И она, как обычно, задумалась: а влюбилась бы она в Игоря с таким же ошалелым, девчоночьим самозабвением, как влюбилась сейчас, если бы встретила его не сияющим и сверкающим юнцом, а именно вот таким: уже взрослым и даже усталым от прожитых лет? И, как всегда, она не смогла ответить определенно. Зато Алёна совершенно точно знала, что вот этот неизвестный мужчина ей очень нравится: нравится весь, от этой резкой седины и утомленно-циничной полуулыбки – и до того, как он сидит, обмахиваясь шляпой и положив на колено худую загорелую щиколотку. Его мокасины из отличной кожи были надеты на босу ногу, и это тоже ужасно понравилось Алёне, хотя и шло, наверное, вразрез с требованиями этикета и хорошими манерами. Именно этим незнакомец еще больше очаровал эпатажную детективщицу, которая и сама-то вечно шла с чем-нибудь или кем-нибудь вразрез, не особенно вписывалась в какие-то рамки. Эти небрежно оголенные щиколотки, эти очень аккуратно поддернутые на коленях сероватые брюки, эта светло-зеленая футболка под легким льняным пиджаком, легкая шляпа, которой он так изысканно обмахивается, – любимый Алёнин стиль в мужской одежде! А если он еще и ходит, сунув руки в карманы, тогда вообще караул!..

Нет. То есть да, все это было, все нравилось Алёне, но не это и даже не мимолетное на самом-то деле сходство с любимым, противным, обожаемым, невыносимым мальчишкой привлекло ее до такой степени, что она глаз не могла отвести от незнакомца. Он был ей интересен, вот в чем дело! А вернее, он ее заинтриговал.

Заинтриговал настороженностью, которая так и сквозила в каждом его взгляде, в каждом жесте или мимическом движении. Здесь все веселились или скучали – он один, чудилось, ждал… увы, вовсе не мимолетной встречи с красивой русской женщиной! Чудилось, каждую минуту он ждал какого-то подвоха от судьбы, а то и удара в спину.

А может быть, даже контрольного выстрела в голову.

Чтобы перейти к этому новому этапу моей жизни, надо сказать несколько слов о Мии Муравьевой, которая сыграла такую судьбоносную роль в моей судьбе.

Ее отец был блестящий офицер, полковник Генштаба, мать – актриса, танцовщица из провинциального театра, на которой он женился по страстной любви, хотя это был, конечно, дикий мезальянс. Впрочем, нечто подобное случалось в высшем свете: обвенчался же блестящий кавалергард Василий Шангин с этой знаменитой певицей, Надеждой Плевицкой, которая была некогда любимицей последнего государя-императора, а потом стала агентом НКВД в Париже и участвовала в похищении главы РОВСа генерала Миллера! Были скандальные морганатические браки и среди членов императорской фамилии: великий князь Гавриил Константинович сочетался с Антониной Нестеровской. Ну что ж, он ни дня не пожалел об этом, Нестеровская даже жизнь ему спасла, вызволила из большевистской тюрьмы, на коленях умолила всеми ненавидимого и презираемого Максима Горького и его collaboratrice (сотрудницу, как ее иронически называли в прессе) Андрееву хлопотать за великого князя перед Троцким! А общеизвестная Матильда Кшесинская?.. Но, как говорится, что дозволено Юпитеру, не дозволено быку, к тому же Плевицкая, Кшесинская, да и Нестеровская, если на то пошло, были настоящими, знаменитыми актрисами, а тут – бог весть какая-то танцорка чуть ли не из оперетки. Родственники полковника Муравьева были просто вне себя от его безумной затеи. Особенно мать злобствовала: она отказалась дать свое благословение сыну, а когда он все же обвенчался со своей «плясавицей» (так она называла ненавистную невестку), да еще вдобавок первую свою дочь молодые супруги назвали Соломией (для религиозной бабки это была однозначно та самая «плясавица» Соломея, которая выпросила себе у царя Ирода голову Иоанна Крестителя!), она прокляла и сына, и его жену, и их потомство. Ну что ж, видимо, она и впрямь знала толк в проклятиях…

