Невозможно передать радость и страх Оливы. Необходимость побега означала, что ей грозит опасность; сам побег сулил спасение.

Она послала Жанне красноречивый воздушный поцелуй, а затем собрала, то есть увязала в узелок кое-какие драгоценные безделушки своего покровителя.

Подав Оливе знак, Жанна исчезла из дому: она отправилась на поиски кареты, которой будет доверена драгоценная жизнь мадемуазель Николь.

Вот и все; самый внимательный наблюдатель не обнаружил бы более никаких сношений между подругами, обменивавшимися обычно столь красноречивыми сигналами.

Шторы были задернуты, окна затворены; в окнах допоздна мелькал огонек. Потом послышалось шуршание, какие-то таинственные шорохи, стуки, и все сменилось темнотой и молчанием.

Часы на церкви св Павла пробили одиннадцать вечера, и ветер с реки принес эти зловещие и гулкие удары на улицу Сен-Клод, когда Жанна прибыла на улицу св. Людовика в почтовой карете, запряженной тремя крепкими лошадьми.

Дорогу кучеру показывал сидевший на козлах человек, закутанный в плащ.

На углу улицы Золотого короля Жанна дернула человека за край плаща, веля ему остановить карету.

Человек спешился и подошел к графине.

– Пусть карета подождет здесь, дорогой господин Рето, – сказала Жанна. – За полчаса мы управимся. Я приведу сюда некую особу, она сядет в карету, и вы отвезете ее в мой домик в Амьене, платя двойные прогонные.

– Да, ваше сиятельство.

– Там вы сдадите эту особу моему арендатору Фонтену, а что делать дальше – он знает.

– Да, ваше сиятельство.

– Вот не помню… Вы вооружены, любезный Рето?

– Да, сударыня.

– Эту особу преследует один умалишенный. Быть может, по дороге вас попытаются задержать.

– Что мне следует делать в этом случае?

– Стрелять в любого, кто помешает вам продолжать путь.

– Да, сударыня.

– Вот сто луидоров. Я, конечно, больше вас не увижу, потому что вам благоразумнее всего будет добраться до Сен-Валери и немедленно отплыть в Англию.

– Положитесь на меня.

– Это вам.

– Это нам, – отозвался г-н Рето, целуя графине руку. – Итак, я жду.

– А я иду за дамой.

Рето сел в карету на место, которое прежде занимала Жанна, а графиня де Ламотт проворно дошла до улицы Сен-Клод и скрылась в своем доме.

Все было объято сном в этом мирном квартале. Жанна собственноручно зажгла свечу и подняла ее над перилами балкона: то был знак для Оливы, что пора спускаться.

– Она девушка осторожная, – сказала себе графиня, увидев, что в окне напротив нет света.

И Жанна трижды подняла и опустила свечу.

Никакого ответа. Ей только послышался не то вздох, не то шепотом произнесенное «да», невнятно долетевшее до нее сквозь листву, обрамлявшую окно.

– Она спустится, не зажигая света, – предположила Жанна. – Недурно.

И сама она тоже спустилась на улицу. Дверь не отворялась. Наверное, Олива шла по лестнице с трудом, волоча с собой тяжелые узлы.

– Дурочка, – злобно процедила графиня. – Потерять столько времени из-за тряпок!

Никого. Жанна подошла к дверям противоположного дома.

Никого. Она вслушалась, прижавшись ухом к железным гвоздям, которыми была обита дверь.

Так прошло четверть часа.

Жанна сделала несколько шагов по направлению к бульвару, чтобы взглянуть издали, есть ли свет в окнах.

Ей показалось, что в просвете между листьями за двойными шторами мерцает слабый огонек.

– Что она делает, черт побери! Что она там делает, негодница! Может быть, она не видела моего сигнала? Что ж, не будем терять голову. Вернемся в дом.

Жанна в самом деле вернулась домой и еще раз подала условный знак свечой.

Ее сигналы остались без ответа.

– Надо думать, – сказала себе Жанна, в ярости комкая манжеты, – надо думать, плутовка захворала и не в силах двинуться с места. Но мне-то что за дело! Она уедет нынче ночью, живая или мертвая.

Графиня снова спустилась по лестнице с осторожностью львицы, за которой крадется охотник. В руке у нее был ключ, столько раз по ночам выпускавший Оливу на свободу.

