Шлезингер по-своему расценил эту улыбку и пожалел, что позволил себе вести разговор с пленным не так, как пристало немецкому офицеру. Он тут же поднялся, вышел из-за стола и строго спросил:

— Ну так как, Криворученко, даешь согласие?

— Вчера вы упоминали об Украине… Из этого я сделал вывод, что она освобождена и армии вашей там уже нет. Скажите, если не секрет, как я туда попаду?

— Хорошо, скрывать не стану. Большевики добились некоторых успехов. Войска рейха временно оставили часть территории Украины. Я говорю «временно», ибо немецкое командование планирует новое наступление с применением новых видов оружия. Тебя мы забросим в район волынских лесов. Самолетом. Оттуда доберешься до Харькова. Документы получишь настоящие. Устроишься на тот же завод, где работал до войны. Нас очень интересует его продукция. Со временем наш представитель установит с тобой связь. Впоследствии будешь выполнять его задания.

— А если они будут такими, что я не справлюсь? — входил в роль Криворученко.

— Ничего сложного. Его будет интересовать продукция завода. Собрать такую информацию тебе не составит труда, ты ведь будешь там работать.

— А как тот ваш представитель найдет меня?

— Не беспокойся, он получит соответствующие указания. О деталях поговорим позже. Сегодня надо договориться в принципе.

Беседа затянулась. Криворученко старался показать, что не так легко меняет свои взгляды. Он изображал мучительные колебания, донимал обер-лейтенанта многочисленными вопросами. Хотел «убедиться», что задание действительно не такое уж сложное и ему не угрожает опасность в случае провала резидента. Разведчик мысленно анализировал поведение матроса и внутренне радовался, понимая, почему тот так ведет себя. И лишь когда почувствовал, что настало время лопнуть его терпению, гаркнул на пленного, и тот дал окончательное согласие выполнить задание немецкой разведки в Харькове.

Вечером обер-лейтенант на своей машине отвез Александра в небольшой домик, который также принадлежал «Зондерштабу-Р».

— Поживешь немного здесь, отдохнешь, — сказал он. — Все необходимое обеспечат хозяева. И не вздумай бежать, вокруг охрана. Завтра начнем готовиться к выполнению задания.

Через несколько дней обер-лейтенант представил нового агента Пайчеру. Штандартенфюрер приехал на встречу с Криворученко под вечер. Он ознакомился с дневными рапортами и поговорил с «хозяевами». Они хорошо знали свое дело. Их отзыв о Криворученко был положительным.

Войдя в комнату, Александр увидел штандартенфюрера СС, который, сидя за столом, обрезал кончик сигары. Шлезингер стоял рядом и держал наготове зажигалку.

«Видать, большая птица», — сделал вывод Александр.

— Скажите, Кри-фору-тшенко, — с усилием произнес штандартенфюрер длинную украинскую фамилию, — почему вы согласились служить нам?

— Я раньше и не собирался, господин офицер, — ответил бывший матрос. — Как попал в плен, несколько раз пытался бежать. Ловили. Били. Морили голодом. Посидел в одиночках, в лагерях за колючей проволокой и понял, что жизнь у человека одна, но у каждого складывается по-разному. Откажись я служить вам, что бы меня ожидало здесь? В лучшем случае — лагерь, каменоломня. А после войны? Опять же каторга за миску баланды… — Криворученко остановился, потом перевел взгляд на внимательно следившего за ним Шлезингера и продолжил: — Господин обер-лейтенант обещал, что после выполнения вашего задания я буду иметь деньги, смогу открыть свое дело. Мне тоже дорога жизнь, но ради обеспеченного и спокойного будущего я готов рисковать. Только чтобы за это хорошо платили.

— О, о плате не беспокойтесь, — перебил его Пайчер. — Вы будете иметь деньги, много денег. За особо ценные данные мы будем платить вдвойне. Так что ваше будущее в ваших руках. И вы сможете стать хозяином пекарни, как ваш дедушка.

«И этот повторяет мою сказочку, Розе успел ему напеть, — отметил Александр. — Знали бы вы, что мой дед был потомственным пролетарием, громил вас еще в первую, а потом и в гражданскую войну, участвовал в революции».

