«Что ты затеваешь, старый хрен?» — беззвучно спрашивал он, обращаясь к воображаемому мистеру Клингхаймеру, а затем, отчаявшись, задал вопрос вслух, и вероятный ответ мигом пришел на ум: Клингхаймер собирается устроить в брошенной усадьбе Нарбондо склад, где будет хранить все, что найдет внизу. В Динс-корт попадать труднее, а Хампстед-хит слишком далеко. Но вот тут, в броске камня от дома самого Клингхаймера, негодяй может заниматься своим вонючим бизнесом, укрывшись за высокими стенами, — лучше не придумать! Когда Бомонт служил у Нарбондо, ни один из ходов под домом не обеспечивал доступа в нижние пределы. Что-то должно было открыть путь туда — наверное, обрушение собора или взрыв, образовавший гигантскую трещину в полу.

Неужели этот пес Клингхаймер собирается закрыть остальные двери? Запрет ли он тут Бомонта, полноправного властителя нижнего мира, того самого, кто провел Клингхаймера к жабьему лесу, поработившему Нарбондо? Карлику вдруг показалось, что он продал свое первородство за пригоршню червонцев — раскрыл подонку тайну отца из-за собственных жадности и глупости и навлек на себя вечный позор. Внезапно разъярившись, Бомонт стиснул кулак и ударил себя по лбу достаточно сильно, чтобы шапка свалилась, хотя на шее ее удержал ремешок, на котором она и повисла. Он порывался было сорвать ее и растоптать, но все же слишком любил свой головной убор для подобной экзекуции. К тому же это не шапка обманула его. Обманул его Клингхаймер, или, по крайней мере, направил события таким чередом, чтобы это случилось.

На деле все могло быть еще хуже. С чего бы человеку вроде Клингхаймера позволять Бомонту оставаться в живых, когда тот ему больше не нужен? Бомонт слишком много знал о подземном мире и слишком многое видел из того, что происходило в доме Клингхаймера, в подвале с живыми головами. Осторожный человек не стал бы возвращаться в дом Клингхаймера теперь, когда все это обнаружилось. Осторожный человек забрал бы свой мешок соверенов и посчитал бы себя счастливчиком, что его шкура не стала частью сделки. Он бы отправился подземельем на восток, к морю — сначала к Маргейту, где открывался проход в восточные пределы нижнего мира, а затем дальше, через морские пещеры — и никогда больше в глаза не видел мистера Клингхаймера.

Однако оказавшись рядом с переулком, куда выходила красная дверь, карлик отбросил всякие мысли о немедленном побеге. Прежде всего, мальчик Финн и слепая девушка Клара пока оставались в доме. Бомонт подружился с парнем, которого не интересовал рост Бомонта и который явился в Лондон, подобно герою, чтобы спасти свою милую от негодяев. Клингхаймер не мог знать, что Бомонт увидел тоннель. Бомонт знал о враге больше, чем враг о нем, что было очень хорошо. Но это скоро может измениться, и вот тогда ему лучше, не мешкая, убраться и забрать Финна и слепую девушку с собой.

Туман густел, хотя небо над головой стало белесым, будто солнце прорывалось сквозь клочья облаков. Он увидел, что кто-то бежит к нему — сам Артур Бейтс — и машет рукой.

— А ну стой, Заундс! — велел он. — Мистер К велел всей команде собраться на улице для поиска.

— Я вроде уже собрался, — ответил Бомонт. — Что за поиск?

— Тут мальчишка шпионил в доме, скорее всего вор, и он сбежал. Когда старик отправился к Пиви, его впору было связать.

— Как он выглядит, мальчишка этот?

— Среднего роста, лет пятнадцать. Русые волосы. Черная рубашка и зеленые чулки над ботинками. Проворный — шмыгнул мимо старой миссис Сцинк, отпер дверь и выскочил наружу. Старая ведьма только его и видела. Ты пойдешь вдоль реки и поглядишь вокруг Блэкфрайарз. Я обыщу Темпл, хотя если он проскочил так далеко, то тем лучше.

Бейтс повернул туда, откуда только что пришел Бомонт. Бомонт видел, как он уходит, заново обдумывая положение. Забрал ли Финн девочку? Ясно было, что сбежал именно Финн. Если он забрал девочку с собой, тогда служба Бомонта в доме Клинтхаймера кончилась. Нет серьезных причин оставаться. Если же Финн не сбежал, то девочка все еще в плену, и Финну конец, если его найдут. Бомонт, ни секунды не собиравшийся обыскивать Блэкфрайарз, пошел к красной двери. Она была распахнута, на крыльце стояла старуха миссис Сцинк, лицо кислее уксуса, волосы — будто гнездо безумной птицы.

