Обергруппенфюрер сжал кулаки, мысленно выругался. Несколько успокоившись, еще раз пробежал глазами строчки шифровки, стал размышлять, какие необходимо принять меры. Однако не мог сосредоточиться: упорно наплывали воспоминания о том времени, когда он, с помощью многочисленной немецкой агентуры, организовывал в Чехословакии партию национал-социалистов, которая сыграла заметную роль в ликвидации Чехословацкой Республики.

После оккупации Чехословакии он быстро пошел вверх: фюрер лично отметил преданность Франка делу рейха, назначив его статс-секретарем и руководителем СС и полиции немецкого «протектората Чехии и Моравии», а также «независимого Словацкого государства», которыми тогда руководил барон фон Нейрат. Но со временем эта должность перестала удовлетворять Франка. Он надеялся, что с увольнением Нейрата станет руководителем всего протектората. Однако произошло то, чего он не ожидал: наместником Гитлера в Праге стал друг шефа гестапо Гейдрих. Правда, через несколько месяцев подпольщики-антифашисты уничтожили его. Но и тогда Франку не повезло, ибо место убитого занял доверенный человек Гиммлера Курт Далюге. После этого обиженный претендент, воспользовавшись своим служебным положением и агентурными возможностями, ловко подставил ножку выскочке Далюге. Соперника заподозрили в пораженческих настроениях и отстранили от руководства.

Так же Франк поступил и с Фриком, бывшим министром внутренних дел Германии, когда тот прибыл в Прагу вместо Далюге. И лишь тогда ему удалось добиться власти, о которой он столь давно мечтал. Но должность государственного секретаря радовала недолго. Советские войска теснили гитлеровскую армию на всех фронтах. На оккупированных фашистами землях усилилось движение Сопротивления, вспыхнуло Словацкое национальное восстание. Карательные меры гитлеровцев, террор в городах и селах не давали желаемых результатов. Вокруг все бурлило и клокотало. В Прагу все чаще приходили тревожные сообщения о диверсиях на железной и шоссейных дорогах, об исчезновениях и убийствах немецких офицеров, главарей местных национал-социалистов… Бесславно гибли солдаты рейха, уничтожалась техника, разрушались транспортные коммуникации, взлетали на воздух эшелоны, склады боеприпасов, пылали заводы и фабрики, выходили из строя электростанции…

Сморщенное, как печеное яблоко, с отвисшим подбородком лицо государственного секретаря еще больше перекосилось. Большая голова с редкими, старательно причесанными волосами безвольно поникла. Казалось, хозяин роскошного кабинета впал в забытье. Но после тревожных дум, минуты растерянности. Франк довольно быстро пришел в себя. Он нажал кнопку звонка. Появился адъютант.

— Вызовите полковника Пухерта, — приказал властелин протектората.

Не прошло и пяти минут, как полковник стоял навытяжку перед восседавшим за столом Франком.

— Доктор Пухерт, ознакомьтесь с шифровкой из Берлина и во исполнение ее немедленно пошлите указания Шаньо Маху в Братиславу. Подчеркните, что он лично отвечает за ликвидацию партизан и в частности уже известного нам Морского с его бандой.

Письмо, переданное фельдъегерем, вызвало раздражение министра внутренних дел Маха. «Черт возьми! — мысленно выругался он. — Наверное, тот абверовский лис Лахузен донес в Берлин».

Мах надломил плитку шоколада, бросил в рот кусочек. Пододвинул ближе к аквариуму кресло-качалку. Стеклянный куб стоял около окна. В зеленоватой воде лениво плавали разноцветные рыбки. Желтые мелкие водоросли стелились по серому песчаному дну.

Министр любил сидеть вот так, один, и наблюдать за рыбками. Это успокаивало нервы. А покоя в последнее время не было. В горах и лесных селах действовали партизаны, подпольщики, антифашисты. Их действия становились все более ощутимыми. Имя Морского наводило ужас на прислужников Гитлера, даже на закаленных в боях немецких солдат и офицеров. Мах приходил в бешенство, принимая каждое утро доклады своих подчиненных. Отчаяние овладевало им всякий раз, когда он включал «телефункен» и слушал последние сообщения.

