Когда Тойво с товарищами, вернувшись из хазарского Града, впервые поднялся на борт новгородской ладьи, он, так же, как и Инвар, глазам своим не поверил. Неждан тоже бы не поверил, да измученный ранами он тогда мало что замечал. Вместе с гриднями боярской дружины их встречала лихая поляница. Что ж, молодая воительница искупила свою Тешиловскую вину, храбро сражалась под стенами Обран Оша, а во время недавнего похода новгородцев на Самур спасла ладью и всех, кто на ней находился, от лиходея-поджигателя. Сам Хельги Хельгисон подходил к дядьке Войнегу, за неё просил.

Стоит ли говорить, что сотник, уже давно на чадо неразумное никакой обиды не державший, сам не веря в свое счастье, как и в прежние дни баловал девчонку и лелеял, пылинки с нее сдувал и боялся от себя отпустить. Корьдненские и новгородские гридни тоже приняли поляницу, как в прежние дни, только вот Инвар, душевная рана которого оказалась гораздо глубже всех телесных, как мог, сторонился ее, тем более, что и сама Войнега на встречах не настаивала.

Несмотря на уговоры, девушка собиралась участвовать в битве. Сама проверила и наточила оружие, наведавшись к кузнецу, залатала прорехи на кольчуге, следы недавних боев.

— Может быть, ты все же останешься? — попыталась увещевать ее боярыня Мурава. — Ты мне так хорошо в Обран Оше и на Самуре с ранеными помогала, за Нежданом, как сестра, ухаживала. Ну, не женское это дело воевать!

— Даже не проси! — покачала головой Войнега. — Два раза не довелось нам с Мстиславичем встретиться. Если и ныне боги мне не внемлют, до конца жизни сменю меч на прялку!

— Но ведь ты исполнила обет, который дала, отомстила ему с лихвой!

— Тогда в трюме я о мести и не думала, брату твоему долг отдала. Что же до Ратьши, — синие глаза поляницы грозно сверкнули, — я не успокоюсь, пока не увижу его кровь на своих руках.

Мурава только покачала головой.

— Его кровь останется на твоих руках вне зависимости от того, настигнет его возмездие или нет, — вымолвила она со странным выражением.

Услышав эти слова, Войнега задрожала всем телом, закусив губу, но предательские слезы помимо воли хлынули у нее из глаз. Мурава обняла ее, стала говорить что-то умное, ласковое, а Тойво, стоявший неподалеку, смотрел и недоумевал, чего это она так? Впрочем, женщины, целительницы ли, поляницы ли, плачут всегда, надо не надо.

Что до Тойво, то он плакать не собирался, даже когда узнал, что в битве ему участвовать ни за что не позволят.

— Попробуешь еще раз ослушаться, — пригрозил ему Хельгисон, — до самого конца похода посажу на цепь, как колодника, в самом дальнем углу трюма ладьи! Может быть, тебя уже сейчас запереть?

Глянув в страшные переливчатые глаза, Тойво понял, что боярин не шутит. Пришлось дать честное слово, что ничего такого он даже не попытается предпринять, тем более, как он видел, даже среди сыновей великого хана Органа Камчибека на брань собирался лишь его первенец, пятнадцатилетний Улан, сражавшийся с хазарами еще в прошлом году и получивший боевую отметину на грудь. Ровесники же Тойво вместе с сестрами и матерями, а четыре печенежских племени пришли с семьями, оставив на дальних выгонах лишь часть скота, собирались подносить стрелы и помогать раненым.

— Да ты не переживай! — утешал мальчугана Неждан. — Вежи стоят на холме, ты все прекрасно увидишь!

— Да где же я вас в такой толпе отыщу? — едва не расплакался-таки от обиды Тойво.

— Смотри!

Неждан взял ножны и начертил на земле четыре изогнутых линии, напоминающие ползущих в разные стороны змей.

— Это хазары. Способ построения войска они переняли у арабов. Первыми в битву вступят застрельщики-огузы верхом, но, по большей части, без доспехов, затем конные лучники и копейщики, имеющие кольчуги или пластинчатую броню, здесь, скорее всего, будут задействованы аланы и хазарское ополчение. Третья линия — пехота. У царя Иосифа ее мало, только северные наемники, но их выучку не стоит недооценивать. В последней линии — эль-арсии верхом в тяжелой броне и с длинными мечами. Они вступают в бой, когда противник уже измотан для того, чтобы нанести решающий удар.

