— Ну и аховы же вояки руссы! — хлопнул себя по бедрам Неждан. — Прозевали хазарский отряд!

— Да с чего ты решил, что это хазары? — заступилась за воинов Святослава княжна. — Ратьша баял, здесь замешан продавшийся за хазарское злато разбойник Соловей?

— Соловей?! — Неждан аж переменился в лице. — Да как он смеет, этот Мстиславов поскребыш, нести такое?! Да Соловей скорее умрет, чем примет от хазарина даже медный дирхем!

«Да откуда тебе это известно, нешто ты Соловья видал?» — эти слова, невымолвленные, так и повисли у Всеславы на устах, ибо ответ напрашивался сам собой. Приглядевшись повнимательней к милому, она отметила тот налет, который накладывает на облик человека жизнь кочевая, неприкаянная, полная опасностей и тревог…

Понимая, что сам себя выдал, Неждан отпираться не стал. Рассказал, как весной по возвращении из ромейской земли узнал о походе Святослава, как спешил домой, чтобы к рати Ждамировой присоединиться, как опоздал: война закончилась, почитай, не начавшись, как ушел с горя в лес, отыскал там таких же недовольных, как начал с руссами бороться, их дозорных да обозных тревожить.

— Вот такие дела, — закончил воин свой рассказ. — Был Неждан-гридень, а вышел разбойник Соловей. Думал все это время, как бы тебя, любушка, повидать, да все не получалось. Вот давеча узнал от вещего Арво, что ты в святилище собираешься, а тут эти вороги незнамые, невесть откуда пришедшие!

— Так это не твои люди учинили нам разбой? — осторожно поинтересовалась княжна.

— Да не сойти мне с этого места! — горячо поклялся Неждан.

Всеслава, впрочем, верила ему и без всяких клятв. Да и как она могла не верить тому, кому в этом самом лесу, под кровом Арво Кейо, призвав в свидетели Велеса, обещала хранить верность, поддерживая и в радости, и в горе!

— И что же ты дальше собираешься делать?

— То же, что и прежде, — пожал плечами воин. — Руссам вредить, пока они обратно в свою землю не уберутся.

— Убьют тебя! — всхлипнув, прижалась к его широкой груди Всеслава.

— Сначала пусть отыщут! — презрительно усмехнулся Неждан.

Он подобрал у ручья плащ и шапку княжны и помог ей выбраться из оврага.

— До весны как-нибудь перебьемся, а когда лес зеленью оденется, примемся за дело снова!

— Весной руссы и без вас отсюда уйдут, — заметила Всеслава, рассеянно поглаживая по шее своего иноходца. Бедняга прял ушами и храпел, испуганно глядя на Кума.

— Куда же это? — не понял Неждан.

— Ты разве не слышал? Святослав на хазар поход собирает. Брата с меньшими князьями зовет, да они колеблются.

И вновь Неждан, пораженный известием, которое, похоже, пока не дошло до чащобы лесной, застыл на месте, намотав на руку поводья разбойничьих лошадей.

— Да по силам ли ему этакий замысел?! — с жаром воскликнул он, и глаза его загорелись, как всегда, если он мыслил или говорил о славе воинской.

— К лету узнаем, — перекинула косу с плеча на плечо Всеслава.

— Да я бы на месте твоего брата впереди всего войска своих людей повел! Сколько за все эти годы натерпелись от хазар!

— Ты не князь, а разбойник лесной, — напомнила ему княжна. — И за твою голову назначена награда.

Неждан не стал с нею спорить. Он усадил девушку на коня и проводил до просеки, откуда явственно доносились голоса Войнега и гридней, разыскивавших княжну. Напоследок он еще раз привлек девицу к себе и на прощанье прошептал:

— О моей голове не беспокойся. Найду способ, как ее на плечах сохранить. В ближайшие дни, если ничего не произойдет, навещу тебя в Корьдно, а там, если не убьют, и с хазарами помериться силами можно.

Заботы старого сотника

— Да как такое могло случиться, чтобы дочь и сестра княжеская оказалась в руках у разбойников?! Да за эдакое ротозейство не только пояса воинского надобно лишать, а в поруб сажать нужно, гнать из града поганой метлой! Ибо здесь не ротозейством, а крамолой пахнет! Чем вы лучше кромешников, кровь княжескую такой опасности подвергать!