Сначала-то, даром что карьера генштабиста Муравьева окончилась, они жили хорошо: отец отличился на Русско-японской войне, был тяжело ранен и вернул себе уважение общества; к тому же они получили после умершей матери большое наследство. Старуха скончалась от удара после рождения Мии – от злости, я так понимаю, скончалась, – не успев, как намеревалась, лишить сына наследства. Однако золотое время Муравьевых да и всей России скоро кончилось – революция случилась. Мия всегда была больше мальчишка, чем девчонка: младший брат ее учился в университете, а она ушла в армию и, хоть побыть в окопах ей не удалось, служила сестрой милосердия в войсках Деникина. Остальные Муравьевы бежали в Крым, где и встретились с Мией, потом все вместе эвакуировались на военном корабле в Галлиполи и Константинополь. Здесь их спасла от унизительного нищенствования помощь Франко-Оттоманского банка и Красного Креста. Удалось даже взять билеты на пароход до Марселя, идущий через Грецию. В пути полковник Муравьев умер, так что во Францию две «плясавицы» (мать обучила Мию своему искусству) и младший из Муравьевых, Максим, прибыли осиротевшими.

Мать Мии не только танцевать умела, но и была порядочной портнихой. Как-то ей удалось попасть в модный дом «Китмир», который открыла в Париже великая княгиня Мария Павловна. Кстати сказать, та самая Нестеровская, о которой я недавно упоминала, тоже имела свой модный дом «Бери», где шились роскошные туалеты, и когда с исполнением заказа опаздывали, великий князь Гавриил Романович, бывало, сам выходил к клиенткам и заговаривал им зубы, пленял своими манерами, пока их наряды спешно дошивались. Клянусь, что не вру, потому что и сама в свое время была их заказчицей!

Можно, конечно, повздыхать здесь: сколько, мол, пришлось претерпеть лучшим людям России, да уж столько вздохов на эту тему было испущено, что не стоит снова воздух сотрясать!

Мия тоже устроилась было портнихой, однако толку от нее в этом деле не было – слишком уж непоседлива оказалась. Сиделкой в больницу для бедных ей идти не хотелось, а в хороший госпиталь устроиться оказалось невозможно: у нее не было медицинского диплома. Да и хватило ей по горло фронтовой медицины! Кто-то познакомил ее с моей мачехой, та предложила ей сначала служить на кухне, подсобницей, но увидела ее брата… потом Мия показала ей, как они танцуют… Ну вот они и стали «звездами» в «Черной шали»!

Я уж рассказывала, каким образом расстроилась ее танцевальная карьера. И вот, выгнанная вон, Мия внезапно встретила на улице бывшего, еще петербургского, гувернера-француза своего брата! Я же говорю – у каждого эмигранта есть история своих невероятных встреч в Париже… Вернувшись на родину, этот бывший гувернер открыл магазин и даже преуспевал. Он одобрительно осмотрел стройную фигуру Мии и посоветовал ей пойти манекеном в maison de couture. У него были знакомства в доме «Вионне» – знакомства прежние, тоже еще петербургские, потому что мужем хозяйки-француженки был русский генерал Нечволодов, эмигрант, который владел преуспевающим обувным предприятием «Нетч и Фратер».

Мадам Вионне очень понравилась Мия с ее мальчишеской фигуркой: тогда входили в моду прямые платья с заниженной талией, невыразительные формы начинали ценить. Например, в то время модно стало, чтобы у женщины сзади ничего не имелось, никаких выпуклостей, а ведь это было далеко не так, поэтому манекены на дефиле, да и вообще дамы на улицах, им подражающие, ходили как-то диковинно прогнувшись, выставив вперед бедра (между прочим, с тех пор и повелась эта нелепая походка, которой щеголяют на подиумах нынешние модели), но больше всех ценились женщины с плоскими попами (pardon!), а ведь русские девушки вообще не отличаются дерзостью задниц (pardon-pardon!), в отличие от француженок, к примеру, то есть у русских были модные фигуры, поэтому спрос на наших манекенов был очень велик.

Нет, что я вру?! Дело было, конечно, не только и не столько в наших плоских задницах! Вовсе не поэтому во всех уважающих себя модных домах появились русские манекены, так что скоро сложилась такая пропорция: из шести манекенов четверо были русские, а только двое француженки. Все русское тогда было в сумасшедшей моде: помнили еще о «Русских сезонах», носили русские вышивки и кружева, брали для показа мод русских манекенов… Ну а еще дело было в том, что во Францию тогда мощным потоком хлынули из России удивительная красота, порода и знатность. Чухонки-телятницы да толстопятые деревенские девки – они ведь не бежали в Париж от революции! Мия Муравьева, дочь полковника, – это был еще самый низший класс, появившийся на подиуме!