна­баш и выстрелил в сторону Разлома.

Там, на другой стороне зловещей щели, черной тучей клубился отступивший мрак.

— Давай, выходи! Попробуй!

— Трах! Tax! Та-та-тах!

— Союз нерушимый! Республик свобо-одных! Спло­тила навеки-и-и!..

Спотыкаясь, он побежал к расположению, выкатил взятый из арсенала на всякий случай тяжелый 12-мил­лиметровый ДШК на колесном станке, кое-как запра­вил ленту дергающимися, прыгающими руками, выста­вил пулемет дулом к Разлому...

— Рядовой Башма-акин! Пост приня-ал!! К несению службы га-атов!!

...и выпустил очередь. Он забыл закрепить сошки, пулемет бешено прыгнул назад, ствол задрался, тяже­лые пули прошили купол зала, сбивая известковую ба­хрому, обрушили вниз комья сырой земли и каменные осколки...

Наступила тишина.