Надин отстранилась от стены и гневно смотрела на обидное представление. Баба Феня непонимающе вертела птичьей головой, глядя то на непонятных посетителей, то на меня с Надин. Что же это деется, люди добрые, читал я в ее взгляде, живыми хоронят, в землю закапывают, неужто переселят нас со стариком на улицу?

Дед Пахом не подавал признаков жизни — сидел египетским фараоном на пьедестале такого же, как он сам, древнего сундука.

Я не выдержал.

— Здравствуйте, — поздоровался таким тоном, что мужчина оторвался от своих бумаг и недоуменно посмотрел — не на меня — на сопровождающую его дамочку. — Разрешите пригласить вас на кухню. Там и побеседуем. Мы не привыкли принимать гостей в прихожей.

Вот так, наглецы! Именно, гостей, а не продавцов-покупателей. Знайте свое место, уважайте людей много лет живущих в адской коммуналку. А то недолго и вытолкнуть взашей, и родную милицию пригласить. Того же Гулькина с сотоварищами.

Перспективный покупатель снова поглядел на продавщицу. Кто это раскудахтался, мешает вести деловую беседу. Дамочка округлила накрашенные глазки, покривила багровые, будто испачканные кровью невинных жертв, преимущественно мужского пола, губки.

— Простите, мы пришли не гостить… Я — представитель фирмы по продаже недвижимости, — гордо представилась она. — Если удастся договориться с покупателем, — вежливый кивок в сторону «олигарха», — наступит время беседы с врвменно проживающими в квартире.

Подобного откровенного хамства я не ожидал. Запершило в глотке, застряли там колючие слова из блатного обихода. Что же получается? Законные владельцы жилплощади, оплачивающие из грошовой пенсии и неполучаемой месяцами зарплаты стоимость квадратных метров и все коммунальные услуги, проживают на ней «временно»?

Ну, ладно, жилье стариков и Надин не приватизировано, числится за государством, которое сегодня говорит «да», завтра — «может быть», послезавтра — «нет». Но я же купил приватизированную комнату, почему меня отнесли к категории «временщиков»?

Похоже, в голову коротышки закрались аналогичные сомнения

— Наши со стариками комнаты — не приватизированы, они принадлежат государству. Но выселить нас никто не имеет права. Прописаны, квартплату платим аккуратно, без задержек. Непонятно, о чем идет речь?

Надин тоже с трудом держит себя в рамках вежливости, говорит медленно, подбирая максимально мягкие выражения. Получается солидно, взвешено. Я в душе завидую: у нее больше, чем у меня, силы воли, поэтому она держит себя не вызывающе — с достоинством. Мне бы так.

Кажется, дамочка тоже оценила поведение коротышки. Она уже не кривила перекрашенные губки, не щурила глазки. Ответила спокойно, без пренебрежения и досады.

— Приватизация — мелочь. Наша фирма берет все заботы и затраты на себя, — брезгливо поглядела она на стариков. Меня обдала пренебрежительным взглядом. Будто мы — старые вещи, которые подлежат выносу на помойку. — Так вы берете? — повернулась она к мужчине. — Если «да» — буду решать вопрос с жильцами.

Бизнесмен нерешительно потоптался, измерил шагами длину коридора, поинтересовался чисто вымытой стараниями бабы Фени ванной, заглянул в туалет. Поморщился.

— Вы гаранитуете приобретение соседней квартиры?

— Гарантирую при условии возмещения вами всех затрат…

— Беру, — решился, наконец, покупатель. — Освобождайте квартиру.

Дамочка повернулась к нам. Так резко и решительно, что ремень сумки опоясал ее по талии.

Баба Феня, изобразив повышенное внимание, приложила сухую ладошку к уху. Надин заложила руки за спину, выпятила и без того объемную грудь. Словно приготовилась к ответному демаршу.

— Об"ясняю. Вам приобретут жилье равноценной площади, помогут с оформлением и переездом. Семья, занимающая здесь две комнаты, получит двухкомнатную квартиру, соответственно по однокомнатной остальные два жильца. Никаких проблем. Решайте. Но учтите, иного выхода для вас просто не существует. Все равно будете переселены. На менее выгодных условиях.

