Едва слышно пиликает смартфон.

«Это интересное предположение, — пишет Юмаат. — Давай украдем образец на пару дней, я пропущу ее через свою аппаратуру и смогу сказать точнее».

«Но ты говорила, что у тебя нет образца эеранской магии для сравнения, поэтому ты не можешь сказать наверняка», — напоминает Леонхашарт.

«Зачем ты думаешь, когда не надо? И что, тебе жалко, что ли? Я образец живым верну, обещаю».

«Финансирования лишу».

В ответ прилетает красный от гнева рогатый смайлик.

Слушая, как Анастасия с соседками по комнате обсуждает учебный план, Леонхашарт оглядывает равнину. Многочисленные теплицы-оранжереи выстроены идеально симметрично и тянутся до самого горизонта равномерной сетью, рассеченные столь же идеальными линиями дорог. Болезненно-четкая организация пространства, в которой даже светильники горят симметрично и одинаково, нарушается лишь фигурами работников, тракторами, автомобилями, снующими по территории в этот вечерний час. Зрелище завораживает. Впечатляет и пугает: умирающая природа, закованная в кандалы поддерживающей ее промышленности. Растения, не способные выжить на этой земле без защиты. Ежесекундный труд, чтобы под куполами стекол вызревали плоды для питания горожан.

Леонхашарт отворачивается. Задумывается. Выходить ему нельзя — он же якобы запивает поражение. Работа выполнена.

Он садится обратно за компьютер и, пользуясь допуском уровня архисоветника, находит чертежи сектора четвертого факультета, отчеты по техническому состоянию, запросы кураторов на ремонт и модернизацию.

Дела и впрямь обстоят неважно. И то усиление системы безопасности, которое продавил Леонхашарт, как он понимает, не слишком-то эффективно при прочей разрухе. Покачав головой, он разбирает все необходимые факультету работы по степени срочности, разрабатывает программу ремонта, обсчитывает. Залезает даже в финансовые отчеты Великого института Нарака, в годовой бюджет страны… Делает новую версию ремонтного плана с более скромными запросами по финансированию, чтобы было что предложить на замену первого варианта, который точно отклонят.

Не удовлетворившись результатом, снова залезает в финансовые отчеты, выискивает спонсоров института, прикидывает, кого можно уговорить помочь в обмен на налоговые послабления и чем может помочь его собственный фонд, обычно финансирующий науку и восстановление природы.

Останавливается Леонхашарт только на рассвете, смотрит на свои расчеты и задается вопросом: «Зачем я в это лезу?»

Но самые необходимые работы — замену нескольких несущих каркасов, из-за которых может произойти обрушение крыши над частью аудиторий и починку водопровода с канализацией — он все же оформляет отдельной заявкой. Отправляет ее на подпись казначею Юнидатусу Тароту с припиской о том, что преждевременная смерть невест от обрушения или репортаж на весь Нарак о затоплении сектора четвертого факультета сточными водами очень плохо скажется на репутации не пожелавшего это все предотвратить казначея — вплоть до лишения его должности голосованием архисовета.

Со странным чувством удовлетворения выключив компьютер, Леонхашарт отправляется выливать виски: домработница должна найти пустые бутылки.

У вечера одно достоинство: женихи затаились и не мешаются со своими предложениями и притязаниями. После того, как Урш с Шаанти озадачивают меня заданием, мы отправляемся осматривать сектор, и вот тут-то я узнаю, что за неплохо выглядящими панелями из металла и пластика скрывается разруха. В некоторых подсобках, особенно в подвале, самым натуральным образом стоят тазики и ведра, в которые капает вода. Проводка дышит на ладан. Бетонные части конструкции крошатся. Просто кошмар!

— Ты боевая. — Урш опускает ладонь мне на плечо. Выдерживает паузу, разбавленную барабанной дробью капель по дну только что опорожненного им тазика. — Ты справишься. Мы рассчитываем на тебя.

Даже Шаанти пытается изобразить что-то вроде воодушевления, но прижатые уши ее выдают.

По пути в комнату я растерянно обдумываю ситуацию. Конечно, у меня, в отличие от остальных студентов, есть возможность обратиться ко всему Нараку с рассказом о бедственном положении четвертого факультета или попросить женихов о помощи

— котик вроде бурно ухаживает, может, и деньжат подкинет на обустройство факультета? Но… Такое дело нахрапом не провернешь, нужно хорошенько обдумать стратегию.

