По мере удаления от устья Итиля расстояние между отступавшими и преследователями неумолимо сокращалось: доскональное знание местности, являвшееся преимуществом обитателей каганата в заболоченной низине, изрезанной бесчисленными водными потоками, было утрачено. Отряды хазарского арьергарда едва ли не каждый день вступали в стычки с дозорными Святослава, один раз руссам удалось прорваться до самого лагеря.

— Да это какой-то шайтан степной, а не князь! — негодовал Иегуда бен Моисей, подсчитывая потери. — Можно подумать, у его людей не кони, а крылатые тулпары! Поскорей бы добраться до гор. Там руссам не поздоровится!

Однако, как выяснилось, основную опасность для тархана и его близких представляли вовсе не руссы.

Хотя отступавшее в сторону Кавакасийских гор хазарское войско с каждым днем увеличивалось, принимая в свои ряды как отдельных ратников, так и целые роды вместе с семьями, домашним скарбом и стадами, его боеспособность по-прежнему оставляла желать лучшего. Отборные бойцы, еще раз доказавшие свою доблесть в битве, были измучены и обескровлены. Многие из них уже по дороге умирали от ран, другие каждый день гибли, пытаясь хоть как-то сдержать стремительное наступление русского сокола. Ремесленники же и торговцы, которые взяли в руки оружие едва ли не первый раз в своей жизни, не имели ни нужного опыта, ни должной воли к борьбе. Привыкшие к унылым, но размеренным будням мирных дней, они пасовали перед малейшими трудностями и вместо воевод слушали своих жен, которые с каждым днем роптали все громче и громче.

Несмотря на то, что войско отступало по старому караванному пути, на котором еще испокон века были обустроены места для стоянок и вырыты колодцы, в бесплодном краю, среди солончаков и песчаных бугров, воды катастрофически не хватало. Еще хуже дело обстояло с кормом для животных. Солнце выжгло траву еще в начале месяца Липеня, кони слабели с каждым днем, о выпасе овец и вовсе речи не шло: хотите — забивайте, не хотите — катитесь к шайтанам степным.

Напрасно воеводы и старейшины рассказывали о садах и виноградниках Семендера, до которых оставалось не более трех-четырех дней пути, напрасно пытались пробудить в усталых озлобленных людях стойкость, напоминая о славных предках, которые в поисках новой земли, не сходя с коня, преодолели полмира. Разгневанные горожане не желали ничего слышать. Вместо того, чтобы сообща противостоять трудностям, они с утра до ночи стонали и ныли, оплакивая прежнее житье, представлявшееся им теперь едва ли не райским, препирались, выясняя, кто и что кому должен и кто в случившемся виноват.

Кто ищет, тот, как известно, всегда найдет, тем более, что и искать особо не приходилось. Освещенный мудростью предков обычай возлагал ответственность за любую напасть, случившуюся в каганате, на того, кто являлся Тенью Бога на земле. Конечно, беды случались и прежде. Так, около трехсот лет назад под натиском арабов пали Семендер и Беленджер, а столицу пришлось переносить в более безопасные в этом отношении полуночные края. Но тогдашний каган стоял во главе войска, и потому никому в голову не приходило попытаться, пролив его кровь, умилостивить гневных богов.

Хотя Давид мужественно сносил все лишения, люди видели пятна крови, выступавшие у него на губах, помнили, как во время битвы он упал с коня, неспособный не только принести воинству победу, но даже сохранить свой щит. Страх перед будущим, разочарование и безверие ожесточали измученные сердца, рождая в умах кромешные мысли. О благополучно добравшемся, по слухам, до Саркела царе Иосифе больше никто не вспоминал.

— Нас обманули! — роптали вынужденные покинуть родной город жители Итиля. — Вместо кагана калеку подсунули. Великие Тенгу назвали число двадцать два. Жрец сказал двадцать два года, а может, боги имели в виду двадцать два дня?

— Этот сопляк и в седле-то удержаться не сумел! Куда ему войско в битву вести! — презрительно пожимали плечами воины, как никогда нуждавшиеся в сильном, а главное, удачливом вожде.

Иегуда бен Моисей им бы подошел, тем более, что он тоже принадлежал к роду Ашина, но Великие Тенгу почему-то выбрали не его.

