— Пять зарядов в барабане, — сказал он Сент-Иву.

Они зажгли фонари, притворили за собой дверь и прошли за Элис через несколько заставленных мебелью комнат к площадке широкой центральной лестницы. Несмотря на турецкие ковры и изобилие ухоженного деревянного антиквариата, в доме стоял дух гробницы, чему виной могли быть закрытые ставни, препятствовавшие проникновению свежего воздуха. Площадка лестницы была отделана панелями из потемневшего от времени дуба. Элис толкнула край одной из них, и та сдвинулась, приоткрывая проход.

Когда тайная дверь, скользнувшая за соседнюю панель, престала являться препятствием и вся компания оказалась на пути в подземелье, Сент-Ив задумался над тем, почему им пришлось возиться с какими-то панелями, если Клингхаймер собирался вернуться. Сработал некий возвратный механизм? Или преступники были уверены в том, что их преследуют? Ответа на вопрос не было, и оставалось только продолжать путь.

Они спустились по длинной лестнице. Вооруженный Хасбро шел впереди. Дошли до площадки: лестница уходила вправо и исчезала внизу, а слева обнаружилась разбитая дверь. Она болталась на уцелевшей петле, косяки были вырваны вместе с дверью.

— А эта дверь тут была, когда вы спускались? — шепнул Сент-Ив Элис, и та покачала головой.

Хасбро предостерегающе поднял руку, нагнулся и вгляделся во тьму, напряженно прислушиваясь.

— Ничего, — сказал он.

— А зачем им нас поджидать? — спросил Табби. — Просто чтобы перехватить?

— Возможно, — пожал плечами Сент-Ив. — Впрочем, Клингхаймер сейчас сосредоточен на поисках Клары и вряд ли задумывается о том, что кто-нибудь пойдет за ним. Он, конечно, способен просчитать, что мы это сделаем, и убьет нас, если ему предоставится такая возможность, но пока не схватит девушку, на нас время тратить не станет.

— Ни он, ни его люди нас не пощадят, — заметила Элис, удивив своим утверждением Сент-Ива, который привык, что она воздерживается от советов. — Он жаждет нашей крови, мечтает расквитаться за постигшие его неудачи!

— Тогда отплываем под черным флагом, — с воодушевлением заявил Табби. — Ударим первыми — или станем кучкой мертвых дураков.

— Если на нас навалятся, уйдите с линии огня, чтобы я мог спокойно стрелять по целям, — попросил Хасбро.

Они по очереди пролезли в тоннель, начинавшийся за разбитой дверью, и начали спускаться цепочкой по одному. Возникла идея потушить фонари, которые могут стать сигнальными огнями и насторожить врага, однако идти по нехоженой дороге в кромешной тьме без проблеска света представлялось весьма затруднительным.

— Давайте затемним фонари, — предложил Сент-Ив, и они проделали это с помощью зимней шали Матушки Ласвелл и пиджаков Хасбро и Сент-Ива.

Возможно, теперь у них появится преимущество перед Клингхаймером, подумал Сент-Ив: они заметят фонари противника прежде, чем оповестят его о своем приближении.

Мистер Клингхаймер никогда не любил темноту и потому держал лампы в доме на Лазарус-уок постоянно зажженными. Сейчас, в тусклом свете фонарей, он с удивлением обнаружил, что его кожа светится — что он сам, по сути дела, ходячий фонарь. С тех пор как была налажена бесперебойная поставка подземных грибов, мистер Клингхаймер увеличил прием эликсира, чем, без сомнения, объяснялись и свечение, и бодрость духа и тела — возраст и время буквально повернули вспять.

Приятно было думать, что он единственный из живущих, кто способен путешествовать по нижнему миру без лампы или факела. Конечно, в полном мраке он станет сравнительно легкой добычей — от врагов будет не спрятаться, однако до этого в любом случае не дойдет: он охотник, а не дичь. К тому же с ним трое вооруженных мужчин. Дженкинс, парень за его спиной, несет голову Мориса де Салля. У этого доходяги острая нужда в деньгах, его мать больна, а многочисленные братья и сестры бледны и недокормлены, как и он сам. Однако Дженкинс очень слабо представляет себе, что за цель они преследуют, и рассчитывать на него всерьез нельзя: может сбежать, если начнется передряга. Флиндерс, у которого ружье, идет позади Дженкинса. Шедвелл, тоже при оружии, шагает впереди с фонарем. Все прочие домашние, кроме миссис Сцинк, шарят сейчас по кустам — представительная толпа недоумков, упустивших четверых легко опознаваемых беглецов. Наверное, ему лучше было согнать сюда побольше людей, а Дженкинса оставить наверху, но за это время Клара ушла бы еще дальше.

