Роберт вновь не ответил, потому что ему пришлось пустить своего коня шагом по мосту вслед за рыцарями, под величественную каменную арку. Да и верил ли он в то, что тюремное заключение — и впрямь худшее из зол, их ожидающих, после того что он узнал в ту ночь, когда пришел в себя и увидел рядом со своей кроватью сенешаля? Он коснулся пальцами кусочка железа, висевшего у него на шее на кожаном шнурке, спрятанном под мантию. Его брат, конечно, может бесстрашно шутить насчет того будущего, что их ожидает, но ему не известна вся правда. Он не знает, что увидел Роберт в ту ночь в подземелье замка.

По правую руку от них на фоне блеклого неба резко выделялся фасад Вестминстерского аббатства. По коже у Роберта пробежали мурашки, когда он подумал о том, что совсем рядом, заключенный в коронационный трон Эдуарда, лежит Камень Судьбы. Он оглянулся на колоссальные врата аббатства, глядя поверх голов английских рыцарей, сопровождавших их ко дворцу. Впереди, над свинцовыми крышами, уже маячил Вестминстерский дворец. Миновав Королевскую часовню, Расписную палату[22] и Уайтхолл,[23] они въехали на продуваемый всеми ветрами двор, где на них уставились клерки в черном облачении и посыльные. В Уайтхолле располагались Суд казначейства, Королевская скамья,[24] канцелярия лорда-канцлера и гражданский суд.

Спешившись, Роберт передал поводья Несу, который и привел его коня по кличке Хантер из Шотландии. Чалый жеребец, приберегаемый для турниров и войн, стал символом намерений Роберта сделать Англию своим временным домом. Для этой же цели его сопровождала свита из рыцарей и слуг, а также повозка с пожитками и имуществом — одеждой, монетами, доспехами и снаряжением, доставленным из Антрима. Роберт захватил с собой и несколько личных вещей, переданных ему Джеймсом Стюартом: кинжал с рукоятью, усыпанной драгоценными камнями, гобелен из замка деда в Лохмабене, серебряное ожерелье, подаренное им первой жене Изабелле, кольцо, принадлежавшее еще его матери, и коллекцию разнокалиберных кубков, тарелок и мебели. Он еще подумал о том, что по горькой иронии судьбы состояние его семьи, которое предки наживали веками, включавшее огромные поместья на территории трех стран, сейчас уместилось на одной-единственной повозке.

Завидев графа Ольстера, разговаривавшего с мужчиной в голубой накидке цветов короля — скорее всего, управляющим, — Роберт подошел к ним. Слуги уже снимали с задка повозки клетку, в которой находилась его гончая. Щенку, единственному из всего помета Уатачи, которого он привез с собой из Гленарма, исполнилось всего полтора года, но он уже демонстрировал все признаки того, что станет настоящей охотничьей собакой, как и его мать. Роберт назвал его Фионном в честь легендарного ирландского воина, сагу о подвигах которого он выучил наизусть еще мальчишкой в замке лорда Донаха. Фионн радостно залаял, учуяв запах хозяина. Рядом с клеткой вдоль борта повозки скатанным лежало его знамя. Сам он надел белую накидку и мантию, украшенные красным шевроном Каррика, но не смог заставить себя развернуть этот стяг, готовясь сдаться на милость человека, который уничтожил его графство.

— Король даст нам аудиенцию? — поинтересовался Роберт, останавливаясь рядом с Ольстером и глядя вслед мужчине в голубой мантии, который целеустремленно направился обратно ко входу в главный зал.

Ричард де Бург повернулся к нему. Его лицо в безрадостном зимнем свете оставалось жестким и невозмутимым.

— Они приняли моих посланцев, так что король Эдуард ожидает нашего прибытия. Подождем и мы. — Граф вперил в Роберта пристальный взгляд. — Вы не забудете о нашем уговоре. — Это был не вопрос, а утверждение.

— Я сдержу свое слово, — сухо ответствовал Роберт, с вызовом глядя на пожилого мужчину. Он хотел задать ему тот же самый вопрос, сознавая грозящую ему опасность — ведь Ольстер был в курсе всех их планов, — но сдержался. Хитроумный граф постарался извлечь максимальную выгоду из того, что ему придется хранить тайну Роберта.

