Справа замечаю ковыряющего ко мне Мора Блеск Молнии.

Вид орка оставляет желать лучшего – правой рукой он все еще крепко сжимает свой жутковатый меч, но от левой ниже локтя остался лишь огрызок плоти, в которой белеет излом кости. Мышцы обеих ног превратились в сочащиеся сукровицей лохмотья, сквозь которую проглядываю кости – он словно побывал в мясорубке. Бросаю взгляд за его спину. Распростертый на земле труп костееда, с которым он справился несколько секунд назад, снова сотрясается конвульсивной дрожью посмертного воскрешения, его разрубленное до позвонков горло стремительно срастается. Тангар стоит возле него на коленях, не в силах подняться, его панцирь на груди вскрыт и разворочен клыками и когтями, как консервная банка взбесившейся открывашкой, перебитые руки с торчащими сквозь плоть и разорванные рукава обломками костей свисают плетьми. Как только имитация жизни его покинет и вектор клейма оборвется, засевший в святилище кукольник вновь запустит процесс мертвой реанимации и боец обратится против меня. Это крайне плохо.

Да и куски разрубленных птичек возле входа в святилище начинают подозрительное шевеление, невидимая сила их стягивает и сплавляет, медленно, но упорно восстанавливая целостность каждой тушки. Пока жив хозяин, бой будет длиться вечно, или до тех пор, пока не погибнут все непрошенные гости. И это еще хреновее.

Чувствую попытку одурманивания, но печать Алана на страже, вспыхивает жарко, впиваясь в лицо, и боль выжигает чужое влияние, как пламя выжигает любую гниль.

Быстрый взгляд в направлении воздействия обнаруживает метрах в тридцати, возле границы леса, низко парящего над землей, почти задевая ее многочисленными извивающимися щупальцами, дурноглаза. Долго же он поднимался, или Некронус приберег его в качестве козыря. Я уже просек, чего бояться эти мертвяки больше всего: они до странности хорошо горят, словно их гниющая влажная плоть пропитана горючими веществами. И тоже кое-что приберег: прикинув дистанцию, вскидываю руку и разряжаю Копье пламени. Дурноглаз ярко вспыхивает весь, целиком, до кончиков щупалец, жаркие волны огня гуляют по нему словно по тряпке, пропитанной соляркой. Тот самый случай, когда результат стоит затраченной энергии, несмотря на стремительно растущий дефицит.

Но дальше так продолжаться не может, мне срочно нужны добровольно-принудительные «торпеды»!

Бросаю беглый взгляд на обоих бойцов, которые сейчас находятся рядом, оценивая их текущий боевой потенциал. У Строга Бездумного меньше всего повреждений и лучшая броня, а Мор Блеск Молнии едва шевелится, он серьезно покалечен и долго не протянет. Я не могу подлечивать своих мертвецов, как Некронус, и выбор очевиден. Подчиняясь мысленному приказу, древний орк, так и не доковыляв до меня, сворачивает и, ускоряясь, бросается в темный проход.

Почувствовав близкое движение, Тьма мгновенно вздувается громадным пузырем и чернильной волной выплескивается навстречу, по пояс захлестывает орка и несется дальше, вырываясь из прохода на простор излучающим эманации смертельного ужаса потоком. Знак Алана реагирует вспышкой горячей боли, отпрыгиваю в сторону, спотыкаюсь, валюсь на землю, перекатываюсь на другой и бок и вижу, как истончающаяся кромка потока проходит рядом, в полуметре.

Машинально подхватываю оказавшийся поблизости щит, поднимаю взгляд в сторону входа. Упавшее навзничь тело орка еще ворочается внутри жадно пожирающей его Тьмы, тая, как кусок сахара в воде. Смотреть на это жутковато. Прости, приятель. Ты бился отважно, и мой Список Мертвых тебя сохранит.

Но не зря я колебался бросаться первым самому, инстинкт не подвел. Мой личный счет к линарцу только что увеличился в многократном размере, он мог меня предупредить об этой пакости. Но не стал. Сунься я сразу, как он приказывал, и еще на одну «приманку» стало бы меньше. Рист совершенно не умеет распоряжаться ресурсами, из него никогда не выйдет толкового рейд-лидера. Да и чёрт с ним.

Главное, я увидел для себя шанс – чернильная тьма плещется в проходе теперь лишь по щиколотку, вдвое упав в объеме. Похоже, потратилась на орка. Мне вдруг вспомнился бег на закорках гхэлла, когда мы удирали от разрушающего остров дегустатора во время набега пожирателей. Отчетливо понимая, что не смогу бесконечно перехватывать управление мертвецами из-за ограниченного количества попыток клейма и последствий от этих перехватов, я решаюсь на безумный экспромт.

