Геннадий Викторович опроверг мои сомнения. Значит, тогда я был прав — преступный мир рвется к власти, он сливается с властными и политическими структурами, пытается пролезть в образующиеся щели и проломы.

— Теперь вы представляете с кем разговариваете. Да, я так называемый «преступник», криминальный бизнесмен. Чем именно занимаюсь — не так уж важно, во всяком случае, не перепродажей импортных тряпок и вонючей косметики. М еще — не убиваю, не нанимаю киллеров, не опустошаю карманы пенсионеров и инвалидов. Мои «клиенты» — люди состоятельные, которых довольно ехидно именуют «новыми русскими»…

Постепенно мы отошли от криминальной темы. Представление друг другу состоялось, обсуждать и дальше профессии писателя и преступника нет необходимости. Затронув последний мой роман, Геннадий Викторович принялся критиковать его. Вежливо и культурно, без сильных выражений и презрительных усмешек, но довольно основательно и предметно.

Я не спорил. Любой человек имеет свой взгляд на книгу либо театральную постановку, либо кинофильм. Одному сюжет нравится, другой находит в нем многочисленные из"яны. Одному по душе язык изложения, другой считает его «кондовым». Сколько людей, столько мнений — старая истина. Спорить, доказывая свою правоту, все равно, что пытаться убедить соловья в необходимости каркать на подобии вороны. Или — наоборот.

В четыре часа дня молчаливая служанка пригласила в столовую. Во время обеда разговор не прерывался. Геннадий Викторович взялся еще за одну мою книгу и принялся разбирать ее по страницам и слогам. Опять же — веско и доказательно.

Расстались в семь вечера. Тимур напялил на меня идиотские очки, взял под руку и сопроводил к машине…

Машенька встретила мужа возле под"езда. Стояла, набросив на узкие плечи старенький пиджак и не сводила глаз с автобусной остановки. Расспрашивать не стала — положила обе руки на плечи, уткнулась головой в грудь и… заплакала…

Сейчас мне предстоит вторая встреча с культурным бандитом. Пройдет ли она так же доброжелательно, как первая, или Геннадий Викторович решил расправиться со мной за повесть, опубликованную в журнале после моего посещения его особняка? Признаться, в ней я вылил на героя — скорее, антигероя — порядочное количество грязи и желчи. Упомянул о жажде беспредельной власти, о депутатском обличьи явных преступников, о внешнем культурном их облике, о страшном криминальном будущем страны.

Как бы мне не аукнулась эта дерзость. Иногда человек, излучающий благожелательность и интеллигентность, прячет за ними жестокость и мстительность. Если Геннадий Викторович из этой колоды, не сносить мне головы.

И все же я решил поехать! Почему? Что подтолкнуло меня на этот рискованный шаг? Привычный риск? Конечно, он присутствовал, как же без него? Но главное не в риске и не в осторожности.

Дело в том, что я разочаровался и в официальных органах в виде толстого Гулькина, и в неофициальных, типа Васьки Стулова. Первый, на мой взгляд, охвачен заботами о повышении своего имиджа, второй — непонятно чем. То нацеливает меня на толстую коротышку, то неизвестно для чего — на престарелого склеротика. Бесцельно передвигает на нешахматном поле безвольную пешку, подставляя ее то под удар ферзя, то на с"едение слона-офицера.

Похоже, единственная надежда на себя и на преступные группировки, так называемые «крыши». Ибо я, со всем детективно-литературным опытом, круглый, пустой внутри нуль, чистый белый лист, на котором любой может поставить свой автограф.

Остается «крыша».

Но занимающиеся этим бизнесом преступники слишком высоко ценят свои услуги. Прейскурант пестрит сотнями тысяч. Для меня подобные затраты не под силу, для Сидоровых — тем более.

Вдруг Геннадий Викторович поможет бесплатно, из одного только уважения к попавшему в беду несчастному литератору. Или его подтолкнет на согласие найти Верочку такое же, как у Гулькина, стремление выглядеть этаким сверхчеловеком. Похоже, интеллигентный бандит почувствовал по отношению к писателю некую симпатию, развить которую мне и предстоит.

