Его брюки скользнули на пол, а вместе с ними — и монета, которая бесшумно выкатилась из заднего кармана, ведь счастливое пирожное в тот праздничный день попалось именно ему…

— Твои воспоминания возбуждают меня, ягненочек. — Похоть восторженно закрутилась рядом с ним.

Ее прервал стук в дверь. Они с Гневом слились с тенью Юстина, а Тщеславие пробралось вперед, отодвигая чувства и мысли на задний план. Будущий правитель оказался не против. Вспоминать Далию было тяжело, но еще тяжелее оказалось думать о коронации, на которую он сейчас собирался.

— Ну что, мой мальчик, пора. — Сэльмон зашел внутрь.

Сердце Юстина забилось быстрее. Он не был готов стать королем, но Тщеславие быстро привело его в чувство, заговорив вместо него.

— Да, можем идти.

Юстин небрежно стянул мантию со спинки кресла и накинул себе на плечи. Все движения давались ему через силу, словно он до сих пор не свыкся с тем, что им управляют сэтхи. Юноша подошел к зеркалу и поправил темные прядки волос. Тщеславие любовалось своим отражением. Оно так и хотело наградить себя кучей комплиментов, но Юстин промолчал. Прикрыв потемневшие вздувшиеся вены на шее воротником белой рубашки, он развернулся к советнику, который аккуратно заворачивал корону в голубой бархат.

— С тобой что-то не так, Юстин. Ведешь себя странно. — Сэльмон подошел к нему и поправил взъерошенные волосы. — Не нервничай так сильно и не пытайся казаться тем, кем не являешься.

— Я не просил твоего совета, Ларкс.

Мысли Тщеславия, которые Юстин даже не успел осознать, сорвались с его обкусанных губ. Сэльмон опешил и нахмурился.

«Ты что делаешь? Перестань и говори только тогда, когда я прошу».

«Не указывай мне, что делать. Ты заключил слишком много сделок, и сейчас ты будешь повиноваться мне, а не наоборот. Мы пообещали привести тебя к величию, так вот, наблюдай и наслаждайся».

— Простите, Сэльмон, я и правда что-то сильно волнуюсь. — Юстин откашлялся и похлопал Ларкса по плечу.

Тот прищурился, но, видимо поняв, что Юстину и правда сейчас может быть тяжело, подобрел. Его пухлые щеки раздулись, и на лице появилась улыбка. Сегодня он выглядел совсем не так, как обычно, и бархатный темно-синий костюм был ему к лицу. Сейчас он был похож не на винную бочку, а на элегантного барона, и пахло от него не кислым виноградом, а свежестью и мылом. Тщеславие отругало Юстина за эти мысли и сравнения, попросив больше не витать в облаках.

Тронный зал был невероятно красиво украшен. Первое, что бросилось Юстину в глаза, когда стражники открыли ему дверь, — это обилие лент, спускающихся с потолка. Но по правде говоря, они были везде: опоясывали мраморные колонны, украшали трон, доспехи рыцарей и костюмы мужчин, прически женщин и букеты цветов. Все эти ленты медленно и изящно развевались на ветру. Большие окна, стремящиеся к потолку, были открыты, они пускали внутрь закатный угасающий свет, и сама святая Эвер, сливаясь с лучами, стала свидетельницей этой коронации.

Юстин ступил на бархатный ковер и, поймав на себе сотни взглядов, качнулся от напряжения. Сэльмон, стоявший сзади, поддержал его и, прошептав, что он рядом, подтолкнул вперед. Тщеславие, почувствовав слабость Юстина, вновь обожгло мысли и сердце своей темнотой. Страх покинул его. Его сменили гордость и жажда заполучить свое. Юстин медленно и очень грациозно направился к трону. Эверчане не спускали с него глаз. Юные девушки шептались между собой, обсуждая его красоту, а старики причитали и не верили, что их королем станет какой-то сопляк не из рода Бартлетт. Слухи о новом наследнике уже несколько лет кочевали по городу. Никто не сомневался в его доброте и уж тем более не смел противиться мнению короля, который выбрал себе на замену именно его — Юстина Мао, бедняка из Арасы, слугу короля и его названого сына. Дойдя до трона, будущий правитель развернулся, резко откинув в сторону длинную мантию. Сэльмон Ларкс остановился на первой ступени и, громко прочистив горло, заговорил:

— Прошлым вечером мы хоронили Адера и Иолу Бартлетт, отдавая их на милость олхи Эвер. Масса слов была произнесена на поминальной церемонии, много слез пролито и даров принесено к статуе нашей святой. Но сейчас я хочу напомнить вам о честности и бескорыстности рода Бартлетт.

