— Ну да! — хмыкнул один из Неждановых ватажников, седоусый дядька, вооруженный длиннющим охотничьим луком. — Чтобы эта гадина вновь попыталась его убить?!

Войнег почувствовал, как у него каменеют ноги. Так вот что задумала девка безумная, вот зачем затесалась к руссам в отряд.

Обе дружины разом загомонили, воевода Хельги сжал пальцы на рукояти меча, Анастасий неодобрительно покачал головой. И тут заговорила Войнега:

— Держите крепче, ублюдки! — исподлобья упрямо глядя на Неждановых людей, посоветовала она. — Все равно я просочусь у вас между пальцев и заставлю вашего предводителя умыться собственной кровью! Из-за него, постылого, мой тятенька в немилость княжескую попал!

Седоусый сердито погрозил смутьянке тяжелым кулаком, а стоящий рядом с ним рябой детина для острастки замахнулся каменным колуном на длинной рукояти. Войнег невольно смахнул непрошенную слезу: удумала же дуреха за батину обиду мстить!

Но тут губы девушки разомкнулись для новой угрозы:

— Пусть заберется под небеса или спрячется на дно морское, я его и там найду! Змей подколодный! Прикидывался защитником земли вятичей, а сам крамолу замышляет да на княжеский престол метит! Всеславушку, подругу любимую, похитить хотел, обещанное княжичу Ратьше еще покойным князем Всеволодом пытался отнять!

— Вот видишь, брат, что теперь думают обо мне в Корьдно люди! — печально глядя на воеводу, начал Неждан.

— Одна девка глупая — еще не весь народ, — рассеянно отозвался тот. — Да и мысли эти, — он возвысил голос, и его переливчатые глаза неожиданно грозно сверкнули, — не в ее голове родились.

Забыв про отроков, одним неуловимым движением он оказался рядом с девушкой и побратимом.

— От кого ты слышала эти речи? — спросил он у Войнеги, двумя пальцами взяв ее за подбородок и приподняв ее голову так, чтобы она не могла отвести взгляд. Девчонка попыталась плюнуть ему в лицо, но промахнулась.

— Ладно, можешь не отвечать! И так все понятно!

Лютобор с сочувствием глянул на ослепленного первой юношеской страстью Инвара, затем достаточно бесцеремонно взял Войнегу за плечи и подтолкнул к отцу (чай, родитель сумеет найти на разошедшееся дитя угомон).

— Кажется, я знаю, как тебе помочь, брат! — повернулся он к Неждану. — Твою невиновность князю Ждамиру доказать, дядьке Войнегу доброе имя вернуть да от смердов твоих бесталанных, — он кивнул в сторону заворожено внимавших его словам лесных ватажников, — беду отвести. Но для этого, — он возвысил голос и сделал паузу, — ты должен прийти в Корьдно!

Он достал из-за пазухи деревянную дощечку с вырезанным на ней изображением слетающего на добычу сокола Рарога и продолжал:

— Вот княжеский знак охранный, личной печатью Святослава помеченный. Надумаешь, не забудь его захватить. Ну что, придешь?

— Приду! — немного помедлив, кивнул Неждан, принимая дощечку.

— Ну вот, так-то лучше, — с облегчением вздохнул Лютобор, и его пятнистое от шрамов лицо осветила улыбка. — Советую тебе сделать это в первые дни Коляды. А то я бы хотел видеть тебя в числе друзей на моей свадьбе!

В кузнице вещего Арво горел огонь. Закутанный в необъятную, до пят, медвежью шубу озорник Тойво сидел на верстаке, удовлетворенно разглядывая оловянную лошадку, свой первый опыт в кузнечном деле. Устроившийся у него на плече соболенок шевелил мягкими ушами, хищно поглядывая на резвящихся в древесных ветвях синиц и снегирей.

Арво Кейо мудрил с хитрым приспособлением, позволявшим из бруска серебряной или железной руды вытягивать проволоку любой толщины, годящуюся хоть на немудрящую кочергу, хоть на драгоценную филигрань. Неждан хранильнику помогал. Еще двое молодцев из вольной ватаги раздували меха и нагревали в горне еще один брусок.

