Когда начальник караула, смуглолицый, немолодой уже десятник, которому до зубной боли надоели препирательства с торговцами и их извечные стоны и вопли по поводу податей, узнал, кто такой Неждан и зачем пожаловал, он мигом переменился в лице. Он оглядел пришельца с ног до головы, несомненно, обратил внимание на сияющее чистотой и новизной облачение. Хотя хазары, справляя похоронный обряд, заматывали своих покойников в пелены, имеющие мало отношения к человеческой одежде, десятник понял, что к чему, и в расспросы вдаваться не стал. Он отдал несколько распоряжений тем, кто оставался на воротах, а затем, взяв с собой двоих стражников, отправился с посланником кагана руссов во дворец.

Хотя Неждан не надеялся второй раз пройти этим путем, он по привычке примечал дорогу и осматривал град. Хазарская столица расположилась на обширном острове, образовавшемся в междуречье Итиля и его полноводного рукава Ахтубы. Неплохо защищенный этими естественными преградами, город не особо заботился об укреплениях, а просто лениво богател, процветал и ныне клонился к упадку. Выгодное положение на пересечении путей купеческих караванов изменило и нравы жителей. Потомки кочевников-степняков теперь либо сами занимались торговлей, либо обеспечивали всем необходимым иноземных гостей.

Правда, находилось немало таких, кто по заветам предков продолжал жить богатством, которое давали тучные стада и свежая степная трава. Они проводили в городе только зиму, а с началом первой зелени целыми семьями и родами, прихватив чад и домочадцев, с песнями и бубнами отправлялись в степь и кочевали там до самых холодов. Поэтому в летнюю пору, помимо иноземцев, купцов и занятых управлением страной вельмож с их обслугой, в граде оставались лишь самые отчаянные бедняки.

Сейчас город выглядел многолюдным, и по большей части по пути им встречались вооруженные мужчины верхом. Их же хватало и среди тех, кто ожидал у ворот. Вероятно, главы родов, а также их братья, сыновья и племянники, отправив женщин и детей со стадами и челядью подальше в степь, возвращались в град, чтобы достойно встретить врага. Потомки великого народа, сумевшего когда-то покорить все окрестные племена, вновь вспоминали древнюю честь.

Вот только не поздновато ли они спохватились? Разве станет Господь помогать тем, кто привык вероломно нарушать слова священных клятв, кто с оружием в руках приходил в земли тех, кого поклялся защищать, кто предавал и продавал, заботясь лишь о своей выгоде? Пришло время платить. А кровь, как известно, выкупает только кровь!

Дворец бека оказался одной из немногочисленных каменных построек Града. Остальные жители, даже вельможи, использовали больше дерево и глину. В отличие от величественных ромейских палат и нарядных княжеских теремов славянских земель, жилище хазарских властителей, приземистое и почти лишенное со стороны фасада окон, больше напоминало крепость или тюрьму, а еще скорее склад или амбар, вроде тех, в которых братец Ждамир хранил собранные на полюдье скоры. А не окажется ли так, что за толщенными стенами (и как только побратим сквозь них проникал и выбирался обратно) он увидит лежащий грудами до потолка красный товар и тощих писцов, подсчитывающих хозяйские барыши. Но внутренние покои встретили его навязчивой, хвастливой роскошью, а когда он проходил по украшенной резными колоннами галерее, его взору открылся благоухающий розами сад.

Пока бек собирал вельмож, Неждана и сопровождающих его двоих эль-арсиев достаточно долго томили в каком-то тесном, полутемном и душном помещении. Охранники от нечего делать пялились на него, он разглядывал охранников. Одного из сторожей явно разочаровала скромность одеяния посла, он, видимо, привык к бархату и парче. Другой цепким взглядом смотрел сквозь одежду, силясь рассмотреть, а не спрятал ли вероломный русс какого-нибудь оружия. Неждан только усмехнулся на его старания. Нешто он не знает, что при желании убить можно и голыми руками.

