Затхлый шкаф был тесным, а Финн обливался потом в шерстяной куртке, которую он купил у мальчика на дороге — давным-давно, казалось ему. Да еще и нога затекла. Парнишка стал переносить вес на другую — и тут пол шкафа неестественно громко скрипнул. Финн застыл, как был, задержав дыхание, вслушиваясь в тишину и неистово желая, чтобы мистер Клингхаймер продолжил свою речь.

Но мистер Клингхаймер спросил голосом, который не предполагал возражений:

— Кто это? Кто там? Покажитесь!

Финн не шелохнулся, ожидая развития события.

— Ну что ж, — сказал наконец мистер Клингхаймер, — будем играть в прятки, не так ли? Дайте мне минуту, чтобы закончить мое дело, а затем я вас найду.

Он снова заговорил с Нарбондо:

— То, что я вам предлагаю, сэр, это возможность объединить ваш разум с разумами ваших друзей — не назову их пленниками, — ваших попутчиков, скажем так, этих живых голов, которые вы видите перед собой и которые поддерживаются кровью грибов. Одна из них вам, наверное, знакома — та, скрытая газовой вуалью. Она прибыла только вчера, отыскав дорогу в Лондон после длительного пребывания в Кенте в качестве речного божества. Ответственные лица заверили меня, что вы с ней знакомы очень давно. Сейчас я отдерну вуаль, чтобы вы могли взглянуть друг на друга.

Финн подумал, не сбежать ли ему. Однако ящик Нарбондо стоял слишком близко к двери, и мистеру Клингхаймеру понадобился бы лишь миг, чтобы заступить Финну дорогу. Этот Клингхаймер был крупным мужчиной — слишком крупным, чтобы сбить его с ног. Можно рвануться наверх. Но сначала надо как-то ускользнуть от хозяина особняка… Похоже, Финн запер судьбу Клары в этом шкафу вместе с собой — но ничего не мог теперь с этим поделать.

— Как оживилось ваше лицо, доктор! — воскликнул мистер Клингхаймер. — Как взволновалась ваша плоть, словно ее пожирают маленькие проворные насекомые. Ну-ну. Вы не пытаетесь взглянуть в лицо своему отчиму, хотя вряд ли узнаёте его. Но его черты прекрасно сохранились под плотью, а плоть, как мы знаем, есть лишь вещество. Личность обитает глубже. Через очень краткое время вы сможете заглянуть в его разум, а он в ваш. В этом смысле вы станете богом, на ваш скромный манер. А ту харкотину, которой вас стошнило, вытрут начисто, доктор Пиви проследит. Хорошего вам дня, сэр.

Минуту стояла тишина, а затем Финн услышал обескураживающе близкий звук шагов, потом остановка, затем снова шаги. Он не мог понять, где мистер Клингхаймер. Потом услышал, как открылась и закрылась дверь — несомненно, в той комнате, где он спал. Шаги вернулись, на этот раз остановившись совсем близко. Ему надо было бежать. Он упустил шанс.

Голосом школьного учителя мистер Клингхаймер позвал:

— Выходи, вор.

Финн молчал, размышляя, что можно сделать.

— Нет, — сказал мистер Клингхаймер после долгого молчания. — Не вор! Вот прекрасная возможность проверить мои силы. Перед моим мысленным взором встает мальчик в зеленых носках и с твердым сердцем. Вижу… сову. Вижу… куртку, запятнанную кровью. Ты что, такой отчаянный головорез? Или это кровь животного?

Затем раздался тихий скрежет поднимаемого запора, и Финн изо всей силы бросился вперед; отлетевшая дверца врезалась в мистера Клингхаймера, отбросив и опрокинув его через скамью. Тот рухнул, зарычав. Финн метнулся вбок, рука Клингхаймера попыталась поймать его за щиколотку, но промахнулась. Клингхаймер заворочался, пытаясь подняться. Финн почти не смотрел на Нарбондо, мчась по лаборатории — ему и не хотелось, — но зацепил стремянку сумкой, висевшей на руке, глянул на доктора и полетел стремглав — куда быстрее, чем Клингхаймер.