Вставляя ключ в замочную скважину, Жанна заколебалась.

«А вдруг там у нее кто-то есть? – подумала она. – Нет, не может быть; но если даже так, я услышу голоса и успею спуститься. А если я повстречаюсь с кем-нибудь на лестнице? Ох!»

При этой мысли она вздрогнула.

Но тут до ее слуха донеслось цоканье: это били по мостовой копытами ее лошади; в конце концов она решилась.

– Без опасности, – изрекла она, – не бывает великих деяний. А отвага превозмогает любую опасность.

Она повернула ключ в замке, и дверь отворилась.

Расположение комнат было Жанне известно: она усвоила его, поджидая Оливу по вечерам. Лестница находилась по левую руку; Жанна устремилась наверх.

Ни звука, ни проблеска света, ни души.

Жанна поднялась на площадку, которая вела в комнаты Николь.

Из-под двери пробивался свет; за дверью слышались чьи-то торопливые шаги.

Жанна прислушалась, затаив участившееся дыхание. Голосов было не слыхать. Значит, Олива одна, она ходит по комнатам, очевидно, собирая вещи. Следовательно, она не заболела, а замешкалась.

Жанна тихонько поскреблась в дверь.

– Олива! Олива! – позвала она. – Дружочек мой!

Шаги по ковру приблизились.

– Отворите! Отворите! – нетерпеливо воскликнула Жанна.

Дверь отворилась, на Жанну хлынул поток света: она очутилась лицом к лицу с мужчиной, державшим канделябр с тремя свечами. Она испустила пронзительный вопль и закрыла лицо накидкой.

– Олива! – произнес мужчина. – Это вы, Олива?

И мягким движением он отвел накидку, скрывавшую ее лицо.

– Графиня де Ламотт! – воскликнул он с вполне естественным изумлением в голосе.

– Господин Калиостро! – прошептала Жанна, еле держась на ногах; она была близка к обмороку.

Графиня предусмотрела многие опасности, но только не эту. В сущности, ничего страшного не случилось, но при некотором размышлении и внимательном взгляде на этого странного человека, наделенного столь зловещей внешностью и столь искусного притворщика, Жанна почувствовала, что от него исходит чудовищная угроза.

Почти не владея собой, она попятилась и уже готова была броситься вниз по лестнице.

Калиостро любезно протянул ей руку и предложил сесть.

– Чему обязан честью вашего посещения, сударыня? – без тени смущения осведомился он.

– Сударь, – пролепетала интриганка, не в силах отвести взгляд от глаз графа, – я пришла… я искала…

– С вашего позволения, сударыня, я позвоню и распоряжусь прогнать тех моих слуг, которые настолько забылись, что не проводили ко мне особу вашего ранга.

Жанна затрепетала. Она остановила графа жестом.

– Вероятно, – невозмутимо продолжал Калиостро, – вам попался этот негодный немец, мой привратник: он попивает. Он вас не узнал. Отворил двери, ни слова не сказал и уснул.

– Не браните его, сударь, – немного осмелев, возразила Жанна, которая не заподозрила подвоха, – прошу вас.

– Ведь это он отворил вам, не так ли, сударыня?

– По-моему, да. Но вы обещали мне его не бранить.

– Я сдержу слово, – улыбаясь, отвечал граф. – А теперь, сударыня, извольте объясниться.

Получив эту лазейку, Жанна, которую не заподозрили в том, что она сама отперла дверь, могла спокойно лгать о цели своего визита. Итак, она пустилась в объяснения.

– Я пришла, – поспешно сказала она, – посоветоваться с вами, ваше сиятельство, относительно слухов, которые ходят по городу…

– Что за слухи, сударыня?

– Не торопите меня, прошу вас, – жеманно возразила она, – меня привлекло к вам весьма щекотливое дело.

«Ищи! Ищи! – думал между тем Калиостро. – Я-то уже нашел».

– Вы состоите в дружбе с его высокопреосвященством монсеньором кардиналом де Роганом, – начала Жанна.

«Ого! Недурно! – отметил про себя Калиостро. – Вот и скользи до конца по ниточке, конец которой я держу в руках; но дальше я тебя не пущу».