Хаотри обернула прикрытые глаза к Нуаркх. Мелодичный Таурагли утонул рокоте Арга, и она раздраженно ткнула в розоватую тварь, а после провела когтем по горлу. Нуаркх откашлял облако кровавого тумана, коротко кивнул и воздел тупой глиняный клинок. Неудобный эфес, щедро украшенный золотом и лунным камнем, попытался выкрутиться из слабеющей трехпалой кисти. Прибой щупалец хлынул на охотников, но глиняное лезвие впилось в изрытый трещинами камень. Ударная волна, подведенная полупрозрачными дымчатыми всполохами, издала резонирующий низкий рокот и бросилась на клубок скользких конечностей. Их разметало в стороны, и клин охотников кинулся в брешь. Щупальца пытались вцепиться в ноги охотников и стиснуть их грудные клетки, но копья и гудящий глиняный клеймор пока отражали их натиск. Незнакомое плетение Арга ослабило искусство Кантара, но он видел сердце существа сквозь бледную шкуру и волокна студенистых мускулов. Лим'нейвен вонзает пику у ног и изо всех сил хлопает в ладони. На поверхности пористой шкуры разрывается желтоватая искра, испуская сферический фронт огромного давления и оглушительного рокота. На бесформенном теле возникает вмятина, окруженная ореолом дрожащей плоти. Конвульсия раскатывается по разветвленным щупальцам, но твари удается схватить охотника за предплечье. Конечность ускользает от алебарды Хаотри, и вколачивает несчастного в скользкий, потрескавшийся камень.

Капитан оскаливает влажные клыки и яростно кричит, но Кантар предпринимает вторую попытку оглушить ценнейший образец. Хлопок раздается еще громче и придавливает существо к земле. Взметнувшееся щупальце переламывает голень еще одного охотника. Искра снова вспыхивает, фронт ударной волны разбрасывает острые камни и отрывает обрюзгшую тварь от земли. Грузно обрушившись вниз, существо издает болезненный вопль и дряхло растекается среди опавших конечностей. Хаотри приказала охотникам связать тварь и прицепить ее к пасти скалогорба. Цепь из черного железа со скрежетом натянулась, и аморфная туша соскользнула в пучину, где пасть морского гиганта стала ей тюрьмой. Проверив раненых, Капитан бросилась на Кантара. Он попытался отбросить разъяренную Синитку ослабевшим Искусством, но оберег холодно блеснул из-за ее воротника. Женщина вцепилась когтями в протянутое предплечье и притянула Кантара к выброшенному кулаку. Челюсть пепельного звонко щелкнула, а выгнувшееся тело подбросило в воздух. Не успели лопатки ткача врезаться в холодный камень, как Синитка вновь притянула его и подрубила ударом хвоста. Лим'нейвен перекувыркнулся в воздухе и растянулся на скользких камнях.

— Как видите, кровавая бойня, которой обернулся переворот, была вполне ожидаема. Потомки поймут мою жертву, процветание Мира важнее жизней отдельных Хинаринцев и все в таком духе. — Прощелкал тоннельник, пародируя кистью говорящего Яроокого. Затем он поднялся и размял затекшие мускулы. — Если вы не против, перемоем голубые косточки Ренмаера после обеда.

* * *

— Настала очередь знаменитого Калрингера. — Объявил Нуаркх, отставляя опустошенное блюдо дорожных припасов. — Родился он с именем Рен Калти и, подобно Яроокому, предпочел внушительный псевдоним.

— Слышали Синскую повесть о «Звере изувеченного леса и перламутровом Синглинге»? — Поинтересовался Нуаркх, сосредоточиваясь на изображении тонкой бордовой книжки. На кожаной обложке темнел горбатый зверь, источавший клубы дыма, и сверкал янтарный Синглинг, рассеивающий тень.

— Я храню отпечаток воспоминаний моего брата, который глазел на Синглинга из колыбели. — Раздался печальный голос Хенши. Тоннельник ухмыльнулся и присмотрелся к бледному, нечеткому образу, который плели воспоминания древнего стража. Чуткие глаза малыша синита без труда пронзили плетение кроватки и вечернюю тень. Не моргая, они уставились на крупного Синглинга, чья волнистая шерсть излучала мягкое свечение и переливалась роскошными платиновыми бликами. Вытянутая морда поворачивается к крохе, и взгляд глубоких агатовых глаз дарит покой. Нуаркх не вытерпел и присвистнул от смеха, прежде чем видение рассеялось.

— Мы слышали лишь поверхностные пересказы. — Признался хор заинтригованных Аргийцев.