Все это сказано размеренно и веско, голосом телевизионной дивы, извещающей об очередном повышении цен на коммунальные услуги.

Кажется, Надин от восторга потеряла дар речи. Пыталась что-то сказать, о чем-то посоветоваться, но вместо внятных слов слышалось козье блеянье. Я тоже не оставался безучастным — получение, практически, в дар, отдельной квартиры — невероятное везение, сравнимое разве с выигрышем лимузина в «Поле Чудес». Баба Феня раздумчиво жевала сухими губами, исподлобья поглядывала на мужа. Извечная женская тактика: дождаться решения главы семьи и тут же поступить наоборот.

— Квартиры предоставите в нашем районе? — справившись с минутным замешательством, спросила Надин. — На окраину не поеду.

— Не окраина, — неопределенно заверила продавщица недвижимости. — Мы постараемся по возможности учесть ваши пожелания.

Неожиданно для всех старик сполз с сундука и утвердился на подрагиввающих ногах. Несколько волосинок, украшающих лысину воинственно зашевелились.

— Енто самое… не согласен. Жили здеся и умирать… то-то и оно… тожеть будем в ентой фатере… Не по годам… енто самое… нам с бабкой… то-то и оно… переползать с места на место…

— Что ты говоришь, старый пень? — так и подпрыгнула старуха. — Пошевели мозгой, ежели она имеется. Што оставишь внученьке? Вонючий туалет и тараканьи хоромы? Сами вскоре уберемся, а Верочке, чай, жить да жить…

— Сказано… енто самое… отселева не пойду… Силком не… то-то и оно… не выгоните… До прокурора… енто самое… дойду, до самого президента… то-то и оно… дотянуся. Не моги забижать ветерана!

«Олигарх» скучающе осматривал потрескавшийся потолок. Дамочка в очередной раз искривила кровавые губешки, насмешливо пожала плечиками.

— Ну, договаривайтесь сами. Завтра загляну — узнаю окончательное решение. Тогда и будем вынуждены принимать… меры другого порядка. Я уже сказала — другого выхода у вас нет, придется переселяться.

После ухода посетителей в коммуналке разразилась гроза невероятной силы. Баба Феня шипела растревоженной гусыней, дед Пахом отвечал ей визгливым голосом. На подобии петуха, перепутавшего утро и вечер. Гремели кастрюли и сковородки, булькал на газе бульон из костей, шаркали стариковские тапочки.

— Чего удумал, старый хрыч — отказуваться! Сама переберусь — подыхай в своей вонючей коммуналке!

— Енто самое… уматывай! То-то и оно… проживу!

Старик растревоженно метался по коридору, охая и постанывая, переставлял больные ноги, хватался немощными руками за стену и ящики. Но старался все время держаться вблизи любимого седалища. Будто убеждался в том, что его еще не переселили в непривычную обстановку, пусть в благоустроенную, но чуждую ему квартиру.

А если влуматься, какая ему разница: коммуналка или отдельная увартира? Все равно из дому — ни шагу, единственный машрут передвижения: комната — кухня — туалет, единственное место отдыха — сундук-развалина? Что касается сундука — перевезти его без проблем, разместить в новом доме — пустяки.

Непонятное упрямство!

Значит, дело воссе не в громоздком предмете обстановки. В коммуналке деда Пахома держит совсем другое. Что именно? Мне кажется, что пока я не найду ответа на этот вопрос — не успокоюсь. Задуманная проверка сундука теперь казалась надуманной, лишней тратой дорогого времени.

У нас с коротышкой — свои проблемы, не касающихся возможного переселения. Вернее, проблемы у одной коротышки. Ее интересует более приземленная неприятность, которая неожиданно взорвала мирное течение ее жизни, разметала надежды на создание семьи.

Встретив меня по дороге на кухню, куда я направился нарезать овощи для окрошки, она, опасливо косясь на дремлющего старика, зашептала.

— И надолго пожаловал братец? Почему ты раньше не говорил о его существовании?

Можно подумать, что перед тем, как лечь с женщиной, мужчина обязан написать свою биографию и заполнить анкету. В двух экземплярах. А перед приездом родственников согласовать этот вопрос с сопостельницей… Разреши сестрице пожить у меня пару дней… Можно меня навестит двоюродный братец или троюродная тетка?