К старому Арво Неждан отправился на следующий день после разговора с другом Хельги, ибо имел вопросы, на которые лишь волхв мог дать ответ. Поворачивая тяжелый ворот, бывший Корьдненский гридень, а ныне предводитель лесного воинства, вновь видел угрюмые, ожесточенные лица товарищей, их исполненные недоверия глаза. Ох и непростой же вышел у них давеча разговор.

— Ты как хочешь, вождь, — по праву старшего по возрасту начал сход седоусый Доможир, бобыль-охотник, у которого и дома-то, не то, что достатка никогда не было. — Но я тебя ни в какой Корьдно не пущу. Только погибели там искать, что бы тебе этот шрамолицый русс не говорил.

— Да руссам вообще доверять нельзя, — подхватил рябой кожемяка Богдан, за долги едва не проданный когда-то в холопы к одному из русских купцов и с тех пор питавший устойчивую неприязнь ко всему этому племени. — Я бы ни за что их живыми отсюда не выпустил! Они тебе с три короба наплетут, а сами вернутся с подмогой и на наше убежище наведут княжьих людей…

Неждан опасения товарищей понимал. Охотники, землепашцы и ремесленники, выброшенные, подчас помимо своей воли, из привычного круга жизни, отлученные от дома и семей, уставшие от постоянного страха и скитаний, утратившие представления о добре и зле, они уже не верили в возможность благополучного решения своей участи и готовы были укусить даже руку дарующего.

Ах, если бы они хоть раз поднялись на борт боевой ладьи Хельги Лютобора или просто увидели воеводу в бою, они бы вели совсем иные речи. У Неждана с тоской заныло сердце, когда он представил свою скамью у четвертого с правого борта весла и зычный голос вождя, способный даже в самые ужасные моменты бури или битвы ободрить, вселить надежду. Вспомнилась опасная охота на Абу Юсуфа, когда, чтобы заманить морского разбойника в ловушку, им пришлось сменить боевую ладью на торговое судно. Неждан тогда вместе с несколькими десятками таких же отчаянных парней вызвался сыграть роль галерного раба, благо, шрамы от плетей на спине имел не хуже, чем воевода, да и драться с открытой грудью, без доспехов, никогда не боялся. Сам Лютобор тогда стоял у правила в одежде греческого моряка и тоже без кольчуги.

Господь миловал их обоих в тот раз. Зато несколькими месяцами спустя, во время штурма Хандака-Ираклиона, в том жутком месиве огня, воды, железа, камней, обломков кораблей и искореженных человеческих тел, когда им удалось пробиться на угловую башню, Хельги нарочно подставил грудь, прикрыв их с Инваром от пущенного с близкого расстояния дротика. Не вынимая оружия из раны, глотая кровь и временами теряя сознание от боли, он до самого прибытия подмоги наблюдал за противником, давая им с Инваром указания, без которых они бы точно не продержались.

Нет, этому человеку Неждан доверял больше, чем самому себе, и в искренности его стремления помочь побратиму, попавшему в беду, не сомневался. Если бы русс хотел его погубить, то сделал бы это еще на пиру, когда единственный из всех прежнего товарища в нежданном обличьи признал.

Беспокоило, однако, иное. А понимает ли Хельги, все лето проведший в хазарской земле, всю сложность взаимоотношений бывшего подкидыша и его родовитого молочного брата. Вон как тот разошелся, едва узнал, что неведомый Соловей — это старый знакомец Неждан. А ведь прежде для поимки разбойника князь Корьдненский и пальцем не пошевельнул…

Ох, Всеслава, Всеславушка, краса ненаглядная! За тебя и жизнь отдать не жалко. Да только негоже смердов бессчастных последнего лишать, детей с матерями слезить.

Закончив работу, Арво усадил Неждана и прибывших с ним Богдана с Доможиром обедать. Давно не видавшие иной еды, кроме жилистой, жесткой дичины, кореньев да засушенных по осени грибов, ватажники за обе щеки уписывали щедро сдобренную маслом кашу, сваренную из вымоченной в молоке перловой крупы, сыр, простоквашу, калекукко — финские пироги с рыбой, которые приготовила прислуживавшая у волхва старая мерянка Майре. Тойво и соболенок глядели на них с изумлением, если не сказать страхом: а вдруг этим прожорам не хватит Майреной стряпни и они вздумают закинуть в печь, а то и просто сожрать сырыми мальчонку и его пушистого друга.