— Именно так, — подтвердила Матушка Ласвелл. — Мир, каким его видят законники, ничем не напоминает тот, что доступен духовному зрению. Помните, Элис, вы говорили мне, что своими глазами видели странные вещи, когда собор был в осаде, — вещи выше вашего понимания?

— Да, — ответила Элис. — Вы совершенно правы. Порой я наивна, как дитя, да и жизнь моя не омрачена заботами подобного рода…

— И это великолепно! Я молила бы небеса о возможности вытряхнуть все эти материи из головы и из сердца… Итак, как я уже сказала, отделение головы задумала я. Участия в процедуре я не принимала, но наблюдала с помощью театрального бинокля за тем, как все осуществлялось, из окна гостиницы «Чекерс-Инн», где поселилась на время суда над мужем, поскольку опасалась оставаться дома в одиночестве. И мало что могла разглядеть, кроме копошащихся силуэтов, потому что ночь, к счастью, была темной, но мои соучастники работали быстро. Копали двое могильщиков, которые утром зарыли тело. Мясник мистер Сарни, мой должник, перерезал шею трупа, чтобы отделить голову. Сарни вскоре скончался, могильщики, вероятно, смекнули, что дело нечисто, но помалкивали, поскольку сами были нарушителями закона и к тому же немало получили за работу. Потом один из этих парней тоже умер, но по причинам самым естественным, а второй еще неделю назад был жив… Он стал церковным сторожем и много лет трудился в соборе святых Петра и Павла, мы с ним часто беседовали на разные темы. Ему, старому мистеру Питти, недавно исполнилось девяносто лет, и все думали, что он отошел во сне, но у меня есть сомнения… А тогда рядом с ними был еще один человек — Сара Райт. Это она уложила в ящик голову Мориса де Салля и схоронила ее в качестве одолжения мне, положив на глаза фальшивые монеты, набив свинцовый короб омелой и залив слоями воска. Я понятия не имею, где закопана эта голова или, упаси нас Господь, где она находилась, если Сара действительно зарыла ее под полом собственного домика, в чем я сильно сомневаюсь. Мы никогда не обсуждали эту тему, чтобы не вызвать ненароком дух моего мертвого мужа.

Миссис Ласвелл умолкла. Поджав губы, покачала головой, словно отгоняя воспоминания. И веско сказала:

— Сару Райт убили, поскольку пытались чего-то добиться от нее. Она была совершенно нищей. Могла поделиться только своими знаниями. Когда вы станете беседовать с доктором Пулманом, профессор, окажите мне услугу — не говорите ему о том, что я вам рассказала минуту назад, хотя упомянуть мое имя, если это окажется уместно, можете. Я не прошу вас обманывать представителя властей, но мне важно знать, нашли полицейские голову Мориса де Салля в домике Сары или нет.

— Ничего не имею против благородной лжи или уместной выдумки.

— Я тоже, — сказала Элис. — Мы целиком с вами и сделаем для вас и Клары все, что сумеем.

Сент-Ив влил в горло остаток чая и глянул на карманные часы. Элис знала: он считает минуты, ожидая прибытия Хасбро. Доктор Пулман и констебль некоторое время назад проехали мимо — тело, укутанное в саван, лежало в фургоне, — и Лэнгдон коротко переговорил с ними, условившись нанести визит коронеру при первой же возможности.

Скрипнула дверь, и в комнату вошла Клара Райт с тремя детьми в обносках — сиротами, которых подобрала Матушка Ласвелл, — две девочки держали девушку за руки, а впереди бежал маленький мальчик. Клара — очень хорошенькая и очень печальная — была без обуви, в одних тонких чулках. Ее незрячие глаза, которые когда-то показались Элис бессмысленными, за что сейчас та искренне корила себя, закрывали очки с дымчатыми стеклами.

Дети мгновение рассматривали Элис и Сент-Ива, а потом, смеясь, побежали на кухню — мальчонка, потешно семеня, попытался обогнать сестер и протиснуться в дверь первым. Девочка повыше, схватив братика за ворот рубашонки, дернула его назад, обозвав «капустной башкой», и все трое исчезли в кухне, с радостным задором награждая друг друга обидными прозвищами.

Клара присела в неглубоком реверансе, а затем обхватила себя рукой, положив ладонь на левое плечо и выставив вперед локоть. Будто разглядев, где стоит кресло Матушки Ласвелл, девушка уверенно преодолела разделявшие их шесть шагов и ласково коснулась предплечья пожилой леди. Матушка Ласвелл прикрыла ладонь Клары своей.

