Неждан еще не выпутался из липкой ледяной паутины бредового забытья, тянувшей его к пределам, из которых нет возврата, когда его посетили еще две тени. В одной он узнал своего благодетеля, светлейшего Всеволода, другая, более тусклая и расплывчатая, чертами напоминала молочного брата Ждамира. Хотя Велесовы владения — это мир безмолвия, Сила, вершащая судьбы миров, позволила старшему из князей говорить. «Возвращайся! — передал Неждану Высшую волю светлейший Всволод. — Ты нужен ей!» Усопший, конечно, имел в виду землю вятичей. Но этот образ, который так легко воспеть и так сложно постичь простым неискушенным умом, в сознании Незнамова сына принял черты милой ладушки. Неждан потянулся к ней, силясь заключить ненаглядную в объятья… и очнулся.
В отверстия походного шатра светили лучи ясного летнего солнца. Успокаивающе пахло свежим сеном и какими-то добрыми травами, которые прели в горшке на углях. Неждан лежал на удобном, мягком ложе, у изголовья которого сидел Анастасий.
— Всеслава! — еще не в силах освободиться от милого видения, позвал Неждан.
Голос его почти не слушался, но ромей разобрал.
— Она скоро будет здесь, — сообщил он, заботливо поправляя сползшее одеяло. — Малые князья и бояре вашей земли решили бить ей челом. Твой побратим и Добрынич вместе с послами отправились за ней.
Ох, вы, крылья соловьиные! Почто позволили немилосердному огню себя опалить, почто не захотели к милой любушке нести. Вслух Неждан, однако, заговорил о другом:
— А по плечу ли Всеславушке подобное бремя? И так сколько тягот она перенесла!
— Она сильнее, чем ты думаешь, — улыбнулся ему ромей. — И своих сородичей вряд ли оставит в беде. Ты ей поможешь. Люди вашей земли верят тебе. Да и Ждамир перед смертью вас благословил. Непонятно мне только пророчество этого вашего премудрого Арво о потомках великого Вятока, — продолжал он, помешав отвар. — Не мне судить о здешних обычаях, но разве жизнь в княжьем тереме может влить в жилы княжескую кровь?
Этот же вопрос повторила Всеслава, навестив старого Кейо перед тем, как отправиться в Дедославль на вече.
Вещий хранильник, которому все это время удавалось ото всех отделаться малопонятными намеками и отговорками, наконец сумел удовлетворить общее любопытство.
— Ты думаешь, детонька, князь Всеволод был первым, кому не хотелось родимое чадо поганым хазарам заложницей отдавать? Его дед, князь Всеслав, тоже имел пятерых сыновей и только одну дочь, которую при рождении в честь отца назвали.
— Матушка? — потрясенно подался вперед Добрынич.
— Она самая, — кивнул Арво. — И совершенно напрасно Ратьша Дедославский, прими Велес его мятежную душу, перед тобой чванился. Твой род по материнской линии лучше его будет, ибо от старшей ветви потомков Вятока идет. Так что, хочешь — сам на великое княжение иди, хочешь — уступи дочери и ее супругу это право.
— Да куда уж мне! — махнул Добрынич рукой, глядя на притихших в удивленном внимании Святослава, воевод и бояр. — Всеславу с малолетства в Корьдно чествовали как княжну, она носит под сердцем дитя великокняжеское, ее и Неждана Ждамир преемниками выбрал, вот пусть они и княжат.
— Любо нам это! — воскликнули приехавшие к хранильнику бояре, и этот возглас подхватили собравшиеся на вече люди земли вятичей.
— Долгих и благих лет матушке княгине!
— Счастья ей и ее супругу!
— Слава нашему заступнику Соловью!
Пророчество старого талмудиста сбылось, только совсем не так, как он мог предположить.
В ясных смарагдовых очах Всеславушки стояли слезы.
— Нежданушка, милый! Ущипни меня! Уж не грежу ли я наяву.
— Ну, братцы, теперь заживем! — довольно потирал руки стоящий в первом ряду веселый, но почти что трезвый Сорока. — Такая княгинюшка-лапушка в обиду не даст и в беде не оставит.
— А наш-то, наш-то, неумойка беспортошный! — улыбался рядом Чурила. — Точно всю свою жизнь княжую шапку носил.
— Верно, так богами было суждено, оказаться ему на пути светлейшего Всеволода, — подытожил Хеймо.
