— Срочное сообщение дозорных! — входя в комнату, сказал начальник штаба Бобров. — С отдаленных постов доносят: в нашем направлении движется колонна гитлеровцев.

— Пригласите ко мне комиссара, — попросил Морской.

Григорьев появился так быстро, будто стоял за дверью. Создавшуюся ситуацию обсуждали недолго.

— Поднимайте по тревоге все подразделения, — приказал командир. — Двигаемся на соединение с нашей армией. — После небольшой паузы добавил: — Пошлите распоряжение Кисловскому в Зазрив, пусть использует весь запас снарядов и ударит из орудий по колонне, которая идет сюда, и по скоплению противника на железнодорожной станции, а потом, через два часа, пусть поднимает соединение венгров и ведет за нами.

Через несколько минут тихое горное село забурлило: звучали громкие команды, в небе вспыхивали сигнальные ракеты, сновали связные. Узнав о выступлении отряда, засуетились и жители села. Послышался плач детей. Многие из местных крестьян, чтобы избежать расправы гитлеровцев, отправились вместе с отрядом. Это замедляло его движение, сковывало маневренность.

Почти весь день, растянувшись цепочками на несколько километров, шли подразделения отряда и группы балашских крестьян. К вечеру начала портиться погода: низко опустились густые тучи, подул северный морозный ветер. Закружила метель. Идти становилось все труднее. Почти через каждые сто метров сменялись люди, прокладывавшие в глубоком снегу дорогу. А командир торопил:

— Не останавливаться! Вперед!

Тогда Морской еще не знал, что фашистам было не до погони. Как только орудия Кисловского засыпали вражескую колонну и станцию снарядами, там возникла паника. Из уст в уста передавалась тревожная весть: «Русские перед наступлением ведут артподготовку…» Вражеские войска, располагавшиеся в окрестных селах, срочно подтянулись к Банска-Бистрице.

Ночь в горах наступает быстро. Темнота, метель, холод давали о себе знать. Люди двигались из последних сил. Женщины, которые пошли вместе с отрядом, теперь требовали оставить их с замерзающими и плачущими детьми где-нибудь в селе, но до ближайшего населенного пункта было еще далеко.

В это время отряд встретили лыжники Ларионова. Они доложили Морскому о результатах разведки. Тропы Козьего хребта в метель опасны из-за снежных обвалов. Это вынудило командование отряда отклониться от намеченного маршрута. Но вскоре путь преградила быстрая и глубокая река Грон.

Шедшие впереди разведчики сообщили: реку можно перейти около села Подканов по железнодорожному мосту. Но мост усиленно охраняют гитлеровцы. На въездах стоят спаренные посты, а в 150 метрах от моста, в караульном помещении, около двадцати эсэсовцев. В их распоряжении пулемет и миномет.

После короткого совещания Морской приказал командиру группы захвата Борису Некрасову обезвредить охрану моста.

Поздним вечером к мосту приблизились шесть женщин и паренек с санками, груженными домашним скарбом. Из дощатой сторожки высунулся солдат. Высокая женщина, пряча руки в старой меховой муфте, обернулась, что-то сказала спутницам, потом взяла за руку подростка и подошла к часовому.

— Мы из города, везем в село одежду, обувь и разные домашние вещи, чтобы обменять на продукты. Разрешите нам перейти по мосту на ту сторону.

Эсэсовец не сразу понял, что от него хотят.

— Марш отсюда! — кричал он. — Марш!

Женщина с пареньком продолжала просить и наконец предложила солдату в виде вознаграждения медальон. Тот заинтересовался, вышел из сторожки и, включив фонарик, принялся разглядывать.

Паренек, оказавшийся позади охранника, взмахнул рукой и всадил ему в спину финский нож, а женщина сильным ударом в грудь свалила гитлеровца на землю. Она тут же бросилась на второго эсэсовца, показавшегося из сторожки, свалила его с ног. Подбежала вторая женщина, заговорила с ним по-немецки. Узнав пароль, быстро натянула на себя солдатскую одежду.