Больше не раздумывая, взлетаю на спину послушно замершего Строга Бездумного, хватаюсь за его плечи, стараясь не выронить ни щит, ни меч, обхватываю ногами пояс.

Строг разгоняется с места, как чистокровный конь. Проскакиваем мимо тянущих лапы зомби, опять взявшихся невесть откуда, влетаем в туннель. Черный как битум и подвижный как дым слой Тьмы снова вспухает, но уже значительно ниже, захлестывает ноги моего «насеста» почти до коленей, в логах отражается впечатляющие цифры урона и название этой пакости: Едкий выброс. Когти на лапах гхэлла отчетливо цокают по невидимым под слоем Тьмы каменным плитам. Его плоть на голенях шипит, растворяясь с каждым шагом. Расплескивая Тьму, Строг несется дальше, но движения его начинают замедляться, его мышцы сдают.

Еще немного, и мы выскакиваем в зал.

Здесь чертовски темно, но Теневой взор позволяет разглядеть, что всё вокруг оплетено такой же, как и снаружи, мерзкой паутиной – она шевелящимся одеялом покрывает стены, свисает толстыми неопрятными прядями между каменными чашами светильников вкруг алтаря, накрывает серым пологом сам алтарь – пирамиду из тёмно-зелёного малахита с усеченной верхушкой. Босса не вижу, он прячется в густой как патока тьме, которую сам и создает, зато взгляд сразу упирается в Кроху. Обмотанное с ног до головы коконом паутины, её крошечное тельце свисает на отдельной пряди со свода, точно над алтарем Йеноху. И над ней система подсвечивает шкалу прогресса преобразования в нежить: 26%.

Твою же мать!!!

В дикой ярости снова бросаю Строга вперед.

Всего в метре от алтаря он начинает шататься, затем его ноги подламываются. Слабо взрыкнув, он тяжело оседает сперва на одно колено, затем на другое, с силой упирается перед собой в пол древком секиры вместо костыля, могучие мышцы вздуваются на руках под черной шкурой. Из колышущейся над полом тьмы вместо его голеней проглядывают обнаженные кости, плоть содрана почти начисто, и остается лишь удивляться, что гхэлл протянул так долго.

Строг все-таки сдает окончательно и начинает заваливаться лицом вперед, но я уже взбираюсь по нему еще выше, отбрасываю щит, чтобы освободить левую руку и прыгаю с его плеч на алтарь. Срез малахитовой верхушки меньше моих стоп, но этого хватает, чтобы не свалиться вниз. Одной рукой хватаю тельце Крохи и рассекаю мечом тугой, как проволока жгут паутины, удерживающий ее над алтарем. Краем глаза замечаю, как слева тьма приходит в движение, обозначая присутствие босса, недовольного моим вмешательством, но не останавливаюсь. Нельзя останавливаться, ибо тогда погибнем оба. Бросаю меч за спину, разрываю паутину на тельце фейри пальцами, рассекая кожу словно лезвиями в кровь, но не обращая на это внимания. Выхваченный одним движением элитный кристалл из подсумка прижимается к груди освобожденной, но все еще пребывающей в коме фейри. Давай, милая, просыпайся! Давай же!

Темная волна проносится по сознанию, рождая системное сообщение: магические умения заблокированы Оковами магии. Можно даже не проверять, теперь не работают ни активные, ни пассивные умения, все погасло, как огонек свечи под порывом ураганного ветра, рассыпались даже усиливающие ауры.

Из тьмы рядом более отчетливо проступают очертания тела неспешно приближающейся твари. Меня теперь можно брать голыми руками. Пол святилища по прежнему смертельно опасен, вниз нельзя, я стою на пирамиде, неустойчиво балансируя чуть ли не на одной ноге, руки заняты кристаллом и Крохой.

В трех шагах уже могу рассмотреть Некронуса как следует, и оптимизма мне это не прибавляет. Тварь оказывается не такой уж и большой, пожалуй макушка этого существа дойдет мне лишь до груди, если мне взбредет дурная идея сейчас спрыгнуть на пол, прямо в его приветливые объятия. Мы с этим монстром уже встречались в одной из прошлых жизней. Правда, тогда он назывался Драуком, а тот был раза в два поменьше. Человеческий торс и почти человеческое лицо, вытянутые уши и острые черты, несмотря на чудовищные преобразования, все еще выдают, что в прошлом существо было тёмным эльфом. Вздёрнутые в угрожающем жесте руки выше локтей заканчиваются полуметровыми клешнями, а ниже талии тело существа раздается паучьей тушей на восьми суставчатых лапах. От столь близкого соседства аура этой твари леденит кровь, несмотря на бушующий в венах адреналин.