Впрочем, в той стороне, где стояли нарочитые, в том числе и прощенные мятежники, славословия звучали далеко не так ликующе.
— Ох, времена настали последние, — вздохнул боярин Бранко, которому только ценой неожиданного для его соратников перехода под знамя Сокола и Росомахи у Девягорска, то есть, фактически ценой предательства, удалось сохранить добро и голову на плечах. — Разбойника без рода без племени княжой шапкой величаем!
— Молчи уже! А то твой Ратьша был не такой разбойник? — ткнул его в бок боярин Красимир, проникшийся уважением к Неждану, когда тот все-таки не позволил Доможиру послать на бойню его пятнадцати- и шестнадцатилетнего сыновей-погодков. Боярин сам понес штурмовую лестницу и первый на нее взобрался, без доспехов, с чужим мечом сумев удержаться на стене.
— А что до древности рода, — добавил боярин Урхо, — то хоть Неждан и не признал отцовское родство, да только Ашина могут тут даже с потомками Вятока поспорить!
— Ну что, брат, — сразу после вече подошел с поздравлениями Хельгисон. — Похоже, для людей своей земли ты так и останешься Соловьем.
— Все лучше, нежели, как Ратьша, коршуном хазарским, — пожал плечами Неждан.
— Ну, первое прозвание твое мы вряд ли забудем! — усмехнулся Сфенекл. — Все у тебя в жизни, как всегда, нежданно-негаданно!
— Главное, выходит все хорошо и ладно! — в тон ему добавил Икмор. — Аж завидки берут!
— А для моих соотечественников да арабов с хвалиссами можешь нареченным и крещеным именем называться! — подытожил Анастасий.
— Да по мне хоть горшком назовите, — отшутился Незнамов сын, — только в пекло я больше не полезу!
— Пекло пеклу рознь, — покачал головой Хельги. — Не думаю, что управлять такой землей проще, нежели удерживать равновесие на стропилах среди огня. Особенно сейчас.
Неждан не нашел, что возразить, ибо о том же толковали они с Всеславой по дороге сюда.
— Какое везде запустение, — едва не со слезами на глазах глядела по сторонам молодая княжна. — Точно вороги лютые по селам и весям прошлись!
— Смута и мятеж страшнее нашествия иноплеменников будут! — отозвался Неждан.
— Вражеские рати всегда можно сообща отразить, а бесчестный изменник тем и страшен, что бьет в спину и нападает из-за угла.
— Кромешников вы покарали, — примирительно улыбнулась ему Всеслава. — Героев наградили. Теперь бы не обидеть безвинно пострадавших, защитить вдов и сирот.
Неждан думал об этом. Великая честь выпала им с любушкой, но и тяжкое бремя. Не тучная и обильная, а разоренная и обескровленная доставалась им земля вятичей. Да только кто же откажется от матери, которую поразил тяжелый недуг. Стоя посреди вечевого поля на высоком помосте, рядом со своей княгиней, Неждан вглядывался в лица тех, кто, оказывая им высокое доверие, вместе с надеждами на лучшую жизнь возлагал на них огромную ответственность. Многих из собравшихся он знал лично.
С кем-то, их осталось не больше сотни, он вместе скитался по лесам под именем Соловья, кто-то последовал за ним в поход, сражался под стенами Итиля, брал Семендер и Саркел. Пришли и те, с кем довелось расхлебывать кровавую кашу смуты. Все люди надежные, с какими не страшно заглянуть в глаза врагу, даже если этим врагом являются нужда и разорение. Ничего! Пройдет год-два, и по Оке вновь побегут караваны торговых судов, и на месте разрушенных градов поднимутся новые. Пахари и охотники вернутся к своим трудам. А в княжьем тереме, где прежде только нудно бубнили метельники, подсчитывая хазарскую дань, зазвенят детские голоса, и нежный голос княгини Всеславы станет выводить напев колыбельной.
Впрочем, предаваться праздным мечтам может себе позволить лишь тот, у кого других, более важных дел нет. А у Неждана и его молодой жены дела как раз в огромном количестве имелись. И напрасно баяли сказители, что княжеская жизнь — это сплошные нескончаемые пиры, во время которых светлейший своим присным поручения дает. Такое, может, и случалось в прежние годы, когда великий князь, подобно кагану хазарскому, стен своего терема не покидал.
