Ронан засмеялся только раз, типа «ха!».

— Вор-взломщик.

Проблема с получением от Ронана фактов о Деклане была в том, что Ронан всегда предполагал, будто его брат лжет.

Конечно, обычно он лгал.

Внезапно, резко открылась водительская дверь. Звук и шок были настолько сильны, что Ронан забыл выглядеть спящим, и Блу с Адамом, оба уставились в ту сторону. Деклан заглянул внутрь.

— Я знаю, что ты всегда хочешь действовать наперекор тому, что я говорю, — огрызнулся он, — но ты не должен лезть на рожон. Помнишь, когда я сказал тебе не высовываться, несколько месяцев назад? Забыл?

Голос Ронана был медленным, раздражительным. Однако глаза его, полузакрытые в рассеянном теплом свете салона Камаро, были ужасны.

— Не забыл.

— Да, а выглядит так, будто забыл, — сказал Деклан. — За тобой наблюдают. И если ты облажаешься, то испортишь все для всех нас. Так что не облажайся. И мне известно, что ты опять был на улицах. Когда ты потеряешь водительские права, я…

— Деклан, — прорезался голос Гэнси, глубокий и ответственный. Он опустил руку Деклану на плечо, аккуратно потянув того назад. — Мы все здесь спокойны. — Когда это не возымело должного эффекта, Гэнси добавил: — Я знаю, что ты не хочешь устраивать сцен перед…

Оба парня посмотрели на Блу.

Губы Блу разделились от негодования, но слова Гэнси действовали магически. Деклан тут же отступил.

Спустя мгновение Гэнси вернулся к Свинье.

— Извини, Джейн, — сказал он. Теперь его голос звучал утомленно, ничего похожего на открытое убеждение, которое он только что применял с Декланом. Он поднял аккумулятор в поле зрения. — Адам, ты хочешь это сделать?

Он сказал это так, будто был обычный день, как будто они вернулись из обычной поездки, как будто ничего такого не произошло. Братья Линч воевали, но это было всего лишь свидетельством того, что они оба все еще дышали. Свинья умерла, но она всегда либо умирала, либо вновь воскресала.

Но во всем, что Гэнси не говорил, в каждом чувстве, что он не показывал на своем лице, он кричал:

Энергетический пузырь пропал!

Маска принадлежала его отцу.

Даже во снах Ронан не мог вернуться в Барнс, но было что-то такое, что переходило из Барнс к нему. В действительности маска висела на стене столовой его родителей, вне досягаемости любопытных рук. Но в его снах она висела на уровне глаз на стене обшарпанной квартиры. Она была вырезана из гладкого темного дерева и смотрелась, как дешевый туристический сувенир. Глазницы были круглыми и удивленными, рот раздвинут в легкой улыбке, достаточно широкой, чтобы обнажить зубы.

— Это обман, — сказала Девочка-Сиротка на латыни.

Раньше она здесь не бывала, но не теперь. Её присутствие напомнило Ронану одновременно все, что ему снилось. Этот самый момент, когда он понимал, что создал все здесь мысленно сам, был тем, когда он мог забрать что-то с собой. Это было его. Он мог делать здесь что хочется.

— Обман, — наставительно проговорила она опять. — Сон о приснившейся вещи. — Конечно же, она имела в виду маску. Маска, безусловно, была нагрезена его отцом.

— Это мой сон, — сказал ей Ронан. — Вот. Я принес тебе немного цыпленка.

Так и было. Он протянул ей коробку с жареным цыпленком, на которого она жадно набросилась.

— Мне кажется, я психопомп[16], — сказала она с набитым ртом. — Даже не знаю, что это значит.

Одетая в лохмотья, девочка с набитым куриными крылышками и костями ртом.

— Мне кажется, это значит, что я ворон. Это делает тебя вороненком.

По некоторым причинам это раздражало Ронана, поэтому он забрал у неё остатки цыпленка и положил их на какую-то мебель, которая исчезла, как только он отвернулся.

— Энергетический пузырь пропал, — сообщил он ей.

— Далеко не то же самое, что исчез. — Это был Адам. Он стоял возле плеча Ронана. Он был одет в аглионбайскую школьную форму, но его пальцы были черны от машинного масла. Он прижал свои грязные руки к маске. Он не спрашивал разрешения, но Ронан не остановил его.

