Indiget homo battery[62].

Да.

Он открыл глаза.

— Мне нужен камень, — сказал он. — Тот, из сада.

Скорей.

— Адам? — требовательно спросил Ронан. — Это, правда, ты?

Потому что пейзаж вдруг резко переменился. Деревья передвинулись и сместились в сторону, и теперь здесь было отвратительное рукотворное озеро, которое они обнаружили с Гэнси. Адам сидел на корточках на берегу, выкладывая камни в сложный орнамент. Неужели это настоящий Адам? Или это был нагреженный Адам?

Этот Адам резко поднял голову. Он был собой и был кем-то еще.

— Линч. Что только что нагрезил Кавински?

— Хренов огонь, — сказал Ронан. Он должен проснуться. У него не было ни единого шанса проваляться на земле во время вечеринки.

Адам посмотрел за него и кому-то нетерпеливо прожестикулировал.

— Что такое ты создаешь, чтобы ему противостоять?

Ронан осторожно прощупал сон. Он казался предельно тонким, как ниточка карамели. Он не сможет забрать ни одной вещи из сна.

— Ничего. Здесь нет ничего.

Персефона подбежала к Адаму с большим плоским камнем в руках.

— Что ты делаешь? — поинтересовался Ронан.

— Исправляю, — сказал Адам. — Начни что-нибудь создавать. Я постараюсь поправить все к тому времени, как ты закончишь.

Ронан услышал крик вдалеке. Он раздался снаружи сна. Сон рушился вокруг него.

— Скорей, — порекомендовала Персефона.

Адам взглянул на Ронана.

— Я знаю, что это был ты, — произнес он. — Я выяснил. Арендная плата.

Он удерживал взгляд Ронана одно долгое мгновение, пока что-то внутри Ронана не вздрогнуло, и он почти что-то сказал. И тогда Адам вскочил, схватил камень из рук Персефоны и бросился на противоположную сторону озера.

— Ну же, — поддерживала Персефона.

Ронан повернулся к поваленным деревьям.

— Энергетический пузырь, — обратился Ронан, — мне нужна твоя помощь. Тебе нужна моя.

«Хищник», — прошептали деревья.

«Грабитель».

Некогда было с этим разбираться.

— Я здесь не для того, чтобы красть! Хочешь спасти себя?

Ничего.

Чертов Кавински.

Ронан завопил:

— Я не такой как он, понятно? Черт, ты же меня знаешь. Ведь всегда знал? Ты же знал моего отца? Мы оба Грейворены.

Появилась Девочка-Сиротка. Наконец-то. Она выглянула из-за одного из стволов. Если бы она помогла, он смог бы что-нибудь взять, что угодно. Он протянул ей руку, но она помотала головой.

— Vos estis unum tantum.

Ты единственный.

На английском она добавила:

— Воров много. Грейворен один.

Будто сон, его затопило понимание. Как много людей могли превращать свои сны в реальность, но как мало могли разговаривать со сном. Как ему предназначалось быть правой рукой Энергетического пузыря. «Разве он не знал?» — спрашивал Энергетический пузырь… Но не вслух. — «Разве он не знал об этом с самого начала?»

— Слушай, мне жаль, — сказал Ронан. — Я не знал. Я ничего не знал. Я должен был все сам выяснить, и это заняло хренову тучу времени, да? Пожалуйста, без тебя ничего не выйдет.

И неожиданно в его руках оказалась коробка-паззл. Это не было похоже на сон. У неё был вес, и на ощупь она была прохладной и настоящей. Он вращал диски и колесики до тех пор, пока не оказался на «английской стороне». Он перевернул коробку на сторону загадочного языка. Теперь он знал, что это не был язык людей. Это был язык деревьев. Он прочел:

— T’implora?

Эффект был мгновенным. Он слышал, как зашелестели листья и заколыхались на ветру. Он мог это чувствовать. И только теперь Ронан понял, как много деревьев прежде молчали. Бормоча, шепча и шипя на трех разных языках, они все были согласны: они помогут ему.

Он с облегчением закрыл глаза.

Все будет хорошо. Они дадут ему оружие, и он проснется и уничтожит этого дракона Кавински, прежде чем что-нибудь случится.

В черноте под закрытыми веками он услышал: ткк-ткк-ткк-ткк.

«Нет, — подумал Ронан. — Никаких ночных кошмаров».