— Раз новый каган принес нам беды, путь он за них и отвечает! — вторили им крестьяне, вынужденные, покинув плодородные земли, искать спасения в жгучей пустыне. — Оросим его кровью здешний песок. Может быть, свершится чудо, и на этом месте откроется источник с пригодной для питья водой?

Хотя Иегуда бен Моисей и другие тарханы, беи и воеводы делали все возможное, чтобы эти разговоры пресечь, а их зачинщиков вычислить и наказать, волна негодования продолжала набирать силу. Те же самые люди, которые всего пару недель назад ликовали, избрав нового кагана, теперь думали о том, как его умертвить. Преданные ханам Ашина воины не спускали с Давида глаз, оберегая его и днем, и ночью, но даже они не могли оградить его от незаслуженных оскорблений и нападок. Дочь иной земли, Всеслава особенно остро ощущала разлитую в воздухе ненависть. После того, как однажды у колодца разгневанные женщины, вцепившись ей в косы, попытались разорвать одежду и расцарапать лицо, Иегуда бен Моисей и ей запретил покидать без сопровождающих шатер.

— Ничтожные твари! — в сердцах выговаривал тархан, вернувшись из дозора в лагерь и застав там очередную волну недовольства. — И ради них мои лучшие люди каждодневно рискуют головой! Неужто они не понимают, что, оставив их на произвол судьбы и милость руссов, мы бы уже давно достигли Семендера!

— Но ведь долг воина — защищать свой народ, — возразил ему Давид. — А что до неразумных, то стоит ли их слушать!

— Долг воина, — презрительно скривил губы старший Ашина. — А ты думаешь, те, кого ты пытаешься сейчас оправдать, имеют какое-то представление о долге? Не их ли обязанность хранить верность избранному Богом кагану? И что мы слышим от них вместо того?

— Возможно, они правы, — печально проговорил Давид. — Я ведь не сумел оправдать их доверия!

— О чем ты говоришь? — вскричал тархан. — Настоящий преступник — царь Иосиф, который принес тебя в жертву, отдав на растерзание толпе. Он рассчитывает, что руссы не сумеют взять Саркел и к зиме уйдут. Как только это произойдет, он вернется и станет единовластным правителем в нашей земле.

— Разве ты на его месте поступил бы иначе?

— Я пока на своем месте и отсиживаться за городскими стенами не собираюсь. Послушай меня, мой мальчик! — в голосе Иегуды бен Моисея послышалась мольба. — В порту Самкерца стоит готовый к отплытию нанятый мной корабль. Пока город не захватили руссы, ты взойдешь на борт и отправишься к дяде Азарии в Испанию. Я же продолжу борьбу и, если Господь и великие Тенгу сопутствуют мне, сокрушу и Святослава, и царя Иосифа. Как только это произойдет, ты вернешься и станешь спокойно править в своей земле!

Давид на это лишь упрямо покачал головой:

— Если Господь и великие Тенгу сопутствуют нам, уезжать в Испанию не понадобится. Семендер — древняя столица ханов Ашина. Кому, как не последнему в роду ее защищать!

Увы, увидеть стены Семендера им не удалось. В тот вечер на лагерь налетела стая саранчи. Плотное серое облако закрыло горизонт, и уже через несколько мгновений орды прожорливых насекомых заполнили все кругом. Ненасытные твари были повсюду. Они врывались в палатки и шатры, забирались под одежду, лезли в ноздри и рот, не давая дышать, проникали в укладки и тюки, пожирая зерно, сушеные плоды и любую растительную пищу, которую могли перемолоть их челюсти. На пастбищах в пределах пары дней пути не осталось даже сухого стебелька.

Крылатые кобылки еще не закончили свою разбойничью трапезу, как на головы перепуганных, отчаянно пытающихся отделаться от докучливых налетчиков людей обрушился сильнейший ливень, внося еще больший хаос и смятение.

Хотя само по себе такое бедствие как саранча в здешних краях, особенно в засушливые годы, не являлось редкостью и часто предшествовало дождю — стаи насекомых перемещались в небесах вместе с ветром, несущим грозовые облака, — его неизменно считали проявлением гнева Небес. Уничтожая на корню посевы и опустошая пастбища и сады, саранча являлась причиной гибели многих сел и городов, жители которых после ее набегов просто умирали от голода.