Но вот в дверь постучали, и стражи по тесному безликому переходу проводили Незнамова сына в нарядно изукрашенный, завешанный и застеленный коврами, наполненный светом просторный зал, в котором его ожидал окруженный тарханами и беями, охраняемый эль-арсиями бек. Хотя в зале собралось не менее полусотни человек, и многих из присутствующих Неждан наверняка видел в Корьдно, их лица и фигуры сливались в единое пятно. Так радуга разноцветных красок, смешанных в одной плошке, превращается в грязно-серый ком. Для Незнамова сына сейчас существовал всего один человек — Иегуда бен Моисей, хазарский тархан из рода Ашина. Неждан сразу узнал его, и не только потому, что видел в Обран Оше. Трудно не узнать собственное лицо, даже если оно постарело на двадцать лет. Отец. Этого слова он не ведал и не собирался узнавать, слишком мало времени у него осталось. И все же речи, которые вложил в его уста грозный Святослав, он адресовал именно ему:

— Мой князь просит передать, что идет на вы!

Ну, вот и все. Больше они от него ни слова не добьются. Большего, впрочем, оказалось и не нужно. Серый ком вновь превратился в радугу, закачавшись многоцветными узорами парчовых и шелковых халатов, переливами яхонтов и самоцветов, блеском золотых и серебряных украшений, драгоценного оружия и брони. И над этим радужным буйством поднялось совершенно белое, бешеное лицо Иегуды бен Моисея, сверкнули карие, горящие ненавистью глаза:

— Взять его! Схватить мерзавца и немедленно! Прибить к деревянному коню на городской площади в назидание всем, кто только попробует бросить нам вызов!

Ал-ларсии кинулись исполнять приказ, заломили руки за спину, уткнулись в бока копьями, проткнув в нескольких местах кожу. Неждан стоял неподвижно. Он этого ждал и жаждал пройти этот путь до конца, как побратим, как Апостолы Петр и Андрей, как сам Господь. И то, что приговор огласил человек, давший ему жизнь, давший, как утверждал хан Азамат, в согласии и любви, придавало происходящему особый, непостижимый для простого понимания смысл.

Неждан ни о чем не жалел. Он тоже только что огласил приговор. И не одному человеку, ничтожной крупинке в океане вечности, а огромной, некогда непобедимой стране. Не каждому даже напоследок выпадает подобная честь. Пусть зовут теперь палача. Его кровь не останется без отмщения, и царю Иосифу не поможет тьма эль-арсиев, и не придут на помощь племена, которые много лет платили дань.

Ох, Всеслава, Всеславушка, зоренька ясная, где бы, в каком бы мире не пролегала сейчас твоя дорога, знай, что побратимы сторицей отомстят не только за твоего милого, но и за твою горькую судьбу.

Вероятно, Неждан слишком глубоко погрузился в свои мысли, уже отрешившись от постылого мира, потому он не понял, почему в зале неожиданно наступила невозможная, почти гробовая тишина, а копья убрались от его ребер. Прямо перед ним стоял седой как лунь старик, долгополыми одеяниями и струящейся ниже пояса бородой неуловимо схожий с великим Арво. Он и в самом деле выполнял у хазар что-то вроде обязанностей кудесника и жреца, предсказывая будущее по знакам изначальной Книги.

— Остановитесь! — властно приказал он. — Вы не можете причинить никакого вреда этому юноше, откуда бы он ни пришел, если не хотите навлечь проклятье на весь каганат.

— Что ты имеешь в виду, отец? — почтительно поинтересовался Иегуда бен Моисей, со смесью укора и сожаления глядя на старца. — Это посланник кагана руссов, дерзкий и бессовестный, как сам Святослав. Мы не можем оставить его в живых.

— Я знаю, чей он посланник, — строго глянул на него старик, — но он принадлежит к роду Ашина.

С этими словами, он раскрыл ворот Неждановой рубахи, обнажая плечо, и безошибочно указал на родовой знак.

— Этого не может быть! — потрясенно выдохнули беи и бек.

Неждан, кажется, тоже вымолвил что-то подобное, искренне жалея, что руки его несвободны и он не может себя ущипнуть, ибо происходящее слишком напоминало сон. Каким образом хазарский мудрец узнал его? Иегуду бен Моисея, похоже, тоже занимал этот вопрос:

— Откуда он мог взяться? — неприязненно спросил он.