— Не переживайте, я упомяну все важные детали. — Прощелкал Нуаркх, прикладываясь к горлу очередной бутылки. Каждый глоток становился рябью на его зреющем видении.

— Какое отношение событья на Сине имеют к Ренмайеру Калрингеру? — Настороженно поинтересовался Хенши.

— Эта история запечатлела Калрингер в неожиданном амплуа. — Отозвался Нуаркх и сухо усмехнулся, выдыхая обжигающие алкогольные пары. — Позвольте мне нарисовать вам картину…

Земля укрыта пестрой пеленой раскидистых крон охряного, аквамаринового и множества других цветов. Острые скальные пики выныривают из переплетенных ветвей и плотного тумана, чтобы подставить солнцу кричаще яркие склоны. Дымчато-белое светило, неизменно висящее впереди, сияет из-за пелены жемчужных облаков. Создатель величественно обходит владения, раскидистые кроны едва дотягиваются до щиколоток неестественно тонких лап. Тело Сина окутано прохладной дымкой и лес кипенно-белых остролистов с полосами насыщенно-синих зарослей. За зарослями мерцают огни священных городов и храмов. Когда изящный гигант заслоняет солнце, в его Мире наступает ночь и раздаются нежные колыбельные песни.

Кажется не самым плохим уголком четырех миров, верно, Аргиец? Но эта иллюзия исчезнет, если спуститься в мрак под сенью леса. Сцепленные ветви поглощают свет. Редкие прорвавшиеся лучи впитывает завеса удушающей пыльцы и влажного тумана. Мощные деревья, перетянутые силками подрагивающих лиан, различимы только по мерцающим полосам, которые бегут в трещинах коры. Стволы облепляют пышный мох, плоские шляпы грибов и гроздья ульев, набитых ядовитыми тварями. В густых зарослях таятся существа, от запаха которых скулят грозные мракозвери. В паутине шипастых ветвей рыщут кожистые долговязые твари, обманчиво похожие на туземцев. Они заманивают в ловушку отчаянными призывами, которые слышали от прошлых жертв.

— Даже деревья опасны в этом проклятом Мире. — Добавил Нуаркх и брезгливо вздрогнул. Новые воспоминания заполнял затхлый дух древней чаши и ледяной дождь, сочащийся сквозь швы промокшей одежды. Грязно-желтый глаз наблюдал за дюжиной сгорбленный спин, которые плелись впереди, растворяясь в тумане и непроницаемых тенях. В руках и лапах исследователей горели изумрудные факелы. Огонь шипел и откашливал облака черной гари, но упрямо отказывался гаснуть. Первым ступал грузный великан. Сучки и обглоданные кости щелкали под тяжелыми сапогами, а ветви шуршали по широким плечам. Понурую голову окружал ореол мерцающего тумана, напитанного свечением голубых глаз.

Внезапно раздалась какофония громкого треска, скрежета и щелчков. К изможденной группе бросились узловатые пальцы алых ветвей, которые мгновенно оплели одного из исследователей. Грудная клетка глухо хрустнула, изо рта хлынула голубая пена и лоскуты лопнувших легких. Видение обернулось темнотой. Прояснившись вновь, оно показало пальцы Нуаркха, подрагивающие в неестественном положении. Задержав дыхание, тоннельник оперся на короткую алебарду и по очереди их вправил. Спустя секунду взгляд избавился от пульсирующей поволоки боли и поднялся на нестерпимо яркие глаза Ткача, обрамленные насыщенно-синей кожей. Острые черты Калрингера пересекали глубокие бледно-серые борозды, исчезающие в седеющей черной бороде. Фигуры в плащах не отходили от нависающего Лим'нейвен, их клинки и топоры тонули в мареве пульсирующего голубого света. У ног исследователей распласталось алеющее тело пугающей твари, стискивающее искореженное тело мертвого товарища. На влажной древесине дымятся глубокие зарубки, подведенные язычками голубого огня. В глубине ствола затихают конвульсии скользкой плоти. Створки огромного ониксового моллюска вяло стучат по основанию ствола.

— Из такой древесины, к слову, сделан стол, за которым мы сидим. А теперь представляю последнюю зарисовку моей экспозиции — очень редкое зрелище. Нуаркх карабкается по почти отвесному склону. Позади раздается оглушительный рокот, ударная волна вминает его в холодный камень. Челюсти медленно отрываются от земли вместе с непроходимой чащей, растущей на лоснящихся деснах. Из захлопывающейся пасти вываливаются пласты плодородной почвы, высыпаются коренастые деревья и грозные хищники, которые кажутся не больше пылинок. Челюсти исчезают за клубами взметнувшегося мусора, а затем неторопливо перемалывают лес и его обитателей.