Бойцы упрекали Рудольфа за то, что не поднял их сразу же, как только заметил подозрительного. Да он и сам жалел — из самых рук выскользнула такая важная «лесная птица».

Разведчики, возвратившись в лагерь, обо всем доложили начальнику штаба отряда. Бобров распорядился передать Олевскому документы Черноуса.

— Этот «беглец» с Украины, вероятно, уже разобрался, что к чему, — сказал, рассматривая документы, Олевский. — Наверно, понял, что скоро от этой «Гиви» только пух полетит, поэтому решил обойти ее стороной. А бумаги на всякий случай спрятал. Наверно, бродит где-то недалеко, выдумывает правдоподобную легенду, чтобы присоединиться к партизанам.

Контрразведчик не ошибся. Знакомясь с группой бойцов, недавно влившихся в отряд Морского, он обнаружил Ивана Черноуса. Тот рассказал, что родился в Ростовской области, в крестьянской семье, окончил три класса сельской школы, работал стрелочником на железнодорожной станции в Батайске, где и попал в оккупацию. В феврале 1943 года гитлеровцы перевели его в Таганрог. Там работал сцепщиком вагонов. За случайное повреждение вагона был арестован и направлен в Жмеринский лагерь. Позже, когда узников через Словакию везли в Германию, ему вместе с другими шестью арестованными удалось бежать. В конце сентября 1944 года присоединился к партизанскому отряду майора Волянского. В бою с карателями был ранен, отстал от товарищей и позже вместе с партизаном Зайцевым присоединился к отряду Морского. Черноус заверял Олевского, что ненавидит оккупантов, ничего не делал в пользу немцев. Сомнений не было: этот «партизан» и есть тот самый Черноус Иван, владелец спрятанных в дупле бумаг. Но чтобы не спугнуть «птицу», контрразведчик сделал вид, будто поверил ему. Черноус остался в отряде под наблюдением, разумеется, с согласия Морского и Григорьева, а его документы решено было использовать для засылки в немецкую шпионскую школу разведчика Шостака, недавно присланного Центром. Он хорошо знал места пребывания Черноуса, город Самбор, а также полицейских главарей, под руководством которых служил Черноус, что могло бы стать убедительным доказательством личности Черноуса-Шостака. Но сначала надо было изучить биографию Черноуса, его деятельность, характерные привычки. Этим, с помощью Морского, Шостак занялся сам.

Командир вызвал к себе Черноуса. Встретил его, как давнего знакомого.

— Садись, Иван, — радушно пригласил он.

Черноус не проявлял признаков беспокойства. Очевидно, был уверен, что рассказанная Олевскому легенда производит и на Морского надлежащее впечатление.

— Случайно узнал, что ты из Ростовской области, — начал командир.

— Да, из Самарского района. Есть там село Новониколаевка. Но больше я жил и работал в Батайске.

— А я из Азовского района, из Павловки. Обрадовался, что здесь встретился земляк. Потому и пригласил — познакомиться, помочь, если есть в чем необходимость. Ведь находимся в окружении врага.

Черноус несколько сник, но разговор поддерживал. Рассказывал о чарующей красе Дона, стремясь доказать, что этот край ему хорошо известен, всячески показывал, что рад встрече с земляком.

Беседа продолжалась долго. Ее свидетелями и участниками стали Шостак, Григорьев, Олевский, которые в разное время, под различными предлогами, как и было условлено, вошли в землянку. Морской шутил, даже о «Цимлянском» вспоминал.

— Сделаю тебя моим вторым порученцем, будешь выполнять мои личные задания, — говорил командир Черноусу. — Кому попало такое дело не доверишь, а ты все-таки земляк, надеюсь, не подведешь.

— Спасибо, конечно, за доверие, но навряд ли я справлюсь. Малограмотный я, — для вида отказывался Черноус.

— Мне тоже в академии не пришлось учиться, — усмехнулся Морской. — Но война, ненависть к врагам научили бороться с фашистами. Писать стихи или искать в здешних горах золото тебе не придется. А поэтому сомнения твои напрасны и бояться нечего. Иди с товарищем Шостаком, он скажет, что и как надо делать.

— Ну, как вам нравится мой «земляк»? — обратился Морской к Григорьеву и Олевскому, когда они остались втроем.