Было все еще очень рано, когда Бомонт по затянутым туманом улицам возвращался к дому Клингхаймера, взвешивая в уме разные дела. Он позавтракал в «Родуэй» — полфунта поджаренного бекона на тосте, и достаточно горячего кофе, чтобы утопить кота. Заглатывая еду, карлик вдруг понял, что его пребывание у Клингхаймера, видимо, будет недолгим — теперь, когда в дом привезли Нарбондо, а этот мальчик, Финн, явился спасать слепую девушку. А тут еще вся эта дребедень и суета вокруг карстовой норы и человека под землей. Что-то сдвинулось, начало меняться, какая-то чертовщина, в которую Бомонт не желал втягиваться. Как бы то ни было, сказал он себе, теперь ключ от замка красной двери лежит у него в кармане, так что он сможет ускользнуть, когда захочет. Например, когда найдет несколько вещичек, пригодных, чтобы прихватить их с собой. Особой спешки пока нет.

Он срезал угол по набережной Виктории, где воздух пропитался дымом от котлов, в которых разогревался битум. За мостом Блэкфрайарз множество людей сновали в дыму, заделывая дыру, пока в нее не провалилась и не исчезла остальная часть Лондона. Баржи, нагруженные асфальтом и щебнем, приставали и отплывали, вовсю пользуясь приливом. Бомонт свернул на Темпл-авеню, а затем в узкий проулок, тянувшийся позади нескольких просторных старых домов, реликтов прошлого Лондона, чьи дворы были невидимы за высокими каменными стенами с арочными деревянными воротами для карет.

Один из этих домов он отлично помнил, поскольку тот принадлежал самому доктору Игнасио Нарбондо и Бомонт провел в его стенах изрядное количество недель, если сложить все дни в Лондоне вместе. А еще он провел некоторое количество времени под ним, ибо дом был снабжен скрытыми подвальными переходами, которые вели под город и вдоль реки, — благодаря им можно было скрыться в потайном убежище на крайний случай или незаметно проскользнуть наружу либо внутрь. Нарбондо, человек скрытный, вовлеченный во множество преступных затей, владел несколькими зданиями в самом Лондоне и в его окрестностях — два из них были полностью отданы под притоны — и перебирался по тайным ходам из одного в другой, так что его видели выглядывающим из окон, словно Крошка Бо Пип[29], везде и нигде, но никогда — на улице.

Этот дом мог бы стать уютным пристанищем для человека вроде Бомонта, если бы ему пришлось спешно покинуть мистера Клингхаймера: достаточно большой, чтобы никто не заметил свечей или ламп, зажженных в укромных уголках, и даже заметив, скорее всего наплевал бы. Два крюка на концах двухдюймового троса сгодятся, чтобы перелезть через стену, нижний крюк поможет втащить следом корзинку со съестным.

Тут карлик замедлил шаг, разглядев, что створки ворот на задах бывшего дома Нарбондо приоткрыты на несколько дюймов. Изнутри доносился шум усердно работающих мастеровых, а потом ворота распахнулись, и два мула вывезли телегу с низкими бортами. Бомонт резко остановился и метнулся с глаз долой за угол стены. Он знал кучера — его звали Уилсон, он работал на мистера Клингхаймера и не далее как вчера уходил под землю на поиски какого-то человека. Это он нашел кусок газеты, чем, по всей видимости, спас большинство обслуги мистера Клингхаймера от гнева их нанимателя. И работы в доме Нарбондо начаты по указанию мистера Клингхаймера, без сомнения. Укатившая телега была нагружена землей и камнями, а ехала она к провалу — явно вклад в ремонт набережной и сокрытие следов: занято у Петра, чтобы расплатиться с Павлом.

Ворота оставались открытыми, и Бомонт отправился к ним, поглядывая по сторонам, чтобы понять, что к чему: раскопки, вот что — очень похоже на шахту. Она уходила в грунт под углом куда-то под дом — изрядная дыра, достаточно большая, чтобы фургон вошел в нее целиком. Ближний к воротам угол здания был укреплен прочными балками, и еще больше балок и досок были сложены аккуратными штабелями поблизости, а за ними высилась пирамида тесаного камня. По трем сторонам шахты имелись зачатки фундамента — вероятно, вскоре вход в тоннель окажется внутри новенькой будки привратника. Все создавалось основательно, на годы, если не на века.

Из тоннеля вышел человек, пересек двор и принялся затворять ворота. Бомонт покосился на него и пошел своей дорогой, не оборачиваясь, абсолютно уверенный, что прежде не видел этого малого и не будет узнан.