Высокий, залысый лоб Ждамира Корьдненского дыбился острыми, как сдвинутые брови, морщинами. Обычно сонные и рассеянные бесцветные глаза метали молнии, вечно недовольное лицо с вздернутым носом над короткой верхней губой от прилившей желчи приобрело изжелта-зеленоватый оттенок.

И напрасно Войнег пенял на легкомыслие помчавшихся в лес вслед за Ратьшей гридней, напрасно пытался оправдаться, ссылаясь на нечеловеческую хитрость и изворотливость разбойников (нешто это по-людски, хладнокровно наблюдать из леса, как рубят твоих товарищей, чай, они с ребятами положили на льду не менее двух десятков человек). Суд Ждамира был краток и скор: кому поручили безопасность княжны, тому и ответ держать.

Вот так, на шестом десятке лет, остался Войнег без сотни и без службы, ославленный и обесчещенный на все Корьдно. Хорошо хоть в поруб не посадили и из дому не выгнали. Хотя какая разница, где век коротать, когда жить нечем, да и незачем. В порубе сидючи, глядишь, Велес быстрей бы к себе прибрал. Да и какой толк в доме, который, точно лачугу прокаженного, всяк обходит стороной. А ведь прежде у Войнега за стол меньше тридцати человек и не садилось. Нынче же только старые слуги боязливыми тенями жались к печке и виновато глядели из красного угла не уберегшие дом от опалы боги и пращуры.

Войнег прошелся от стены к стене, погрелся у печки, поправил повязку на простреленной руке: стараниями ромея Анастасия раны заживали быстро и почти не беспокоили, впрочем, что толку думать о спокойствии тела, когда смутно и тревожно на душе. Насколько проще перенес бы он опалу, кабы жил один. Много ли надо старому пню? Уж как-нибудь доскрипеть, пока черви не источат или сам не изойдешь горем-кручиной. Но что теперь станется с Войнегой, дочкой любимой?! Кто за нее заступится, кто от людской молвы защитит, кто мужа справного подыщет? Да и какой еще безумец захочет жену взять из опозоренного рода, из опороченной семьи.

Впрочем, может, раньше времени не стоит кручиниться? Войнега и сама за себя способна постоять. Хоть и выросла девица в княжьей горнице, среди сверстниц и подруг Всеславы княжны, с малых лет прялке или кроснам предпочитала добрый меч да тугой лук. Сам Всеволод князь учил Войнегу с оружием обращаться, сам бурмицкую броню подарил. Не обманула ожиданий княжеских краса. К восемнадцати годам против молодой поляницы не каждый гридень на единоборство выходил. Вот и нынче, где она, спрашивается? Явно, что не у Всеславы в горнице над пяльцами сидит.

Хотя нет. Она сегодня вроде бы по-девичьи снаряжалась. На княжьем дворе нынче пир. Ждамир Корьдненский созвал своих бояр и воевод грозного киевского гостя, чтобы вместе поблагодарить богов за избавление сестры. Ну, а Всеслава княжна, конечно, не забыла про подругу. Войнега собираться начала еще загодя. Колечки височные серебряные мелом начистила, к венчику приладила, бусы примерила, поневу подвернула, чтобы показать подол рубахи, украшенный богатой вышивкой, вставками браного полотна и привозной золототканой тесьмой. Краса ненаглядная! Залюбуешься! Да разве ж такая умница и красавица и при таком бесталанном отце себе мужа не найдет?

Мужа доброго! Ишь, чего захотел! Разве что отыщется такой хоробр, который своенравную красу сумеет переупрямить. Уж давно бы ходил Войнег тестем, а то и дедом, кабы непокорная дочь не отвергала одного за другим всех женихов. Едва не с младенчества, даже не выскочив еще из рубашки, мечтала Войнега о княжиче Ратьше. Кажись, и оружие в руки взяла лишь для того, чтобы удалой Мстиславич на нее внимание обратил. Ой, беда, беда! Был бы жив добрый князь Всеволод, глядишь, и исполнилось бы заветное, а так, только сухотой зря себя изводит. Разве Арво Кейо что придумает…

В печи ядовито зашипело попавшееся между дров сырое полено, изба мгновенно заполнилась густым сизым дымом. Войнег сердито закашлялся и замахал руками: тоже, мне работнички! Один из слуг спешно приоткрыл дверь в сени, другой плеснул на каменку квасом, пытаясь с помощью пара очистить воздух. Стало душно и зябко одновременно. А главное, дым никуда не делся. Войнег снял со стены старый боевой щит, пристегнул ножны с мечом, сделав вид, что намеревается не то почистить оружие, не то починить, и вышел в сени.