Но был слышен скрежет их когтей. Клекот их клювов.

Пригрезить ночной кошмар, вот так просто.

Это не настоящий страх, всего лишь опасение. Предчувствие. У кошмара ушло столько времени, чтобы убить его во сне.

— Это не поможет, — сказал он деревьям. Он упал на колени, упершись пальцами в мягкую почву. Даже если он и знал, что ему не удастся спасти себя, он, похоже, никогда не смог бы убедить себя прекратить сопротивляться. — Это никого не спасет.

Деревья нашептывали: «Quemadmodum gladius neminem occidit; occidentis telum est».

(Поскольку меч никого не убивает, он лишь инструмент в руке убийцы)

Но ночные кошмары были не тем оружием, которым мог размахивать Ронан.

— Я не могу их контролировать! — прокричал он. — Они только и хотят, что навредить мне!

Явился ночной кошмар. Он взлетел над деревьями, закрывая собой небо. Он был непохож ни на что, нагреженное Ронаном раньше. В три раза больше предыдущих. Воняющий аммиаком. Снежно-белый. Когти пожелтевшие и полупрозрачные, темнеющие к красным кончикам пальцев. Сквозь рваные крылья проступали розовые вены. Его красные глаза альбиноса были крошечными и горели яростью на сморщенной голове. А вместо одного свирепого клюва, у него было два бок о бок, кричащие в унисон.

На другой стороне озера Адам поднял руки, указывая на небо. Он был чужой версией себя самого. Пригреженная версия. Молния ударила в камень рядом с ним.

Будто сердце, энергетическая линия вздрогнула и ожила.

Энергетический пузырь ожил.

— Сейчас! — заорал Адам. — Ронан, сейчас!

Шипение ночного кошмара сорвалось на крик.

— Это только ты, — прошептала Девочка-Сиротка. Она держалась за его руку, скрючившись рядом с ним. — Почему ты себя ненавидишь?

Ронан задумался.

Ночной кошмар-альбинос ринулся вниз, разжимая когти.

Ронан поднялся, протягивая руку, как делал это для Чейнсо.

— Я не ненавижу, — сказал он.

И проснулся.

Кроме разрушения собственной жизни Серого Человека, план Серого Человека увести других из Генриетты обещал пройти хорошо. Гринмантл, должно быть, реально не доверял ему, потому что сразу же принял исповедь Серого Человека о краже. Он ругался и угрожал, но, на самом деле, Гринмантл уже сделал самое худшее, что только мог, так что его словам не хватало силы.

И новости, по-видимому, распространялись быстро. Те фары означали двух мужчин, которые, как он обнаружил, разгромили «Pleasant Valley. Ночлег и завтрак». А вон те фары, за первыми, расчетливые и непреклонные, принадлежали его брату.

Следуй за мной, следуй за мной.

Милю, две мили, три мили, пятнадцать миль Серый Человек играл с другими двумя автомобилями, словно кнутом. Машина с двумя другими искателями сокровищ внутри старалась быть сдержанной, а машина позади нее — нет. Вот так он узнал, что там его брат. Его брат всегда хотел, чтобы Дин знал. Это была часть игры.

Мой брат. Мой брат. Мой брат.

Знание, что его брат так близко, поначалу было парализующим. Единственным способом, которым Серый Человек мог сфокусироваться на управлении машиной, были мысли обо всем, к чему он пришел, будучи Серым Человеком, вместо всего, что с ним было, когда он был Дином Алленом. Потому что Дин Аллен продолжал твердил ему просто остановиться и покончить с этим. «Будет только хуже, — шептал Дин Аллен тоненьким голоском, — если ты заставишь его искать тебя».

С другой стороны, Серый Человек говорил: «Он тридцатидевятилетний менеджер по инвестициям, и за работу, вероятно, он должен быть застрелен двумя пулями в голову и возвращен в свой офис с неоднозначной запиской».

И была в нем теперь третья часть, которая не была ни Серым Человеком, ни Дином Алленом, которая вообще не думала о своем брате. Эта часть — наверное, она была мистером Греем — не могла перестать думать обо всем, что он оставлял позади. Выцветшие и красивые расщелины маленького городка, бесцеремонное распространение улыбки Моры, новый гром его внезапно заработавшего сердца. Эта его часть даже скучала по Зануде Цвета Шампанского.