— То, что вы видите перед собой, — это электрический декапитатор, — сообщил Клингхаймер Сент-Иву. Он снова был в ровном расположении духа и выглядел почти веселым. — Создан доктором Пиви, чьи таланты не перестают меня восхищать, — последовал полупоклон в сторону Пиви, который невозмутимо вытирал полотенцем руки. — Это выдающееся усовершенствование гильотины, рассекающее кости и способное прокладывать себе путь через плоть под действием одной лишь силы тяготения. Ваше текущее положение не позволяет вам увидеть все тонкости работы циркулярного лезвия, профессор, поэтому я расскажу вам о нем. Лезвие — это просто пружина, как видите, зазубренная и поразительно острая, изменяющая форму при сжатии. Электрическая энергия заставляет лезвие вращаться, и когда оно вращается, его окружность уменьшается — лезвие смыкается само с собой, правда, не до конца, и последнюю четверть дюйма позвонка приходится рассекать хирургической пилой. Тем не менее декапитация быстрая и чистая, а лезвие освобождает разрез, едва отключается ток. Цилиндр поднимается на один-два дюйма, доктор Пиви взмахивает костной пилой и — вуаля! Человек в кресле потерял голову, а его голова, поддерживаемая цилиндром, готова к установке. Что вы скажете на это, сэр? Вижу, что немного. Никаких прекрасных речей? Еще один куплет «Боже, храни королеву» — фальцетом вместо тенора? Ха-ха! А теперь обратите внимание, что пол чист на десять футов вокруг. Пила создает типичное «огненное колесо», только с каплями крови вместо искр — впечатляющее зрелище, скажу я вам.

В этот драматический момент отворилась дверь, ведущая в проулок, и в анатомический театр вошел Шедвелл.

— Она здесь, — доложил негодяй Клингхаймеру, а потом ухмыльнулся Сент-Иву.

— Прекрасные новости! — воскликнул Клингхаймер, потирая руки. — Прямо первосортные. Сопроводите леди сюда, будьте любезны.

Чуть наклонившись к Сент-Иву, Клингхаймер торжественно произнес:

— Счастлив сообщить вам, профессор, что вы без малейших хлопот воссоединитесь с вашей дорогой Элис. Прямо сейчас.

Бомонт отпер дверь в подвал, вошел и, вытянув руку над головой в поиске ленты, которой включали электрическую лампу, понял, что со вчерашнего вечера, когда он был тут последний раз, все переменилось. Подвал затих, машины смолкли. Вонь жаб уменьшилась, смешавшись с запахом щелочи. Когда лампа зажужжала и вспыхнула, карлик увидел, что нет и ящика Нарбондо, хотя было далеко за полдень и его должны были привезти от Пиви.

Исчезли головы, механизмы, бутыли с соками жаб, тазы — всё забрали, не оставив Бомонту ни единого винтика. Комната была выдраена шваброй. Похоже, теперь оборудование и прочие штуки переехали в клинику Пиви. Должно быть, все утро тут трудились доверенные лица Клингхаймера, пока остальные искали Финна. Бомонт поправил на спине вещмешок, кое-как скрытый курткой, — все стоящее с чердака перекочевало туда.

Минуту он стоял, прикидывая. Он оказался вне игры, никаких сомнений. Клингхаймер дал ему сутки отпуска, потому что более в его услугах не нуждался. Интересно, сколько у Бомонта времени до того момента, как Клингхаймер вернется от Пиви и пошлет за ним, чтобы взглянуть на него сквозь очки или чтобы просто врезать по голове свинцовой трубой?

Бомонт был уверен, что Клингхаймер от Пиви еще не вернулся. Дом был слишком взбудоражен. В нем не ощущалось влияния Клингхаймера — и это началось с тех пор, как его мысли стали заняты Кларой. Атмосфера в доме испортилась, насколько это было возможно, он словно распадался на части, где каждый занят собой.

Бомонт свернул в кладовую и включил там свет. Выдернув из кучи пустой мешок из-под муки, занялся погрузкой еды. Воду они под землей найдут без труда, но им придется до тошноты наесться сушеным мясом, прежде чем удастся завалить свинью или козу. Он возблагодарил бога, что припас ружье и много патронов в хижине. Когда Клингхаймер придет за ними, а это наверняка случится, он сильно удивится, получив пулю в лоб.