Я так задумываюсь об этой самой стратегии, что в коридоре натыкаюсь на Рону.

— О, прости.

— Ничего страшного, — она накручивает хвостик косы на палец и лукаво улыбается. — Замечталась?

— Задумалась… — оглядываю ее, ходящих между комнатами студенток, среди которых есть и мелкорогие.

Может, на митинг их всех собрать? Устроить такое, чтобы телевизионщики слюнями изошли и показали сюжет, несмотря на то, что состояние помещений факультета позорит власть: студенты с плакатами, я на столе, как Ленин на броневике, речь толкаю, Шаанти в обмороке, Урш мужественно пытается не смеяться. На фоне — Илантих со своими партийцами тоже с плакатами.

А мне лучше не на столе, а верхом на котике — тогда точно никто не останется равнодушным.

— Ты в порядке? — Рона наклоняется ко мне, вглядывается в лицо.

— Задумалась просто.

Направляясь в комнату, обдумываю идею митинга, поддержанного забастовкой преподавателей четвертого факультета — это было бы неплохим аргументом.

С осторожностью миную комнату «№ 1» — обитель Принцессы и ее верных, но глуповатых сторонниц. Дверь второй комнаты невест открыта — девушки обсуждают габариты Баашара и как с ним вообще может что-то быть.

— Демонессы здесь небольшие, — равнодушно замечает Найтеллит, лежащая на постели с книгой. — Значит, орган размножения даже у крупных демонов должен быть совместимого размера. В противном случае его не пытались бы скрестить с нами.

Чуть не поперхнувшись от такого заявления, вхожу в нашу комнату.

Манакриза качает пресс, слышны только ритмичные выдохи. Лисса с Катари, на мгновение отвлекшись, возвращаются к обсуждению программы обучения. Оказывается, остальные иномиряне наседают на вождение и механику. Нечто подобное я подспудно подозревала, не обнаружив на занятиях грамотностью других похищенных, хотя рациональнее было обучать нас вместе. Рассеянно слушая, вставляю пару слов о том, что нам тоже не мешало бы больше времени уделять тому, что вскоре для большинства станет прямой обязанностью, а не работе со стилистами и хореографами. Саламандра у меня в кармане поворачивается и царапает ткань. К счастью, этого никто не замечает.

— Никто не против, если я на пару часов займу ванну? — Мне нужно не только саламандру выгулять, но еще расслабиться и хорошенько все обдумать.

Получив разрешение, запираюсь в ванной комнате и тут же включаю глушилку с записью принятия душа.

Саламандра, высунувшись из кармана и оглядевшись, ловко выныривает, пробегает по моей руке и соскакивает в раковину. И кажется мне, малышка подросла…

Открыв краны с водой, оглядываю ванную в поисках того, чем можно замерить саламандру. Если она растет, я должна об этом знать.

Решаю мерить зубной щеткой, но при виде нее саламандра выгибает спину, сверкает глазами и сливается с раковиной — видно только кольцо прибора на шее. Наклоняюсь замерить саламандру — она убегает на другую сторону раковины. Тянусь к ней — она забирается на стену, под самый потолок и оттуда смотрит на меня. И язычок раздвоенный показывает, будто дразнится…

Ладно, я терпеливая. Засунув зубную щетку за ухо, вынимаю из-под раковины хозяйственную и с самым невинным видом начинаю мыть ванну. Краем глаза улавливаю движение на стене: саламандра за мной наблюдает. Просто глаз не сводит. Хотя что интересного может быть в мытье ванны?

Закончив с этим, ставлю набираться воду. Зубной щеткой чищу зубы — тут у саламандры даже глаза, кажется, становятся больше. Что у нее за неприязнь к зубным щеткам? Следя за мной, она переползает по стене ближе. Поворачиваюсь к ней, чтобы ей было лучше видно, что я творю во рту… Юркнув по стене вниз, размытым пятном пробежавшись по полу, саламандра взбирается по мне на плечо. Зацепившись за волосы, вытягивается вперед и с опаской трогает мою щеку теплой лапкой. Второй раз трогает увереннее. Третий раз уже настойчиво, продавливает Я с обратной стороны щеки подпираю ее лапу зубной щеткой и чуть надавливаю. Подскочив, запутавшись в волосах, саламандра срывается с плеча и застревает в них. Качается, во все стороны растопырив лапы, дрыгая хвостом.