Когда противники сблизились вплотную, всадник в черном подался вперед и нанес сильный удар прямо в центр красного щита. Это были учебные копья, у которых вместо острия на конце помещались трехзубые железные лапы, позволяющие рассредоточить силу удара. Но даже при этом щит и копье разлетелись вдребезги. Осколки полетели всаднику в лицо, и его отбросило на луку седла. Всадник в черном промчался мимо, а его противник с лязгом обрушился в траву, и лошадь его поскакала дальше уже без седока. Он перекатился несколько раз и замер неподвижно. На помощь к нему бросились пажи. На другом конце поля победитель резко осадил своего коня, так что тот загарцевал на месте, и с торжеством воздел сломанное копье над головой.

— Блестяще, Пирс! Просто блестяще!

Эдвард Брюс обернулся на голос и увидел, что принц разразился аплодисментами.

Тот поймал его взгляд и улыбнулся.

— Вы выглядите встревоженным, сэр Эдвард.

— Напротив, милорд, я с нетерпением жду возможности встретиться со столь достойным противником.

Принц рассмеялся.

— Хорошо сказано.

Высокий и прекрасно сложенный, как его отец, он выглядел импозантно в своих полированных доспехах. На его алой тунике красовались такие же золотые львы, как у отца, и единственная разница заключалась в зигзагообразной синей полосе поверху. Лицо его казалось более мягким, чем у короля, а светлая бородка делала менее жесткой линию челюсти и подбородка. Голубые глаза принца сияли в солнечном свете, пока он следил за Пирсом Гавестоном, который рысью послал своего возбужденного скакуна обратно к стартовой линии.

— Когда война закончится, я намерен взять с собой отряд и отправиться во Францию. С Пирсом в наших рядах мы выиграем любой турнир.

— Нисколько не сомневаюсь в этом.

После семи месяцев, проведенных при дворе принца, Эдвард Брюс научился многим вещам, в первую очередь тому, что следует соглашаться со всем, что касалось гасконца. С самого начала неукоснительно соблюдая это правило, он быстро завоевал расположение принца в надежде, что это позволит ему сблизиться с сыном короля и получить ценные сведения, которые могут оказаться полезными Роберту, когда его брат наконец разорвет ненавистные путы лояльности и открыто выступит против англичан. Но весьма скоро он обнаружил, что в присутствии Пирса рядом с принцем более ни для кого не оставалось места.

Далекий рев рога вторгся в его мысли. За ним последовал слабый грохот камней, ударяющихся о стены замка, — начался очередной день осады. Эхо вспугнуло нескольких ворон, которые с карканьем взмыли в воздух с деревьев, растущих на краю луга. Над их верхушками в небо вонзалась скала, на которой стоял замок, и баннер, свисавший с его стены, с такого расстояния казался просто золотистой точкой.

— А до тех пор нам придется довольствоваться завоеваниями, которые спланировал мой отец, — продолжал принц, передавая Эдварду мех, расшитый драгоценными камнями.

Эдвард сделал глоток, не сводя глаз с поверженного всадника, которого пытались поднять пажи. Через мгновение молодой человек сердито отогнал их. Схватив новый красный щит, поданный ему, он неуверенной походкой направился к своей лошади. Зрители зааплодировали его решимости. Пирс Гавестон ждал у стартовой линии, разминая руку, прежде чем взять новое копье, которое протянул ему паж.

— Покорив Уэльс, отец устроил турнир в честь своего нового ордена — Круглого Стола. — Принц не отрывал взгляда от Пирса. — В Нефине. Я этого не помню, конечно. Я тогда только-только родился. Но люди до сих пор вспоминают его — схватки, призы. Все, кроме отца. Он помнит лишь свою победу.

На вершине скалы Стирлинга раздался громоподобный взрыв, и на сей раз в лесу взлетела с деревьев целая стая птиц. Молодые люди на лугу обернулись, глядя на далекую крепость. Эдвард увидел поднимающиеся в небо клубы дыма и спросил себя, что за дьявольскую штуку удумал король, дабы сломить непокорный гарнизон.

Один принц, похоже, не обратил на происходящее никакого внимания, глядя на луг, где всадники осадили своих взбудораженных коней, и в глазах его стояло отсутствующее выражение, словно он видел перед собой совсем другой ландшафт и совсем другое время. Под светлой челкой на его лбу собрались морщины.