Красиво одетые люди, стоящие вдоль стен, впивались взглядом в Сэльмона и впитывали каждое его слово. Сейчас вершилась история, и каждый из них становился ее частью.

— Адер и Иола были щедры и добры. Они любили свой народ и страну, которая расцвела благодаря им. Были законом и словом, нашими ориентиром и светом. Но, увы, их время закончилось и нити жизни оборвались. Адер и Иола останутся в нашей памяти навсегда, и весь королевский двор клянется вам, что скоро мы вернем принцессу Далию домой.

В тронном зале повисла тишина. Кажется, люди перестали дышать, а вместе с ними и Ларкс, который взял паузу, чтобы перевести дух.

— Грядут темные времена, но не бойтесь теней. Они означают лишь то, что рядом горит свет.

Сэтхи зашипели, по телу Юстина пробежали мурашки.

— И этим светом станет наш новый король.

Печальное выражение лица Ларкса уступило место искренней улыбке, отчего вокруг глаз его появились морщинки.

Сэльмон развернулся к Юстину, передавая ему слово, но заговорил отнюдь не юноша, а Тщеславие, которое мерзко ерзало от нетерпения внутри.

— Я, Юстин Мао, прошу святую Эвер принять и осветить мою душу. Прими же меня, святой Рэй, да вручи в руки меч, который закалит мою силу духа. Прими, святой Ар, да очисти мысли мои холодным ветром и омой грехи мои соленой водой. Я вверяюсь вам и клянусь защищать и любить свой народ.

Он поклонился и выдохнул, мысленно поблагодарив Тщеславие за то, что оно не сказало ничего лишнего. Сэльмон поднялся к Юстину, который уже опустился на одно колено.

— Во имя всех святых мы, жители Эверока, провозглашаем тебя нашим новым королем. Заботься о нас так же, как заботилась семья Бартлетт. А мы, в свою очередь, клянемся служить тебе верой и правдой. Да здравствует Юстин Мао! — Сэльмон аккуратно надел на его голову корону.

Раздались громкие аплодисменты и крики. Эверчане ликовали, подбрасывая вверх георгины. Ларкс помог королю встать и глазами указал на каменный трон, давая разрешение сесть. Тщеславие вновь опередило Юстина, впиваясь ему в горло зудящей болью. Гнев и Похоть ликовали вместе с народом и шептали Юстину на ухо то, что мог слышать только он. Голова потяжелела, и юноша подался назад, касаясь спиной холодного камня. Он облокотился и уселся на троне удобнее, закинув ногу на ногу. Тело горело, Юстин терял контроль над сэтхами, которые въедались в каждую частичку его кожи. Холодный мрамор дарил прохладу горевшим и пульсирующим пальцам рук. Новый правитель скреб по подлокотникам ногтями, заглушая внутреннюю боль. Тьма Тщеславия окутала все тело, заполняя сердце и разум. Юстина затошнило, ему стало тяжело дышать.

Распорядитель объявил танцы, и оркестр громко заиграл праздничную мелодию, но юноше было больно открыть глаза и посмотреть на происходящее. Он боролся с тенью, которая поглощала его, забирая все воспоминания, желания, движения и мысли. Сердце кольнуло. На мгновение оно будто перестало биться, и Юстин погрузился в темноту, словно засыпая навечно. Но голос Гнева разбудил его. Тело больше не жгло, мысли стали яснее, а внутри зияла пустота. Тщеславие полностью овладело его телом, и сейчас наконец-то Юстин стал именно тем, кем хотел. Он казался себе настоящим королем: бесстрашным, смелым и великим.

— Ну здравствуй, Юстин, — шепнул Гнев. — Теперь ты один из нас. Поздравляю.

— Я тут приглядела одну служанку, она должна быть в твоем вкусе, ягненочек. — Похоть подлетела к нему с другой стороны. — Покажешь мне то, что делал с Далией в ту праздничную ночь?

Юстин оскалился, качнув головой. Тень сразу отлетела от него, быстро и изящно устремившись по полу к рыжеволосой девушке, смирно стоявшей у входа в обеденный зал. Неожиданно она встрепенулась, ее взгляд изменился и впился в Юстина. Служанка принялась гладить свое тело руками и медленно облизывать губы. Подмигнув королю, она скрылась за дверью.