Бомонт высунулся в коридор, глянул вверх и вниз, убедившись, что там пусто в обе стороны, и направился к лестнице, таща мешок. На втором этаже коридор снова был пуст, но из карточного салона с широкими двойными дверями, сейчас распахнутыми настежь, доносились чихание и ругань. Потом послышались голоса. Те, кто там засел, заметили бы Бомонта, пройди он мимо, да еще и с мешком. К тому же ему самому хотелось заглянуть в неплохо обставленное помещение: не найдется ли там чего-то, что можно прихватить с собой? Карлик шагнул в удобный альков и принялся ждать.

— Мне ухо почти отрезал, — заныл кто-то в салоне. — Проклятая жирная свинья!

— Тебе надо было кончить его сразу, как вошли в переулок. Я бы так и сделал. Оставил бы его мусорщикам.

Бомонт узнал голос Смайти и понял, что второй — Джо Пенни: они были приятелями, а Смайти привез женщину.

— Он на меня кинулся, как стервятник. Не было времени никого прикончить. А тут ты возвращаешься с этим лакомым куском, с Бракен, а мне ничего, кроме куска чертова уха и пары зубов на земле.

— А меня проткнули в трех местах — эта шлюха постаралась, — сообщил Смайти. — Я хочу преподать ей урок, вот чего. Ни одна женщина не смеет со мной так обращаться и радоваться, вот что я тебе скажу.

— Только заткни ее. А то она поднимет на уши весь дом.

— Его величество отбыли на весь день. К черту дом. В любом случае девка не сможет визжать, когда глотка перерезана.

— Ну а я хочу взглянуть на слепую девчонку, — хмыкнул Пенни. — Не тебе же одному вся потеха.

— Да ты тупой урод, Джозеф Пенни. Девчонка предназначена его величеству. Только что трясся из-за шума, а теперь такой фокус?

— Она не говорит и не видит. Ты что, не знал? Это ни разу не секрет.

— Ну тогда это чертовски круто, вот чего.

— Меня от этого дома тошнит, — заявил Пенни. — Не надо мне было возвращаться нынче утром. Если тот жирный ублюдок из гостиницы возникнет и пойдет против Клингхаймера, как он сказал, мне конец. Думаю смыться, позабавившись сейчас с девкой, пока есть случай.

— Ну, твои похороны — тебе решать, — ответил на это Смайти. — Пока мы тут просто зазря штаны просиживаем.

Судя по звукам, парочка направлялась к лестнице. Бомонт замер в своем надежном убежище, и двое недоумков прошли мимо него, ничего не заметив. Тогда карлик, осторожно выглянув в коридор и увидев их спины, воспользовался случаем проскочить в опустевший теперь салон, где сдернул с каминной полки шесть отличных скримшоу[39], вырезанных в прошлом веке, насколько он мог судить — а он мог. Огляделся в поисках еще чего-нибудь и увидел пару серебряных подсвечников. Швырнув свечи в ведерко для угля, Бомонт сунул серебро в мешок и снова выглянул в коридор — пусто. Он вернулся к камину за кочергой, отличной тяжелой железкой, а затем поскакал вверх по ступенькам, проверяя, свободны ли лестничные пролеты, прежде чем идти дальше.

Притаившийся возле окна Финн смотрел на проезжающий по улице брогам. Парнишка надеялся, что Клара все же в нем, хотя ракурс не позволял ему убедиться в этом. Матушка Ласвелл торопливо шагала в сторону Темпла, унося с собой его записку. Финн вернулся к столу, смахнул все вещи в сумку, осмотрелся, не пропустил ли чего, а затем скользнул под кровать, к ботинкам и куртке, едва не чихнув от пыли, взлетевшей с половиц, и стал ждать, напряженно вслушиваясь. Время тянулось ужасно медленно. Но вот в замке повернулся ключ — Финн вздрогнул от неожиданности и затаил дыхание, готовясь отстоять свою свободу, если придется. Однако кто-то сел на кровать. Дверь захлопнулась со щелчком.

— Финн, это ты? — послышался голос Клары, и Финн, радостный, выкатился из-под кровати и встал.

— Да, это я, Клара, — сказал он. — Ты… в порядке? Ты была у Пиви? Одета очень элегантно.

— Да. Клингхаймер собрался на мне жениться и говорит, что это мое свадебное платье. А я лучше умру.