Этот фашистский ставленник хорошо понимал, что «сокращение линии фронта», «запланированный отход немецких войск на заранее подготовленные позиции» — не что иное, как пропагандистские трюки Геббельса. Этой болтовней скрывалась неминуемая и близкая катастрофа рейха. «Что мы будем делать, когда большевистские танки появятся на улицах Братиславы или, еще хуже, выйдут на берега Шпрее? — с горечью спрашивал себя полковник, и страх заполнял его сердце: — А как же капиталы, переправленные в Швейцарию?..»

Мах раздосадовано хлопнул ладонью по стенке аквариума. Его обитатели испуганно заметались. Пальцы безудержно барабанили по холодному стеклу, рыбки метались, а поверхность воды покрывали мелкие волны. «Чувствуют опасность! — думал он. — Мечутся, как и мы…» Мысли министра возвратились к приказу Франка. Обергруппенфюрер СС категорически требовал принять немедленные и эффективные меры против подпольщиков, партизан и особенно против отряда Морского. Скрытая в приказе угроза — «лично отвечаете» — с новой силой побудила в шефе секретных служб Словакии хитрость, коварство, готовность на любое преступление ради, прежде всего, личного благополучия.

На круглом старинном столе в бронзовом канделябре, потрескивая, горели четыре свечи. Густой желтый воск стекал на подставку. Теперь обстановка не была похожа на официальную, что, по мысли министра, должно было благоприятно повлиять на ход разговора.

Мах не курил. С детства привык к сладкому. Взял из деревянной ладьи конфету и стал жевать. Шоколад таял, как комочек снега.

В кабинет вошел представитель имперской безопасности обер-лейтенант Шлезингер. В ту минуту, когда он переступил порог, шеф гестапо по телефону отдавал приказание:

— Приведите ко мне «триста шестого».

Мах повесил трубку и, ответив на приветствие Шлезингера, сказал:

— Вам, обер-лейтенант, будет небезынтересно познакомиться с одним из наших агентов. Очень ловкий тип, к тому же выдает себя за родственника Петлюры.

Вскоре в сопровождении майора появился тот, кого ждал полковник.

— Садитесь, — указал Мах на мягкое кресло.

Он прошелся по кабинету. Пламя свечей заколебалось, по стене, оклеенной узорчатыми обоями, скользнула причудливая тень.

— Вы окончили спецшколу, получили практику в лагерях военнопленных, — обратился он к агенту. — Кроме того, приобрели опыт подпольной борьбы с большевиками на Украине…

Агент заерзал в кресле, приподнялся.

— Сидите-сидите, — остановил его Мах. — Теперь для вас есть одно деликатное задание.

Полковник пристально посмотрел на агента. Этот тип уже не раз вот так сидел перед ним. Видимо, гестаповец не очень доверял ему, поэтому старался действовать, как говорится, кнутом и пряником. Пригрозив карой в случае провала, шеф достал из шкафчика бутылку коньяка и маленькие рюмочки на серебряном подносе.

— Сегодня отвратительная погода — холод, сырость. Не помешает перед дорогой разогреть кровь. — Он разлил коньяк в рюмки и тоном приказа сказал: — Пейте.

Выпили молча, закусили конфетами. Мах снова наполнил рюмки.

«Замечательная примета у этого субъекта, — отметил Шлезингер, наблюдая за „триста шестым“. — Разговаривает или ест — и уши шевелятся».

— Учтите, — продолжал полковник, поглядывая на петлюровца, — если успешно выполните задание, на ваше имя в дрезденском банке будет открыт счет. А теперь поговорим о деле… Обер-лейтенант, включите, пожалуйста, свет.

Шлезингер подошел к двери и нажал кнопку возле шелковой портьеры. Высоко под потолком вспыхнула люстра. Освещенная комната будто стала больше, свечи потускнели. Шлезингер задул их.

Мах вынул из кармана продолговатый кожаный футляр, извлек из него связку ключей, отпер ящик письменного стола, достал оттуда небольшую коробочку.

— Вас учили пользоваться специальной фотоаппаратурой?

Агент утвердительно кивнул. Мах поднял крышку коробки.