— Боже, милый! Ты опять включил режим психолога? Снова блогеров в Инсте начитался? Вера, не слушай его, у него черный пояс по балабольству.

Вита так посмотрела на мужа, что я чуть не поперхнулась водой, которую мне принес Родион. В ее взгляде было столько любви и гордости, что я бы ни за что не поверила в это, если бы не увидела своими глазами.

— Вит, да если б не блогеры, то я бы не покорил такую язву, как ты! Могла бы им и спасибо сказать, между прочим. Я тут Вере дельных советов накидал, надеюсь, что она ими воспользуется.

Улыбнулась, слушая их перепалку. Несмотря на то, что я стала намного открытее для окружающих меня людей, друзей так и не завела. С однокурсниками была большая разница в возрасте, да и неинтересны были мне студенческие вечера. Я работала.

А на работе времени совсем не оставалось ни на что, кроме самой работы. Зато зарплата была более чем солидная. Хватало на жизнь и даже оставалось.

С Иваном у нас всегда складывались неплохие отношения, и я была искренне рада его видеть, да еще и таким счастливым. Надеюсь, у этой пары все сложится прекрасно и он сможет-таки повлиять на жуткий характер своей избранницы.

В итоге с удовольствием проболтала с ними еще пятнадцать минут и с улыбкой на губах ушла готовиться к зачету. Жаль, времени на это осталось совсем немного.

Рабочий день подходил к концу, и я спокойно закрыла ресторан около двух часов ночи. Оплачиваемое такси уже ждало меня у входа. Села в него с другими ребятами, и мы поехали по привычным адресам.

Ночью должен будет приехать из рейса отец, поэтому я еще рассчитывала приготовить ему поужинать и немного поучиться. Высплюсь после зачета — завтра у меня выходной в ресторане.

Когда выходила, мне показалось, что вдалеке мелькнула знакомая машина. Несколько раз тряхнула головой. Почудится же всякое…

Утро наступило слишком быстро. Я проспала всего несколько часов. Папа скинул мне сообщение, что его рейс из Владивостока задержали, так что приедет он примерно одновременно со мной. По крайней мере, я на это надеялась. Что наш преподаватель не будет сильно зверствовать и не отправит меня на пересдачу.

В университет приехала последняя, потому что староста заходит в самом конце. Своей очереди ждала с содроганием, потому что девчонки выходили одна за одной в расстроенных чувствах.

Наконец настал и мой черед. Зашла, вытянула билет. Одутловатый мужчина пояснил мне, что времени на подготовку у меня нет, но это не должно меня смущать, ведь я староста.

Сглотнула и принялась рассказывать. Он слушал внимательно и ни разу меня не остановил. Почти через сорок минут я выдохлась, поняла, что рассказала все, что знала. И даже больше.

Он смотрел цепким взглядом, вальяжно развалившись в кресле.

— Хорошо, Вера Игоревна, вижу, что готовились. Хорошо. Только вот я все равно рекомендовал бы вам дополнительные занятия у меня дома сегодня в семь. Там же и зачет поставим.

Преподаватель захлопнул журнал и под моим удивленно-возмущенным взглядом стал собираться. Я хлопала ресницами, стараясь не выдать раздражение.

— Прошу прощения, но вы же знаете, что вечером я не могу: я работаю.

Он посмотрел на меня так внимательно, словно говорил с малолетним ребенком и объяснял мне прописные истины.

— Вера Игоревна, ладно эти, — он сделал многозначительную паузу, — юные особы, строят из себя дурочек. Но вы-то дама опытная, понимаете, что к чему. Давайте сделаем вид, что я не слышал вашего слабого оправдания.

Не выдержала. Взяла со стола свою зачетку и подсунула ему под нос, ледяным голосом чеканя каждое слово:

— Если вас устраивает ответ, то поставьте мне, будьте любезны, зачет, если нет, скажите об этом прямо. Ни на какие дополнительные занятия к вам домой я идти не собираюсь.

Его маленькие глазки сверкнули гневом. Он раздраженно взял мою зачетку, открыл ее, и на его лице растянулась кровожадная улыбка.

— Не устраивает. Очень жаль, что круглой отличнице теперь придется довольствоваться обычной стипендией. Встретимся на пересдаче, Мартынова.

