— Такой ожесточенный. Прямо парнишка с плаката о посттравматическом стрессе. Тебе известно, как я это делаю, — ответил Кавински. — Я видел, как ты это делал.

Сердце Ронана судорожно дернулось. Казалось, невозможно привыкнуть к этому секрету, будучи на противоположной стороне.

— Что ты несешь?

Кавински вскочил на ноги.

— Твоя «попытка самоубийства», чувак. Я видел, как это произошло. Ворота выходят прямо на окна Проко. Я видел, как ты проснулся, и появилась кровь. Я знал, что ты такое.

Это было месяцы, месяцы и месяцы тому назад. До начала уличных гонок. Все время. Кавински знал все это время.

— Ни черта ты не знаешь обо мне, — сказал Ронан.

Кавински подпрыгнул и встал на одно из кресел. Мебель качнулась под ним, тихо пропев — скрипнув популярной попсой двухгодичной давности — и Ронан осознал, что это, должно быть, тоже сон.

— Да ладно, чувак.

— Расскажи, как ты это сделал, — потребовал Ронан. — Я имею в виду не только сны. Машины. Удостоверения личности. И… — Он поднял запястья, указывающие на браслеты. Список можно было продолжать бесконечно. Фейерверки. Наркотики.

— Ты должен пойти за тем, что хочешь, — сказал Кавински. — Ты должен знать, чего хочешь.

Ронан ничего на это не сказал. Невозможные условия для него. Ему бы и самому хотелось знать, чего он хочет.

Кавински расплылся в широкой улыбке.

— Я тебя научу.

Глава 42

Адам исчез. В два часа дня Гэнси решил, что подождал достаточно. Настроившись, он постучал в дверь спальни. Затем толкнул ее и обнаружил комнату пустой и стерильной. Послеобеденное солнце захлестнуло незавершенные силуэты старых конструкций. Он подошел к ванной и позвал Адама по имени, но стало ясно, что в комнате никого.

Первой мыслью Гэнси было раздражение; он не винил Адама за то, что тот избегал всего, связанного с чайными посиделками, и он не был удивлен, что тот залег на дно после спора прошлой ночью. Но теперь он нуждался в нем. Если он не расскажет хоть кому-нибудь о Ронане, разбившем его машину, он сам принесет себя в жертву.

Но Адама не было. Оказалось, Адама нигде не было.

Его не было ни в пахнущей луком кухне, ни в библиотеке с кирпичным полом, ни в маленькой, заплесневелой кладовке. Он не растянулся на жестком диване в формальной гостиной, ни на объемных угловых кушетках в повседневной семейной комнате. Он не отсиживался в подвале и не бродил по мокрому саду снаружи.

Гэнси проиграл в голове спор прошлой ночи. На сей раз он казался еще хуже.

— Я не могу найти Адама, — Гэнси обратился к Хелен. Она дремала в кресле в кабинете наверху, но когда увидела его лицо, села прямо, не жалуясь.

— У него есть мобильный? — спросила Хелен.

Гэнси покачал головой и тихо произнес:

— Мы поругались.

Он не хотел дальнейших объяснений.

Она кивнула. Он больше не говорил ничего.

Она помогла ему поискать в более сложных местах: машины в гараже, технических чердак, патио на крыше в восточном крыле.

Не было никакого места, куда он мог уйти. Здесь не было соседских окрестностей; ближайшее кафе, торговая площадка или собрание женщин в штанах для йоги располагались за три мили отсюда по загруженным четырех и шестиполосным улицам Северной Вирджинии. Они находились в двух часах езды на машине от Генриетты.

Он должен был быть здесь, но его не было.

Весь день казался нереальным: новости про Камаро утром, пропажа Адама в обед. Этого всего не происходило.

— Дик, — обратилась к нему Хелен, — у тебя есть идеи?

— Он не исчезает, — ответил Гэнси.

— Не паникуй.

— Я не паникую.

Хелен посмотрела на брата.

— Нет, ты паникуешь.

Он позвонил Ронану (гудки, гудки и еще раз гудки) и позвонил на Фокс Вей 300 («Блу там? Нет? А Адам… футболка Кока-колы… не звонил?»).

После этого они не были просто Гэнси и Хелен. Теперь были Гэнси и Хелен, мистер Гэнси и миссис Гэнси, экономка Марго и соседский дворецкий Делано. Осмотрительный звонок другу Ричарда Гэнси II в полицейский участок. Вечерние планы, молча отодвинутые в сторону. Маленький отряд личных автомобилей, осматривающий ближайшие затененные улицы и переполненные торговые площади.

