— Значит, ты с ним боролся.

— Когда я отдал коричневый ка'кари, то понял, что сделал это зря, и разбросал остальные ка'кари по всему свету. Поверь, для него это не прихоть. За семь столетий Волку удалось добыть несколько ка'кари, а теперь у него есть еще и Кьюрох, а возможно, и Иурес. Он вполне может потратить еще лет сто на поиски остальных артефактов. И тебе, Кайлар, придется взвалить это бремя на свои плечи и не допустить, чтобы Волк завладел ими всеми.

— Возможно, он на нашей стороне.

— Расскажи это всем невинным людям, которых он убил.

— А что сказать тем, кого убил ты?

Дарзо некоторое время в задумчивости покусывал губу.

— Дело в том, что черный ка'кари не способен действовать в зеркальном отображении, и я не смогу рассмотреть свою душу, а ты — свою. Если хочешь, прямо сейчас поднеси его к глазам и вынеси приговор моей душе.

Кайлар не отважился последовать совету Дарзо, так как знал, что только во время переворота он отравил десятки людей. А всего на его совести были сотни и тысячи жизней. Кайлар понимал, что при виде такой огромной вины он может не сдержаться и убить Дарзо или попытаться это сделать. Выйти победителем из такого поединка ему не хотелось, особенно сейчас, когда стала известна цена каждого возвращения к жизни.

— Что же я должен предпринять против Волка? — обратился он к Дарзо.

— Пока ничего. Однако если вдруг услышишь, что гора Тендзи впервые за двести лет не извергает огонь или вихрь Тлаксини успокоился, нужно действовать как можно быстрее. Как я уже сказал, речь идет не о прихоти и не о кратковременной угрозе.

— Когда же этому наступит конец?

Дарзо скептически фыркнул и протянул руку к поясу, где обычно хранил мешочек с дольками чеснока. Опомнившись, он с раздражением скрипнул зубами.

— Возможно, пройдут столетия, а может быть, хватит и двадцати лет. Отдав ему Кьюрох, ты совершил большую ошибку.

— Мы можем победить?

— Мы? Знаешь, малыш, я ведь теперь стал смертным, и в моем распоряжении в лучшем случае лет тридцать или сорок. Так что у меня нет желания связываться с Волком. Можешь ли победить ты? Возможно. Он не будет жить вечно, так как его магия — всего лишь подражание нашей. То есть твоей.

— Он сделал один черный ка'кари, почему не сделать для себя еще один? — засомневался Кайлар.

— Сделал? Вовсе нет. Эзра его нашел и тщательно изучил, чтобы сделать другие ка'кари, но получились лишь ухудшенные копии оригинала.

— Ка'кари мне сказал…

— Позволь, я догадаюсь сам. Он сказал что-нибудь о своих «ограниченных умственных способностях». Знаешь, Кайлар, когда я появился на свет, ка'кари уже был древним артефактом. Он заговорил в таком тоне, только чтобы не напугать тебя до смерти. Теперь у тебя общие мозги с существом, могущество которого превращает тебя в карлика.

«Я бы не сказал, что мое могущество сводит на ноль твою силу».

— Передай от меня привет этому подлецу, — улыбнулся Дарзо.

«Я любил тебя больше, чем ты сам себя, Акелус».

— Тем не менее хочу предупредить: если ка'кари скажет, что надо действовать, сделай это немедленно, — проговорил Дарзо.

«Совершенно верно. Благодарю за поддержку».

Когда ка'кари заговорил с Кайларом в первый раз, то посоветовал ему нагнуться. Кайлар не послушался, и в следующее мгновение его грудь пронзила стрела.

— Подожди, ты так и не ответил на мой вопрос. Что, если меня убьет Кьюрох, прежде чем ка'кари отнимет жизнь у другого человека?

— Ты не понял, — возразил Дарзо. — Убивает не ка'кари, а мы сами. Тебе двадцать лет, а ты уже умирал пять или шесть раз. Ка'кари здесь ни при чем.

— Замечательно. Получается, я сам во всем виноват.

По лицу Дарзо пробежало раздражение, но он сдержался.

— Если ты погибнешь от Кьюроха, человек, которого ты любишь, возможно, останется в живых. Однако существует и другая вероятность, и тогда Кьюрох убьет всех, кого ты любишь. Мы имеем дело с дикой, не прирученной магией. Кьюрох означает «Разлучающий», и он не предназначен для мирных целей. Ты затеял скверную и очень опасную игру, малыш.