— И что же собирается делать светлейший? — в волнении воскликнул Тойво. — У нас же нет такого количества конницы!

— Нет, — согласился с ним старший товарищ. — Поэтому арабский способ построения нам не подходит. Наша основная сила — пехота, большой полк, копейщики и секироносцы.

— Но ведь среди них у половины нет ни кольчуг, ни брони!

— Хорошие доспехи понадобятся только тем, кто пойдет в первых рядах и по краям, — успокоил его Неждан. — Задача остальных — держать строй и не замедлять движения вперед.

Он нарисовал на земле фигуру, напоминающую одновременно вид журавлиной стаи в небесах и сложившую крылья птицу.

— Похоже на клин, — заметил Тойво.

— Именно. У самого острия ряды глубиной в тридцать два и даже сорок человек. Ощеренная копьями фаланга. Так строил полки еще Александр Великий, так до сей поры в некоторых случаях строятся ромеи.

— А как же конница?! — спохватился Тойво. — Ты же обещал показать, где искать тебя и твоих побратимов.

— Потерпи, — улыбнулся Незнамов сын. — И до нас дело дойдет.

Он сделал два красивых взмаха ножнами, будто мечом замахивался, и птица обрела крылья, собираясь взлетать.

— Задача большого полка — нарушить порядок двух первых линий противника. Вклиниться в их ряды, смять и разделить. Мы же с печенегами возьмем их в клещи. Если этот замысел удастся воплотить, хазарам никакие эль-арсии не помогут!

Хорошо объяснял Неждан. Тойво до самого утра видел во сне большую красивую птицу, сокола или орла, которая одну за другой рвет клювом пытающихся напасть на нее ядовитых змей. Вот только когда солнце взошло, чтобы осветить утро битвы, и внучок волхва вместе с печенежскими мальчишками поспешил на холм, никаких птиц и, тем более, змей он не увидел. По обоим краям бранного поля волновалась черно-бурая, ощеренная копьями, волнующаяся стихия, похожая то ли на море, каким его описывали Инвар и Неждан, то ли на лес. Деревья в этом лесу, правда, не имели ни ветвей, ни листьев, только ствол, прямо как растение бамбук, которое дяденька Анастасий видел в аль Син.

Тойво знал, что, когда придет время наступать, бойцы первых четырех рядов, чтобы остановить конницу, наклонят копья с упором на колено или на плечо. Павших заменят идущие следом, ослабевшие уйдут в тыл, перестроившись под щитами. Пока клин не перережет линию, пока сокол не разорвет змею. Ныне же все копья и с той, и с другой стороны грозно смотрели в небо. Битву следовало начинать поединком.

— Кого ваш князь благословил испросить волю богов? Надеюсь, мой сын проявил благоразумие?

На холм в сопровождении невесток и младших внуков величественно и неспешно взошла госпожа Парсбит, мать великих ханов Органа, возглавлявших печенежское племя Куэрчи Чур. Впрочем, говоря сейчас о сыне, она обращалась к Мураве-красе, поскольку имела в виду не родных сыновей, а приемного.

— Когда речь заходит о единоборстве, благоразумие моего супруга обычно покидает, — не без тайной гордости улыбнулась боярышня, чья клетчатая понева с холщовым запоном и простая рубаха с грубыми, небелеными нарукавниками (наряд, предназначенный для лечбы) выделялись на фоне халатов и чапанов печенежских женщин. — Они с Нежданом, несмотря на раны, оба хотели, чтобы избрали их. К счастью, Святослав сумел проявить здравый смысл. На поединок выйдет Икмор.

— А мне мой Аян говорил, — подала голос младшая невестка госпожи Парсбит, маленькая и хрупкая Гюльаим, — что коли одного поединка окажется недостаточно, он тоже вызовется, и Барс с его побратимом пойдут.

— Ох, молодость, молодость, — покачала головой госпожа Парсбит. — И почему, когда человек начинает ценить жизнь, ее уже не остается!

Тойво знал, по какой причине Хельги и его побратимы, рвались на поле. А что, если хазарским джелебе, так сыны Тогармы на арабский лад называли участников поединка, окажется Мстиславич? С другой стороны, хан Азамат рассказывал, что Иегуде бен Моисею, сыну славного и древнего рода, тоже нередко доверяли честь первым преломить копье. А какие боги одобрят убийство отца сыном или сына отцом.