Вскоре «эсэсовец», который заменил того, что мертвым скатился с насыпи, вел через мост «задержанных» — высокую женщину с муфтой и паренька. Он все время посылал фонариком на противоположный пост условные сигналы. Там его встретили спокойно, и лишь приглушенный предсмертный стон часового прозвучал в ночной тиши. Путь туда, где отряд ожидала наибольшая опасность, был открыт.

По условному сигналу мост перешли еще три «женщины». Затем переодетый в эсэсовскую форму Мирослав Ключар, насвистывая веселый немецкий мотив, спокойно двинулся к караульному помещению, около которого стоял пулемет. Короткий окрик часового. Услышав пароль, эсэсовец попросил закурить. Ключар медленно приблизился, и пулеметчик лишь захрипел в сильных руках разведчика.

Через некоторое время Некрасов и его помощники Иван Мархиль, Антин Немец, Ян Минера, Ян Мидло и юный Ферко Горак были уже около караульного помещения, готовые в любую минуту прийти на помощь Ключару. А тот беспрепятственно вошел в помещение, где спала охрана моста, и завладел оружием. Вслед за ним вошли Некрасов, Мархиль, Немец. Командир группы захвата Борис Некрасов громко, но совершенно спокойно приказал по-немецки:

— Лежать и не двигаться! Кто попытается оказать сопротивление, будет уничтожен на месте!

Охранники не сразу поняли, что происходит. В караульном помещении стояли вооруженные женщины. Неожиданно из соседней комнаты появился ефрейтор с пистолетом в руке и крикнул:

— В ружье!

Это были его последние слова. Автоматная очередь прошила его и еще двух эсэсовцев, которые попытались оказать сопротивление. Перепуганные солдаты неподвижно лежали на своих местах. Ключар поднимал их по одному, обыскивал и ставил лицом к стене…

Через реку, в сторону наблюдателей отряда, полетели условные световые сигналы.

Вскоре люди, которых Морской вел в последний рейд на восток, бросились к мосту и за считанные минуты перешли через бурный Грон. Небольшая часть гитлеровцев, расположившаяся в селе Подканов, была внезапно атакована подразделениями отряда и рассеяна.

Наступил новый день — 18 марта 1945 года. Весеннее солнце победило метель. Его тепло грело людей. А они спешили навстречу уже хорошо слышной канонаде. Она зажигала сердца радостью, придавала силы.

В середине дня отряд Морского в районе словацкого городка Брезно перешел линию фронта и соединился с войсками 7-й гвардейской армии 2-го Украинского фронта генерала Шумилова.

А на следующий день Кисловский и Артынский докладывали Морскому, что задание Центра выполнено: 482 военнопленных венгра, объединенных в воинскую часть, переведены через линию фронта. Это был очень рискованный ход: советские разведчики вели колонну венгров к фронту будто бы для пополнения гитлеровских войск, готовившихся к обороне.

Клубы дыма и черного пепла уже вились над столицей третьего рейха. Разрушенными улицами Берлина парни из Подмосковья и Сибири, Украины и Кавказа, которым пришлось пройти дорогами войны от Волги и Кавказских гор до логовища фашистского зверья, вели многотысячные колонны пленных гитлеровцев.

Среди тех, кто по приказу или добровольно сложил оружие или отлеживался и прятался в немецких госпиталях, был и личный уполномоченный штандартенфюрера СС, шефа «Зондерштаба-Р» Пайчера Рауль Шлезингер. Тяжело раненный осколком английской бомбы в грудь, Шлезингер лежал на нарах того самого карлхорстского лагеря военнопленных, где не так давно отыскивал своего земляка Александра Криворученко.

«Как время и обстоятельства меняют назначение лагеря и положение его узников? Куда девалась наглость и самоуверенность тех, кто еще недавно считал себя завоевателями Европы? — размышлял он, глядя на эсэсовских офицеров, заполнивших деревянный барак. — Они замаскировались под рядовых пленных, но едва ли им помогут солдатские мундиры…»

В открытое окно с решеткой, переплетенной колючей проволокой, врывались яркое апрельское солнце и благоухающий весенний воздух. Вдалеке серела беговая дорожка ипподрома.