— Трудно сразу все это переварить, — вздохнул Кайлар.

— Тогда переваривай, пока будем в пути. А сейчас мы зря теряем время.

Они скакали верхом, пока не стемнело, потом устроили привал и вместе поужинали. За ужином обсуждались только вопросы, не представляющие особой важности. Кайлар поведал Дарзо обо всем, что произошло за время его отсутствия. Дарзо смеялся, иногда совсем невпопад, как будто вспоминал похожие случаи из своих жизней. Никогда прежде Кайлар не видел его таким веселым.

Дарзо рассказывал разные истории, и Кайлар с удивлением обнаружил, что рассказчик он великолепный.

— В одной из своих жизней я был бардом, — начал Дарзо. — Я решил этим заняться, чтобы потренировать память, которая всегда была неважной.

Некоторые рассказы Кайлар слышал от других бардов, но они отличались многими подробностями. Дарзо поведал о юном Алексане Благословенном, которого дизентерия сразила прямо в горах во время его первого похода. Бедняге пришлось срочно снимать доспехи и штаны и бежать в кусты, где его поджидала засада. Когда Дарзо рассказывал, как Алексан сражался с врагом, держа в одной руке меч, а другой поддерживая штаны, Кайлар катался по земле от хохота. Потом Алексан скатился с горы и упал в ущелье высотой несколько сот футов. Его нашли внизу, без единой царапины и без штанов, которые зацепились за дерево в десяти футах от дна ущелья и, замедлив падение, спасли Алексану жизнь.

— Это было неслыханное везение, и поначалу его стали называть Алексан Удачно Гадящий, потом какому-то ханже это не понравилось, и его переименовали в Алексана Благословенного. Славный был малый, — рассмеялся своему рассказу Дарзо, но улыбка быстро сошла с его лица. — Когда пришлось его убить, мое сердце разрывалось от жалости. Хотя под конец своей жизни он заслужил такую участь.

Кайлар пристально смотрел на учителя, а потом заметил:

— Ты сильно изменился.

Дарзо долго молчал. Он напоминал Кайлару гусеницу, с которой происходят изменения, но процесс еще не завершен. Иногда он казался прежним, непреклонным Дарзо, а уже в следующую минуту Кайлар видел перед собой смеющегося над своими воспоминаниями незнакомца.

— Волк работал со мной почти семьсот лет. Эзра и Ройгарис считались непревзойденными целителями, и, кем бы Волк ни был, он десятки раз видел, как я умираю и возвращаюсь к жизни. Он прекрасно разбирается в магии и знает, что делает ка'кари с моим телом. Тем не менее он не провидец, во всяком случае не родился таким, как, например, Дориан. А значит, даже призвав на помощь самую сильную магию, Волк может собрать лишь отдельные кусочки, но не целую картину. Когда я распрощался с жизнью, кажется, он долго думал, что для него выгоднее — оживить меня или оставить все как есть. В конце концов он решил возвратить меня к жизни.

Слова Дарзо удивили Кайлара, ведь Волк утверждал, что воскрешение Дарзо — это тайна, неведомый дар. То ли он скромничал, то ли сам не знал, каким образом Дарзо вернулся в мир живых.

— Во всяком случае, когда Волк решил надо мной потрудиться, тело уже порядком разложилось. Вот я и чувствую себя совершенно другим человеком.

Дарзо усмехнулся и принялся помешивать угли в костре, наблюдая за разлетающимися в стороны искрами.

— Значит, теперь у тебя другая жизнь? — спросил Кайлар.

— Иногда любить легко, а принимать любовь тяжело. Я привык быть ведущим, а Пожиратель отнимает это качество. Скажи, кем надо быть, чтобы насадить свою восьмилетнюю дочь на острие копья? Правильно, чудовищем! А какой человек откажется сражаться, когда враги могут уничтожить все, что ему дорого? Теперь понимаешь, почему я без устали тренировался и стал идеальным убийцей? Потому что мой промах означал смерть любимого человека. Я уже решил, что вырвал из сердца любовь, когда ка'кари покинул меня, но тут появился ты, там в башне. Совершенно один против всего света. И ты плакал. И в тот момент, когда ты нырнул в реку, я понял три важные вещи. Во-первых, ты меня любил.