Шагая, Клингхаймер размышлял о своих возможных противниках. Женщин можно не считать. Клара слепа, ее легко запугать, а сейчас она еще вдобавок несет его кровь. Ее он подчинит — силой, если понадобится. Другая женщина, какой бы она ни была, не наберется храбрости встать против мужчины с ружьем. Остаются карлик и мальчишка. Мальчишка предприимчив: спрятался от искавших его людей, а затем вырвался из дома. Однако увернуться от пули куда труднее, чем от нерасторопных охранников. Карлик ловко изображал дурака — он просто рожден для сцены! — но соображает неплохо и отлично знает нижний мир. Очень вероятно, что он исчезнет во мраке и никогда больше не появится, потому что никому ничего не должен и не имеет понятия о верности. В этом смысле он опаснее прочих.

А может ли кто-то прийти этим четверым на выручку? Там был человек этой женщины, Ласвелл, — Кракен, выкидывавший нынче вечером фокусы на улице за домом Пиви, явно бешеный. Значит, та крупная женщина, что пряталась в тени, похоже, сама Ласвелл, которую Шедвелл якобы убрал в Айлсфорде. Может, рядом с ней таился и кто-то еще?

Сент-Ив был закреплен в декапитаторе, и Пиви оставалось лишь преодолеть пару футов до выключателя, чтобы отделить голову профессора от его тела. Уиллис Пьюл сторожил Элис Сент-Ив — отличную заложницу. А вооруженный и, главное, готовый пустить оружие в дело Джимми присматривал за всей компанией. Определенно ничего не должно было случиться. И даже если случилось, вряд ли кто-то из вторгшихся в клинику знает о тоннеле или о том, что беглецы спустились в нижний мир.

Клингхаймер унял мечущиеся мысли и заставил себя искать состояние ума, которое позволило бы ему открыть объектив третьего глаза. Он усердно практиковался в этом и достиг определенного уровня мастерства. Вот и сейчас он начал с самого первого шага: ровное дыхание, тщательно воссозданный мысленный образ того, как медленно откидывается на петлях крышка деревянного сундука — того самого сундука, что был у него в детстве, сундука, где он хранил свои детские сокровища. На сундуке были нарисованы зеленые горы с водопадом, бегущим по склону. В синем небе летели птицы. Картинка была тем, во что он верил, терзаясь желанием узнать, где стоят эти горы — где-то в Уэльсе, как сказал ему отец, хотя даже тогда было ясно, что это, скорее всего, ложь. Теперь он понимал, что картинка была просто сентиментальной чушью, но вообразить сундучок ему удавалось мгновенно, просто сфокусировав на нем свой разум.

Он прекрасно сознавал, что идет — чувствовал землю под ногами, слышал шаги спутников, — но его подлинный разум парил во тьме непроницаемой ночи. Бесплотные формы проносились мимо, словно тени птиц и насекомых. Некоторые, как духи, пронизывали его, и он чувствовал мгновенное, особое ощущение экстаза, страха или вожделения. Эти эмоции быстро уносились прочь, поскольку не имели никакого отношения к Жюлю Клингхаймеру.

Когда сущность Клары — благоуханный образ ее ума и памяти — проносилась сквозь него, он мгновенно узнавал ее. Девушка просто не могла скрыться. Клара и он стали единым во плоти. Она уловит, что он рядом, и поймет, что он идет за нею.

Мечты его заглушило внезапное воспоминание о серебряных пчелах, набросившихся на него, когда он соединялся с нею у Пиви. Но это и в самом деле было особенное событие. Ребенком он сбил осиное гнездо, висевшее в амбаре, и не сумел убежать достаточно быстро, чтобы избежать их нападения.

Возможно, серебряные пчелы возникли из того кошмара, который все эти годы пролежал спрятанным в его сознании — фрагмент стертой памяти. Он гадал, была ли Клара в ответе за этот случай — или, что куда опаснее, здесь замешана Сара Райт. Как бы то ни было, он разберется, если это — или нечто похожее — произойдет снова, и будет готов побороть кошмар силой воли, напрягая которую прошлый раз вернулся к реальности.