Его отец вел чешскую Татру-59, по слухам когда-то принадлежавшую Фиделю Кастро, пока Гэнси держал свой телефон на заднем сидении. Несмотря на кондиционер, его ладони были мокрыми. Настоящий Гэнси был засунут куда-то глубоко внутрь его тела, чтобы он мог сохранять лицо спокойным.

Он уехал. Он уехал. Он уехал.

В семь вечера, когда грозовые тучи начали собираться над пригородом, а Ричард Гэнси II нарезал еще один круг по красивым, зеленым улицам Джорджтауна, телефон Гэнси зазвонил — незнакомый номер из Северной Вирджинии.

Он схватил трубку.

— Алло?

— Гэнси?

Облегчение нахлынуло на него, превращая суставы в жидкость.

— Боже, Адам.

Отец Гэнси посмотрел на него, получив в ответ один кивок. Тут же его отец начал искать место для остановки.

— Я не мог вспомнить твой номер, — несчастно сказал Адам. Он так сильно старался заставить голос звучать обычно, но выходило ужасно. Он не сдерживал или не мог сдержать свой генриеттовской акцент.

Все будет хорошо.

— Где ты?

— Не знаю. — А затем немного тише кому-то другому: — Где я?

Телефон оказался у другого человека, на заднем фоне Гэнси слышал звуки проезжающих автомобилей. Женский голос спросил:

— Алло? Вы друг этого мальчика?

— Да.

Женщина по ту сторону телефонной линии объяснила, как она и ее муж остановились на обочине автомагистрали.

— Показалось, что там тело. Никто больше не останавливался. А вы близко? Можете приехать за ним? Мы возле седьмого съезда на южную трассу триста девяносто пять.

Мозг Гэнси резко переключился, чтобы сверить изображение того, что окружало Адама. Они были совсем не близко. Ему даже не приходило в голову искать так далеко.

Ричард Гэнси II это нечаянно услышал.

— Это юг Пентагона! Около пятнадцати миль отсюда.

Гэнси указал на дорогу, но его отец уже проверял движение, чтобы развернуться. Когда он повернул, вечернее солнце вдруг со всей силы посветило в лобовое стекло, мгновенно их ослепляя. Оба одновременно вскинули руку перед собой, чтобы огородиться от него.

— Мы едем, — сказал Гэнси в трубку.

Все будет хорошо.

— Ему, должно быть, нужен доктор.

— Он ранен?

Женщина помолчала.

— Я не знаю.

Но все не было хорошо. Адам абсолютно ничего не сказал Гэнси. Ни когда свернулся на заднем сидении автомобиля. Ни когда сидел за кухонным столом, пока Марго готовила ему кофе. Ни после того, как, стоя у дивана и зажав телефон у уха, разговаривал с доктором, одним из старых друзей семьи Гэнси.

Ничего. Он всегда был способен обижаться намного дольше, чем кто-либо другой.

Наконец, он встал напротив родителей Гэнси, поняв подбородок, но глаза оставались где-то далеко, и сказал:

— Я прошу прощения за причиненные проблемы.

Позже он заснул, сидя на краю того же дивана. Без каких-либо обсуждений семья Гэнси полностью перешла для беседы в кабинет наверху, чтобы быть вне пределов слышимости. Несмотря на то, что несколько дел были отменены, а Хелен пропустила вечерний рейс до Колорадо, никто не упоминал этих неудобств. И никогда бы не стали. Такова была семья Гэнси.

— Как доктор это назвал? — спросила миссис Гэнси, сидя в кресле, в котором ранее спала Хелен. В зеленом свете от зеленого абажура рядом с ней, она была похожа на Хелен, она еще, стоило сказать, была похожа на Гэнси, и также можно сказать, она была похожа на своего мужа. Все Гэнси в чем-то походили друг на друга, как собака, которая начинает напоминать хозяина, или наоборот.

— Кратковременная полная амнезия, — ответила Хелен. Она слушала телефонный разговор и последующие обсуждения с большим интересом. Хелен очень любила копаться в жизнях других людей, возясь там с ведром, лопатой и, возможно, одним из тех старомодных полосатых купальных костюмов с ногами и руками. — Эпизоды, длительностью от двух до шести часов. Не могут вспомнить ничего вплоть до последней минуты. Но жертвы — это словечко Фоза, не мое — очевидно, сознают, что они теряют время, пока это происходит.