Возникшее между ними напряжение нарушили лязг и проклятия. Обернувшись, они увидели, как один из слуг Ольстера склонился над длинным деревянным ящиком, только что выскользнувшим у него из рук.

— Осторожнее, черт бы вас подрал! — разозлился граф и поспешил туда.

Роберт же остался на месте, глядя на ящик. Внутри этого ничем не примечательного ларца лежал посох Иисуса, которым владел святой Патрик и который восстановил святой Малахия. И который украл он, Роберт. Меньше месяца назад Джеймс Стюарт передал ему реликвию на пустынном побережье Каррика.

Вскоре после того, как Ольстер написал королю Эдуарду о том, что Роберт желает сдаться и что он лично препроводит его в Лондон, высокий сенешаль отправился в Ротсей, свой замок на острове Бьют. Когда плечо Роберта немного зажило, он поднялся на борт галеры Ольстера и пересек пролив, чтобы присоединиться к нему. Он хотел встретиться с сенешалем в Ротсее, где жили его дочь и братья, но Джеймс отказался, боясь, что соблазн объяснить мотив своего поступка семье окажется для Роберта слишком велик.

— Крайне важно, чтобы твоя капитуляция выглядела искренней, — сказал ему сенешаль перед тем, как покинуть Данлюс. — Чем меньше людей знают правду — что ты идешь лишь на временную жертву, — тем выше шансы, что наш план удастся. Король Эдуард отнюдь не дурак. Даже если он притворится, что принял твою капитуляцию, гарантирую, что он сделает все, что в его силах, дабы обеспечить твою лояльность без твоего ведома. Нам известно, что у него есть шпионы. И нам нужно, чтобы скотты отпускали в твой адрес только лишь проклятия из-за того, что ты предал их дело.

Слова эти болезненным эхом звучали в ушах Роберта, когда он высадился на побережье Каррика, где его ждали Джеймс с братом. Оттуда под покровом темноты они верхом отправились к границе в сопровождении рыцарей Ольстера. Так что не успел Роберт ступить на родную землю, как ему пришлось сдаться чиновникам короля в Аннандейле и пересечь границу, направляясь в Англию.

Роберт смотрел, как слуга Ольстера осторожно поднимает скромный с виду ларец, в котором находилась не просто бесценная ирландская реликвия, а триумф короля Эдуарда и его поражение. Он ждал молча, стоя чуть поодаль от остальных, чувствуя, как охватывает его ледяной холод, а голые ветки деревьев в королевском саду стучат, словно кости, на ветру. Он вспоминал деда. Когда старый лорд был еще жив, жизнь казалась простой и понятной, а его путь — прямым и честным. А сейчас весь его мир покоился на песке.

Наконец вернулся управляющий короля и предложил Ольстеру с отрядом следовать за ним. Когда ему передавали ларец, Роберт вспомнил угрюмого брата Мертоу с изуродованным шрамом лицом, который отдал жизнь за то, чтобы сберечь посох. Рана отозвалась тупой болью, когда он взвалил ларец на плечо и зашагал вслед за Ольстером по двору, по которому гулял ветер, а потом вошел через огромные двери в гулкую черноту за ними.

Зал Вестминстерского дворца, построенного сыном Вильгельма Завоевателя и названного в его честь, имел в длину двести сорок футов. Ряды массивных колонн поддерживали гигантскую крышу, разделяя его пространство на три части. Двери вели в отдельные помещения, в которых размещались залы судебных заседаний, а с лотков, выстроившихся вдоль северной стены, клеркам и стряпчим продавали пергамент, перья и чернила. Король Эдуард не мог бы выбрать лучшего места, чтобы выслушать его капитуляцию, чем этот зал, где вершился суд и выносились приговоры. Роберту пришлось приложить усилие, чтобы прогнать страх, когда он зашагал по центральному проходу к огромному, застеленному ковром помосту, возведенному у южной стены.

На платформе стоял трон, освещаемый тусклым дневным светом, сочившимся в высокие стрельчатые окна. Вокруг него столпились люди. Они расступились, когда процессия приблизилась к ним. Роберт шел вслед за Ольстером, и широкие плечи графа загораживали ему происходящее, так что он услышал голос короля Эдуарда раньше, чем увидел его самого: этот знакомый чеканный голос, приказывающий графу подойти ближе. Когда Ольстер поднялся по ступеням и преклонил колено, глазам Роберта предстала впечатляющая картина.