— Поискал вдоль реки, как было велено, — сказал ей Бомонт. — Никакого мальчишки.

Охранница уставилась на него.

— А я не видела, как ты выходил, карлик, и твоей метки на доске нет.

— Тогда вам лучше держать глаза на физии, а не в кармане. Мистеру Клингхаймеру не нужны слепые старухи у ворот, особенно когда в доме воры. Я оказался под рукой, когда разнеслась новость, а вы этого не знаете. А дверь не была заперта, потому что мальчишка ее отпер. А вы, без сомнения, спали с дверью нараспашку, так что я вышел легко и без помех, как и мальчишка, а теперь возвращаюсь. Вы уродливая, никчемная, бесполезная карга, миссис Сцинк, но имя у вас подходящее[30].

Бомонт оттолкнул охранницу, потому что та принялась орать на него, и поднялся по лестнице на чердак. Зрело ощущение, что события развиваются слишком быстро. Удача, что утром он оставил дверь незапертой, так что Финн смог выбраться — если только мальчик сбежал, — а вторая удача в том, что незапертую красную дверь повесят на Финна, а не на Бомонта, пусть даже у миссис Сцинк есть свои подозрения. Он видел это по лицу старухи. Но, так или иначе, обвинить Бомонта она не сможет, потому что яснее ясного, утром ее на посту не было.

Бомонт вошел в свою комнату и порадовался, что там все в полном порядке. Нарбондо привезут из клиники самое раннее в полдень, а в промежутке можно полежать и обдумать дела. Сняв шапку, Бомонт положил ее на стол, сбросил куртку и, повесив ее на спинку стула, подошел к окну, намереваясь задернуть занавеску. А за стеклом виднелось лицо Финна Конрада, и ветер раздувал его волосы.

Когда на следующее утро Элис спустилась в зал, Табби и Хасбро сидели за столом, а перед ними стояли чашки с кофе и фарфоровый кофейник. Мисс Бракен нигде не было видно — очевидно, она еще спала. Ни мистера Хиллмана, ни мистера Смайти тоже не наблюдалось. У камина сидел человек, опустошавший тарелки с едой с той же скоростью, с какой проглядывал утреннюю газету.

— Я бы попросила чашечку кофе, если джентльмены не против поделиться, — сказала Элис, присаживаясь рядом с друзьями.

— Биллсон купил бобы у человека, который только прибыл с Суматры, — сообщил ей Табби, наливая чашку. — Он поджарил бобы этим утром и, увидев нас на лестнице, сварил целый кофейник. Лучше вы еще в жизни не пили — гарантирую, хотя кофе уже остывает. Должен сказать, что вы, похоже, сегодня утром в отличном настроении. Что случилось?

— Через минуту скажу, — ответил Элис, видя, что у Табби рассечена бровь и ее стягивает кусочек пластыря. Из-под манжеты рубашки выступал край окровавленной повязки, очевидно, наложенной на запястье. — Есть новости, Хасбро?

— Мне жаль говорить, что нет. Бюро работ вовсю заканчивает засыпать провал. Факт, что два человека все еще там, внизу, не возымел на них никакого действия, равно как и все мои протесты. Я отыскал мистера Бейхью, как вы попросили, и он заполнил бумаги, требующие прекратить работы, пока пропавшие не найдены, но Бюро отказало. По мнению Бейхью, это бесполезно. Бюро напрямую отвечает перед народом, сказали нам, а не перед индивидуумами, достаточно безрассудными, чтобы спускаться в бездну.

— Мистер Бейхью отличный адвокат, и он совершил юридические чудеса, когда нас обвинили в разрушении собора, — сказала Элис, — но если ликвидация провала почти завершена, будет другим чудом, если он одолеет Бюро работ. Попытаться стоит, но я не питаю особых надежд.

На столе появилось блюдо с беконом и дюжиной жареных яиц, Биллсон добавил к нему еще кофейник и тарелку с тостами. Элис осознала, что все это время голодала. Вчера у нее не было аппетита. А сегодня он вернулся во всей своей мощи. Человек, сидевший у огня, отложил газету, расплатился с Биллсоном и вышел в ветреное утро, закрыв за собой дверь.