Надеясь, что девушка узнает ее по голосу, Элис сказала:

— Рада снова видеть тебя, Клара, хотя лучше бы это случилось при других обстоятельствах.

Ей тут же пришло в голову, что эта фраза нуждается в улучшении, однако это был тот случай, когда словами не поможешь, сколько их ни подбирай. Клара повернулась к Элис и ответила на ее обращение кивком, а потом изящно опустилась на стул рядом с Матушкой Ласвелл. Элис вспомнила, как Матушка, рассказывая о Кларе, заметила, что та разговаривает крайне редко, разве что во сне, но иногда громко смеется, и это показалось Элис в равной мере и обнадеживающим, и вселяющим ужас.

Донесся шум подъезжающего к дому экипажа, и Клара, словно мысль о новых посетителях ее отпугнула, вскочила и, выставив вперед локоть, ушла в гостиную.

Сент-Ив поднялся и подошел к окну.

— Это Хасбро, — сказал он, забирая с вешалки пальто и шляпу. — Если поторопимся, есть шанс вернуться до полной темноты.

Путь к дому доктора Пулмана с моргом на заднем дворе пролегал вдоль реки Мидуэй с высокой, по сезону и из-за прилива, коричневой водой, а затем через деревню к «Чекерс-Инн» той самой дорогой, под которой был зарыт муж Матушки Ласвелл — убийца, сумевший занозой застрять в памяти людской, чье обезглавленное тело давно сгнило. Хасбро правил экипажем, а Сент-Ив рассматривал старую гостиницу, гадая, сквозь какое из окон Матушка Ласвелл, тогда еще сравнительно молодая женщина, следила за жутким процессом отделения головы. Он был совершенно уверен, что эта темная ночь запомнилась ей до мелочей и преследовала во снах. Призраков, укрывшихся в закоулках памяти, нелегко унять — Сент-Ив убеждался в этом не раз.

Теперь они ехали по старому мосту — небо клубилось тучами, и хорошая погода уходила в область воспоминаний. Воздух источал запах дождя, вызвав у Сент-Ива славные воспоминания о безмятежном детстве. Он распустил шнуры, удерживавшие складную крышу, и развернул ее над головами седоков — как раз вовремя, потому что, едва Хасбро свернул на дорогу к дому доктора Пулмана, стелившуюся мимо домиков с маленькими огородами, где висели зрелые конские бобы и зеленели побеги лука и зимнего латука, хлынуло как из ведра. Было что-то прелестное в осеннем дожде, в осеннем деревенском пейзаже — нечто такое, о чем Сент-Ив позабыл, когда возникший этим утром лоскут лета затуманил ему голову.

— Философский выдался день, — сказал Сент-Ив Хасбро, повысив голос, чтобы перекрыть цокот копыт и позвякивание сбруи.

— Воистину, — откликнулся Хасбро. — Я всю осень полагаю философским временем года, сезоном сожалений — в противоположность весне. А зимой, не будь Рождества, радости было бы совсем мало, хотя, конечно, уют домашнего очага особенно приятен, когда на улице метет снег и свистит ветер.

— Пессимистический взгляд на вещи, дорогой Хасбро! Я нахожу что-то радостное для себя в перемене времен года, которая так отчетливо заметна в дне вроде нынешнего. Сворачивая к зиме, мир одновременно сворачивает и к лету. У взгляда в перспективу есть преимущества — по крайней мере иногда.

Английские дубы здесь росли по обеим сторонам дороги, их почти оголившиеся кроны смыкались в вышине, но не заслоняли от дождя. Повозка снова выехала под открытое небо на краю имения доктора Пулмана. Сам доктор в перепачканном белом халате сидел на скамье веранды, глядя на дождь. В руке он держал стакан, который приподнял в приветственном жесте, увидев, кто подъезжает в экипаже.

Сент-Ив довольно хорошо знал Пулмана и не раз навещал его по разным поводам за те полтора года, что прошли с того момента, как они с Элис перебрались в Айлсфорд. Однажды они с Пулманом вскрывали обезьяну-гиббона, умершую от апоплексического удара. Пулман был превосходным анатомом, что стало подарком для Сент-Ива, ценившего возможность приобрести готовые знания. Труп обезьяны достался им от мистера Маршана, в прошлом владельца зоопарка, жившего в Мейдстоуне и все еще державшего разнообразных экзотических животных в своих весьма обширных владениях. Именно мистер Маршан продал Элис слона.