— Садитесь, — указал на стул штандартенфюрер, пронизывая матроса холодным взглядом. — Мы пошлем вас в Харьков. Вы должны будете поступить на тот же завод, на котором работали до войны. Все необходимые документы, свидетельствующие о причине вашей демобилизации, у вас будут. Как вы думаете, удастся вам это?

— А что здесь сложного? — спокойно ответил Криворученко. — Идет война. Большинство кадровых рабочих на фронте, рук не хватает. На заводе меня считали неплохим рабочим. И в том, что я хочу вернуться на прежнее место, нет ничего подозрительного. А в случае каких препятствий мне поможет мой дядя…

— Дядя? — удивленно спросил Пайчер и раскрыл лежавшую на столе папку. — Какой дядя? Вы о нем ничего не сообщили.

— Так меня и не спрашивали, — ответил Александр. — Близких родственников я перечислил, а дядя — двоюродный брат моей матери. Он, как мне до плена было известно, работает в городском военкомате и, конечно же, не откажется помочь племяннику.

Дядю Криворученко выдумал. Но именно это и усилило убежденность штандартенфюрера, что из матроса, располагающего нужными для разведки возможностями, получится ценный агент. Военкомат, этот источник военных секретов, «Зондерштаб-Р» сможет использовать так же, как и завод оборонной промышленности. «Теперь мы посмотрим, кто чего стоит», — подумал Пайчер, вспоминая состоявшийся неприятный разговор с руководством о работе резидента «Грача» в Харькове.

БУДЬ ЧТО БУДЕТ

Как только открылся люк самолета, единственный находящийся в нем пассажир нырнул в черную бездну и камнем полетел вниз. Затем резкий рывок — и над головой забелел купол парашюта. Бывшей черноморский матрос, а теперь агент немецкой разведки «Коршун» после продолжительных мытарств по фашистским концлагерям и «загородным виллам» разведки опускался на родную землю. Радость возвращения заглушала все другие чувства. Думал одно: быстрее бы сделать задуманное!

Приземлился неудачно — на крону высокого дерева — и повис на нем. Изо всех сил дернул за стропы. Напрасно. Выручил нож. Освободившись от парашюта, торопливо спустился на землю. Постоял, прислушиваясь к лесной тишине, сориентировался по компасу и двинулся на восток.

Свобода!.. Пьянящая и сладкая, она возбуждала мозг, наполняла сердце потоком бурных и, казалось, навсегда забытых чувств.

Откуда-то справа донесся шум идущего поезда. Александр направился в его сторону. Через несколько минут вышел на поле. Под ногами шелестела стерня, пахло скошенной рожью. Вскоре тропинка уткнулась в железнодорожную колею. Он повернул и вдоль нее пошел к видневшейся в предрассветной дымке железнодорожной станции.

Часы показывали только четыре часа утра, а на перроне было уже многолюдно. На Криворученко, одетого в форму советского лейтенанта-артиллериста, никто не обратил внимания.

Через некоторое время на станцию прибыл поезд, шедший из города Ровно. Александр втиснулся в переполненный вагон. Минут через десять прозвучал гудок. Состав тронулся и, набирая скорость, покатил на восток. «На Ро-дине, на Ро-ди-не…» — выстукивали колеса.

Через несколько часов Криворученко уже сидел за столом напротив капитана госбезопасности Ахтырского и рассказывал, кто он и почему явился с повинной. Иногда контрразведчик вставал, прохаживался по кабинету, задавал вопросы. В такие минуты Александр с тревогой размышлял: «Верит чекист в мою искренность или, может, считает, что все это выдумки, коварный маневр фашистского шпиона, который старается показным чистосердечным признанием завоевать доверие?»

— Подробнее: какое задание ставила перед вами немецкая разведка? — с очередным вопросом обратился Ахтырский.

— Я должен был возвратиться в Харьков, устроиться на завод, где работал до войны, — пояснял Александр. — Абверовцы предупредили, что там меня найдет их представитель. Его кличка «Грач». Он назовет пароль: «Когда вы сбрили свою бородку?» Отзыв: «Как попал в госпиталь». Ему я и должен был передавать информацию о работе завода, выпуске вооружения… Перед вылетом мне дали вот эти документы.