— Хорошо, если бы Черноус сам раскрылся. Но на это, судя по его поведению, надеяться нечего. Видели, как уверенно держался он во время разговора? — заметил Олевский.

— Кроме того, нет гарантии, что допрос даст больше, чем живой, естественный контакт с Шостаком, — добавил Григорьев. — А Шостак, я уверен, вытянет из него все, что надо.

— Будем надеяться, — сказал Морской. — А ты, Александр Фомич, — он посмотрел на Олевского, — проследи, чтобы глаз не спускали с этого типа. Он нам особенно понадобится, когда Шостак с его документами в школу «Гиви» пойдет.

Бывший комсомольский вожак цеховой организации, да еще офицер Советской Армии, Александр Криворученко неожиданно, до окончания войны, возвратился на завод. Это стало событием в родном цехе. Правда, кое у кого его мундир вызвал удивление.

— Как же так? — спрашивали друзья. — Был матросом-черноморцем, а стал сухопутным артиллеристом?

— Что же здесь такого? — пожимал плечами Александр. — На кораблях тоже есть артиллерия. Там я был командиром орудия. А когда экипаж крейсера сошел на берег оборонять Севастополь, меня назначили командиром артиллерийского взвода…

Постепенно Криворученко привыкал к своей роли, к гражданской жизни. Он, квалифицированный станочник, по совету мастера работал наладчиком. Трудился настойчиво, с флотским энтузиазмом и вскоре стал известен не только на заводе, но и в городе.

Успехи радовали, но угнетала боль утраты: отец погиб в бою как ополченец при обороне Харькова, мать и сестра — при бомбежке. Беспокойные мысли одолевали, когда вспоминал пекло фашистских лагерей и особенно задание немецкой разведки. Время шло, а «Грач» не появлялся.

Александр не знал, даже не догадывался, что тот, кого он так ненавидит и ждет, тем временем проверял настроение и поведение лейтенанта после «демобилизации из армии».

Однажды на трамвайной остановке к Криворученко неожиданно подошел незнакомый человек в рабочей одежде.

— А земля все-таки круглая! — сказал он, поглядывая вокруг и усмехаясь. — Иногда люди, может, и не хотят встречаться, а приходится. — Он внезапно согнал с себя напускную веселость, посуровел и, вперив в Александра тяжелый взгляд, спросил: — Когда вы сбрили свою бородку?

Криворученко заволновался, но тут же взял себя в руки и, намеренно оттягивая момент, когда надо будет говорить отзыв на пароль, спросил:

— Что вас интересует?

— Меня интересует, когда вы сбрили свою бородку? — четко произнося слова, переспросил незнакомец.

— Как попал в госпиталь, — назвал отзыв Криворученко и добавил: — Да, это было именно тогда, когда попал из лагеря в госпиталь…

— Давайте знакомиться. Я «Грач».

— А я — «Коршун». Тоже, как видите, птица.

— Тогда летим отсюда в какое-нибудь безлюдное место, — предложил «Грач».

Они зашли на стадион «Металлист», выбрали удобное место, сели.

— Хочу напомнить, хотя вас, я думаю, уже предупреждали, что за измену расплата одна — смерть, — предостерег «Грач».

— Я знаю и имею это в виду.

— И еще одно. Тех, кто уклоняется от выполнения обязанностей, тоже по головке не гладят. Запомните это хорошо. А теперь, чтобы зря не тратить времени, расскажите, как добрались оттуда. О вас я должен знать больше, чем вы сами о себе.

Криворученко решил при этой встрече только отвечать на вопросы «Грача» и, взвешивая каждое слово, чтобы не допустить ошибки, начал рассказывать…

— А где вы спрятали парашют после приземления? — поинтересовался «Грач».

— Оставил там, на дереве, где он зацепился. Он так накрыл верхушку, что я не смог его стащить. Пришлось обрезать лямки, чтобы самому освободиться.

— Плохо, даже очень плохо, — упрекнул «Грач». — Вы оставили след. Парашют надо было спрятать, закопать в землю или утопить.

— Но меня там предупреждали, что я должен как можно быстрее выбраться из района приземления и уйти как можно дальше. Заниматься парашютом не было времени, поэтому и оставил его на дереве, — оправдывался Криворученко. — К тому же, где я приземлился и где я сейчас.