— Вот интересно, если Стирлинг падет сегодня, что отец будет делать дальше? Он всю жизнь провел на войне. Вряд ли он умеет делать что-либо еще. — Но тут принц, похоже, пришел в себя, когда Пирс перевел коня в галоп, яростно подгоняя его ударами шпор. — Мне это представляется забавным, — вдруг сказал он, поворачиваясь к Эдварду с любопытной улыбкой. — Мы оба названы в честь моего отца, тем не менее мы не первенцы. Как будто при нашем рождении родители не думали, что мы доживем до того возраста, когда сможем оправдать данное нам имя. — Он рассмеялся, но в смехе его не было веселья. — Мой брат Алонсо, отцовский первенец, умер всего через месяц после моего рождения. Но иногда мне кажется, что я до сих пор остаюсь вторым сыном.

А на поле Пирс Гавестон вдребезги разбил третье копье о щит своего противника.

Эдвард во все глаза уставился на принца, удивленный его искренностью.

— Я знаю, что это такое — все время пребывать в тени своего брата. — Он нахмурился, чувствуя горькую правду в собственных словах. — Думаю, Александру, Томасу и Найаллу было легче, они никогда и не рассчитывали стать наследниками. А вот я… Я всегда был ближе к этой надежде. Но теперь, когда мой отец умер… — Он запнулся. — Словом, теперь я понимаю, сколь широка пропасть передо мной.

Принц кивнул и положил руку ему на плечо.

— Теперь вы — мой придворный. И мы с вами еще прославим наши имена!

— Вы, кажется, намерены отсидеться, сэр Эдвард?

Эдвард Брюс оглянулся, заслышав язвительный голос. Оказывается, пока они разговаривали, к ним подъехал Пирс Гавестон. Он снял шлем, и на лице его было написано оскорбительное любопытство.

— Для вас я готов всегда, мастер Пирс, — парировал Эдвард, с удовлетворением отметив, что в угольно-черных глазах Пирса блеснуло бешенство. Уловка была детской, зато действенной — он при каждом удобном случае напоминал самоуверенному молодому петушку, что тот еще не стал рыцарем, подобно ему самому.

Принц убрал руку с плеча Эдварда и одобрительно улыбнулся.

— Что ж, — приступайте! — сказал он, жестом указывая на турнирное поле.

Пирс развернул коня, а Эдвард подошел к своему оруженосцу Эойну. Молодой человек, родом из Аннандейла, крепко удерживал на месте его серую кобылу, пока Эдвард вставлял ногу в стремя и поднимался в седло. Эойн передал ему шлем, который он надел поверх койфа и сразу же ощутил во рту привкус металла. Приняв щит, украшенный гербом Аннандейла, Эдвард продел левую руку в ремни на тыльной его стороне, а правой подобрал поводья. Вонзив шпоры в бока своей кобылы, он послал ее рысью через луг. Эойн последовал за ним, держа в руках три желтых копья.

Пирс повернулся в седле, когда Эдвард догнал его. Он уже надел свой шлем с лебедиными крылышками, но забрало оставалось поднятым.

— Может показаться, что вы понравились моему принцу. — Его французский разительно отличался от того языка, на котором говорили его английские спутники, поскольку детство Пирса прошло в Гаскони. Его взяли ко двору короля в ранней юности, вскоре после смерти отца, прославленного рыцаря при дворе Эдуарда. — Надеюсь, вы простите его за демонстрацию того, что могло показаться вам искренней привязанностью. — Пирс улыбнулся и отвернулся. — Эдвард питает слабость к грубиянам. Хамство забавляет его.

Прежде чем Эдвард успел ответить, Пирс пустил своего коня галопом, направляясь на противоположный край луга. Эдвард легкой рысью подвел кобылу к стартовой линии, а потом принял первое копье у своего оруженосца.

— Ты заплатишь мне за «грубияна», сукин ты сын, — пробормотал он.

Видя, что Пирс вооружился новым черным копьем, Эдвард вонзил шпоры в бока своей кобылы, посылая ее в галоп. Полная огня, она с удовольствием откликнулась на его призыв. Хотя сегодня дул совсем слабенький ветерок, Эдварду показалось, что воздух сжался и ударил ему в лицо. Он подался вперед под грохот копыт своей кобылы, а потом привстал на стременах, покачиваясь в такт ее движению, как учил его лорд Донах еще во времена отрочества в Антриме. Эдвард опустил копье и прищурился за прорезью шлема, сосредоточив все внимание на стремительно приближающейся фигуре Пирса Гавестона.