Возле памятника Ильичу — все тот же отлакированный «форд». Рядом с ним равнодушно покуривает здоровенный парень с тупым выражением на лице… Водитель, что ли? Нет, вихрастый парнишка на месте, посылает мне дружелюбные улыбочки. А где интеллигентный Тимур?

— Здравствуйте, — вежливо поздоровался я, подойдя к машине. — Вы не меня ожидаете?

— Фамилия? — не вынимая изо рта сигарету, буркнул парень. Будто сплюнул.

— Бодров, — отрекомендовался я. Для большей весомости добавил. — Меня ожидает Геннадий Викторович.

— Доцент говорил… Садитесь…

Доцент? Точная кликуха! Не дотягивающаяся до Профессора, но перешагнувшая МНС — младший научный струдник. На страницах моих произведений расселись, будто птицы на проводах, Пузаны, Пудели, Жабы, Интеллигенты, Оглобли, Ханыги и другие малопривлекательные преступные персонажи. А вот Доцент появился впервые.

Может быть, Геннадий Викторович действительно ученый, оголодавший на мизерной зарплате, к тому же, задерживаемой на много месяцев? Помыкался человек, надоело, и подался он на вольные хлеба, где и доходы погуще, и имеется возможность применить на практике знания и опыт.

Не ожидая повторного приглашения, я забрался в машину. «Горилла» уселся рядом с водителем, предоставив мне все заднее сидение, и прочно замолчал.

— Можно узнать, куда девался Тимур Александрович? — робко задал я опасный вопрос, ожидая хлесткого ответа: а тебе, падло, какое дело до Тимура, сиди и помалкивай пока гляделки целы и язык на месте! — Мы с ним как-то познакомились…

— Перевели на другую работу, — неприветливо буркнул посланец и снова умолк.

Ответ прозвучал двухсмысленно. Понятие «перевод на другую работу» может означать и переселение на тот свет. С пересадкой в ближайшем морге. Продолжить расспросы я не решился.

Под"ехали к Московской кольцевой. Парень повернулся и молча протянул мне знакомые очки, внимательно проследил за процессом их одевания. Удовлетворенно посопел и зажег очередную сигарету.

Так и промолчал до самого конца поездки. Такое поведение посланца бандитского главаря не сулило мне ничего хорошего.

Геннадий Викторович встретил меня в знакомой гостиной все той же приветливой улыбкой. Поднялся с кресла, крепко пожал руку.

— Как доехали? Как относился к вам Сергей — не спрашиваю. По натуре он молчун, но человек чрезвычайно добрый и обязательный.

Что касается обязательности судить не могу, а вот в отношении доброты сомневаюсь. Человек с тупым выражением лица вряд ли может быть добряком. Скорее, наоборот, злыднем.

— Спасибо. Доехали без приключений. Рад нашей встрече, — на всякий случай я изобразил радостную улыбочку. Будто по-собачьи лизнул хозяина, который занес надо мной палку. — Как живете?

— Спасибо. Прочитал вашу повесть и захотелось поговорить. Вы, так талантливо описали своего героя, словно я посмотрел в зеркало… Решили — обиделся, да?

Я склонил повинную голову, покаянно вздохнул. Дескать, малость, переборщил, но без задней мысли, не со зла — писателей ругают, но не судят. Попытался оправдаться. Без малейшей надежды на успех.

— Почему вы решили, что герой повести жестокий садист, махровый убийца имеет к вам отношение? Он, как бы это выразиться, собран из множества людей. У одного взята жестокость, у другого — культура общения, у третьего…

— Не крутите, Павел Игнатьевич, у вас это получается неубедительно. Не умеете хитрить и изворачиваться — не дано. Да я и не обижаюсь… Давайте полакомимся кофием с коньячком и попытаемся разобраться в вашем герое… Или — антигерое?

Знакомая служанка накрыла низкий столик, поклонилась и ушла. А меня неизвестно почему мучило отсутствие Тимура. Водитель, служанка — те же, Куда девался интеллигентный молодой человек, сопровождающий меня во время первого посещения Геннадия Викторовича?

В конце концов не выдержал.

— Простите, ради Бога, не мое это дело, но слишком уж понравился мне ваш Тимур Александрович… Почему не он приехал за мной? Заболел или…