Выхватила из его рук зачетку, развернулась и вышла из аудитории. На злом адреналине за считанные минуты долетела до метро, спустилась и плюхнулась на свободное кресло. Как же меня раздражали такие вот самоуверенные уроды!

Уставилась в окно. Поезд как раз проезжал панорамную станцию. Посмотрела на перрон, и на секунду из моей головы вылетело все: и работа, и неудачный зачет.

Возле перрона стоял ОН, что-то активно втолковывая неизвестному собеседнику по телефону. Он явно ждал поезд. В метро. Как он мог здесь оказаться?

Разговор явно не клеился. На его лице было написано отвращение и гнев. Герман, как всегда, был идеален в черном костюме. Кажется, за эти два года он совершенно не изменился.

Но я видела, что прическа стала чуть более длинная, на щеках и подбородке появилась щетина. Жадно впитывала в себя каждую деталь, каждое его движение.

Он словно почувствовал мой взгляд и поднял свои черные глаза прямо на меня. Застав меня врасплох, поднял бровь и качнул головой в знак приветствия. Но его глаза… В них мелькнул такой спектр эмоций, что я…

А что я? Я скучаю. Я безумно, до зубовного скрежета по нему скучаю. По его рукам, редкой улыбке, касаниям и поцелуям.

Вот уже на протяжении двух лет я каждую ночь просыпаюсь от одного и того же сна, где он снова ласкает мое тело. Это оказалось сильнее меня. Эта привязанность, эти эмоции. Эти чувства.

Сколько бы я ни отрицала это, сколько бы ни врала сама себе, давно стоило признаться, что я влюбилась. Окончательно и бесповоротно.

Но одно дело любить этого почти идеального мужчину в своих мыслях, а другое — смотреть в его черные глаза, в которых плескались досада и разочарование.

Наш контакт, казалось, длился вечность, а на деле — всего пару секунд, прежде чем мой поезд не разорвал эту связь и не увез меня дальше по маршруту.

Я влетела домой сама не своя: взвинченная, расстроенная и натянутая как струна. Меня трясло и шатало, и я совершенно забыла, что уже почти два года живу не одна.

Как только папа закончил тот рейс, то приехал и взял в ипотеку небольшую двушку в районе, близком к университету, в который я хотела поступить: всего пара станций метро без пересадок.

Он настоял на том, чтобы я жила вместе с ним и даже слышать не хотел, что я могу исчезнуть или проявить «вшивую самостоятельность». Папа говорил, что и так потерял столько лет, что теперь мне стоит пожалеть его седые волосы.

Слава богу, в тот момент я была в таком раздрае, что согласилась. Будь мое душевное состояние более стабильным, наверняка я бы снова состроила из себя сильную и независимую, но нет… Мы стали жить вместе, и позже я признала, что это решение было идеальным.

На удивление, мы прекрасно ужились вместе, а с учетом того, что папы не бывало по восемь месяцев в году, моя самостоятельность практически не пострадала.

Его работа пришлась нам обоим кстати. Потому что не так-то просто двум одиночествам привыкнуть друг другу. Но мы справились и даже стали счастливы по-своему. Теперь каждый из нас с гордостью мог сказать, что у него есть семья.

И вот про эту семью я сейчас забыла, когда ворвалась в прихожую, хлопнув дверью. Из кухни навстречу мне вышел удивленный отец, и я не успела привести чувства в порядок. При виде меня он нахмурился:

— Вера, что такое? Что случилось?

Он повесил кухонное полотенце на ручку двери и подошел ближе, рассматривая. Я же все больше убеждалась в том, что у меня начинается истерика. Со мной такого не было практически два года. С того самого момента, когда я, захлебываясь слезами, уходила из квартиры, которую выбил мне Герман.

После того треклятого разговора. Это был первый и последний раз, когда мы попробовали что-то обсудить. Я до сих пор вспоминаю каждое слово, сказанное нами друг другу. Помню, словно это было вчера.

Вот и сейчас я снова проваливалась в то состояние. Когда не хватало воздуха, хотелось выть и клясть судьбу за то, что вообще свела меня с этим мужчиной. Потому что с ним я быть не могла, но и без него тоже.