После короткой паузы Адам снял маску со стены и поднес её к глазам.

Испуганный визг, предупреждающий об опасности. Девочка-Сиротка нырнула за Ронана.

Но Адам уже становился чем-то другим. Маска исчезла или превратилась в лицо Адама, или Адам был вырезан из дерева. Каждый зуб, выглядывающий из улыбки, был голоден; изящная челюсть Адама умирала с голоду. Его глаза были полны отчаяния и ярости. На его шее отчетливо выделялась длинная толстая вена.

— Occidet eum[17]! — умоляла Девочка-Сиротка, вцепившись Ронану в ногу. Это превращалось в ночной кошмар. Ронан слышал, что грядет ночной ужас, влюбленный в его кровь и его печаль. Его крылья хлопали в такт сердцебиению. Он не достаточно управлял сновидением, чтобы отогнать его.

Потому что теперь ужасом был Адам. Его зубы были чем-то другим, сам Адам был чем-то другим, он был существом, находившимся в пределах прикосновения. Думать об этом означало оцепенеть от ужаса, наблюдая за Адамом, снедаемым изнутри. Ронан не мог сказать, где маска теперь, здесь был только Адам, чудовище, зубастый король.

Девочка рыдала:

— Ронан, imploro te[18]!

Ронан взял Адама за руку и произнес его имя.

Но Адам сделал выпад. Зуб за зуб за зуб. Даже, когда он пошел на Ронана, одна его рука все еще старалась стянуть невидимую теперь маску, пытаясь высвободиться. От его лица ничего не осталось. Адам схватил шею Ронана, пальцы Адама впились в его кожу. Ронан не мог убить его, неважно как сильно умоляла его об этом Девочка-Сиротка. Это же был Адам.

Рот раздвинулся — дверь в кровавую погибель.

Найл Линч обучал Ронана боксу и как-то сказал своему сыну:

— Очисти разум от причуд.

Ронан очистил разум от причуд.

Он схватил маску. Единственным способом, которым он мог найти край, это удержать руку Адама, которая все еще упорно цеплялась за тонкую маску. Приготовившись к усилию, Ронан рванул её.

Но маска оторвалась так же легко и просто, как лепесток от цветка. Только для Адама она была тюрьмой.

Адам отшатнулся.

В руке Ронана маска была тонкой, как лист бумаги, все еще теплой от прерывистого дыхания Адама. Девочка-Сиротка спрятала свое лицо у него в боку, её тело сотрясалось рыданиями. Её тоненький голосок был приглушен:

— Tollerere me a hic, tollerere me a hic. .

«Забери меня отсюда, забери меня отсюда».

Ночной ужас Ронана на заднем плане приближался. Он уже был достаточно близко, чтобы почуять его запах.

Адам издавал своеобразные страшные звуки. Когда Ронан поднял глаза, то увидел, что маска — это все, что осталось от лица Адама. Когда он стал оттягивать её от Адама, то увидел мышцы и кость, зубы и глазное яблоко. Пульс Адама качал кровь от каждой мышцы к следующей повстречавшейся. Адам прислонился к стене, жизнь вытекала из него. Ронан схватил маску, в его конечностях стучал адреналин.

— Я верну её обратно.

Пожалуйста, пусть сработает.

— Ронан!

Ронан скорчился на своей кровати, полуприслонившись к стене, его наушники все еще висели у него на шее. Его тело было застывшим, как всегда после сновидения, но на этот раз он чувствовал огонь в каждом нерве. Ночной кошмар все еще качал через него адреналин, однако он не мог пошевелиться, чтобы использовать его. Его дыхание превратилось в большие, сбивчивые вздохи. Он не мог распрямиться или ответить, или перестать видеть изувеченное лицо Адама.

Было утро. Ранее серое утро, дождь бил в окно рядом с его головой. Он проплывал над собой. Парень внизу был заперт в незримом сражении, каждой жилкой бугрившемся на его руках и шее.

— Ронан, — прошептал Ноа. Он присел в дюймах от него, бесцветный в утреннем свете. Он был достаточно плотным, чтобы оставить на пледе следы от колен, но недостаточно, чтобы отбросить тень. — Ты проснулся, ты проснулся.