Если бы только можно было так же легко расстаться и со всеми воспоминаниями о нем.

Забыть то ужасное, что она сделала…

Тесс сосредоточилась на прекрасных линиях Эндимиона. Она погрузилась в созерцание терракотовой скульптуры восемнадцатого столетия, и вдруг волосы у нее на затылке зашевелились. Тесс обдало жаром. Она в смятении оглянулась. За спиной — никого. Блондинки, перемывавшие косточки своим подругам, успели переместиться к следующему шедевру, и возле спрятанного за стеклом Эндимиона стояла она одна.

Тесс вновь обратила взор на скульптуру в надежде, что извечная красота искусства развеет ее тревоги и унесет в мир покоя и совершенства.

— Изысканно.

Низкий голос с легким приятным акцентом заставил Тесс вздрогнуть и поднять голову. По другую сторону стеклянной витрины стоял мужчина. Глаза цвета виски в обрамлении густых черных ресниц смотрели прямо на нее.

Мужчина был высоким, около шести с половиной футов, и очень суровым, почти угрожающим на вид. Он казался олицетворением мрака — брюнет и весь в черном: трикотажная рубашка, кожаная куртка, байкерские штаны, ботинки.

Несмотря на то что одежда мужчины не соответствовала месту и времени, он держался с такой уверенностью, будто все здесь принадлежало ему. Он привлек к себе всеобщее внимание, на него глазели, но не с презрением или осуждением, а с уважением, которое невольно почувствовала и Тесс.

Осознав, что она, как и все, слишком долго таращится на незнакомца, Тесс перевела взгляд на Эндимиона.

— Да… да, он прекрасен, — пробормотала она, надеясь, что ее смущение останется для него незамеченным.

Непонятно из-за чего, сердце учащенно забилось, а в области сонной артерии снова появилась странная покалывающая боль. Тесс потерла шею, но неприятное ощущение только усилилось, казалось, кровь закипает. Тесс нервничала, ей не хватало воздуха. Она попыталась было перейти к другому экспонату, но мужчина, обойдя витрину, преградил ей путь.

— Корнаккини — великий мастер, — сказал он, вернее, проурчал, словно сытый тигр. — Я знаю не все его работы, но мои родители — мы жили в Италии — были большими ценителями искусства.

Итальянец. Теперь понятно, откуда такой приятный акцент. Поскольку Тесс не удалось незаметно ускользнуть, она вежливо кивнула и спросила:

— Вы давно в Штатах?

— Да. — Улыбка тронула его чувственные губы. — Я здесь уже очень давно. Меня зовут Данте, — добавил он и протянул руку.

— Тесс. — Она едва не вскрикнула, когда их ладони соприкоснулись: Тесс словно током ударило.

Мужчина был великолепен.

Его отличала не слащавая привлекательность моделей, а суровая мужская красота — тяжелый подбородок, резко очерченные скулы. И еще полные чувственные губы. Именное такую греховную мужскую красоту скульпторы стремились запечатлеть в мраморе и глине. У незнакомца был лишь один изъян — горбинка на носу.

«Боксер?» — подумала Тесс, начиная терять к нему интерес. Ей не нравились мужчины, привыкшие иметь дело с насилием, даже если они имели вид падших ангелов.

— Желаю приятно провести время. — Тесс мило улыбнулась и повернулась, чтобы уйти.

— Подожди. Почему ты убегаешь? — Он дотронулся до плеча Тесс. Всего лишь мимолетное прикосновение, но оно заставило ее замереть на месте, — Ты меня боишься, Тесс?

— Нет, — Какой странный вопрос. — А что, должна?

Искорка мелькнула в его глазах и тут же погасла.

— Нет. Я этого не хочу. Я хочу, чтобы ты осталась, Тесс.

Он несколько раз повторил ее имя, и тревога почему-то отступила.

— Понимаешь… я… э… здесь не одна, — выпалила Тесс первое, что пришло в голову.

— С бойфрендом? — спросил он и пристально посмотрел сквозь толпу в сторону бара, куда удалился Бен. — Ты не хочешь, чтобы он вернулся и увидел, что мы разговариваем?

Это было смешно. Бен не имел никаких прав на нее, и даже если бы их отношения продолжались, она не позволила бы ему контролировать себя настолько, чтобы запрещать разговаривать с другим мужчиной. А с Данте они только разговаривали, хотя, к ее удивлению, это казалось очень интимным и каким-то запретным.

У Тесс появилось ощущение опасности. Несмотря на то что она давно научилась быть бдительной и осторожной с мужчинами, Тесс не могла сопротивляться магическому обаянию Данте. Ее влекло к нему. Не просто влекло — она чувствовала, что каким-то странным образом связана с ним.

Данте улыбнулся ей и медленно обошел витрину.

— «Спящий Эндимион», — прочитал он подпись под скульптурой мифологического пастушка. — Как ты думаешь, Тесс, что ему снится?

— А разве ты не знаешь этот миф? — Чуть тряхнув головой, сама того не осознавая, Тесс начала приближаться к Данте. Она не могла остановиться, пока не встала рядом с ним, и теперь они вместе смотрели на скульптуру, их плечи и руки невольно соприкасались. — Ему снится Селена.

— Греческая богиня Луны, — подхватил Данте, и от его глубокого голоса ее пробрала дрожь. — Они были любовниками, Тесс?

Любовниками.

От этого слова теплая волна пробежала по ее телу. Данте произнес его почти небрежно, и все же Тесс показалось, что в нем был скрытый смысл, предназначавшийся только ей. И снова в сонной артерии застучала кровь, отзываясь на усилившееся сердцебиение. Тесс откашлялась, ощущая себя как-то странно, по-новому.

— Эндимион был красивым пастушком, — наконец проговорила она, вспоминая то немногое, что благодаря колледжу знала из древнегреческой мифологии. — А Селена, как ты правильно заметил, богиня Луны.

— Человек и бессмертная, — произнес Данте. Тесс почувствовала на себе его пронзительный взгляд, — Не лучший вариант, правда? Придет час, и человек умрет.

Тесс подняла голову и посмотрела ему в глаза:

— Это один из немногих случаев, когда все сложилось удачно.

Она вновь уставилась на скульптуру, осознавая, что Данте продолжает пристально глядеть на нее, чувствуя жар, исходящий от его тела. Тесс снова заговорила, лишь бы заполнить многозначительную паузу.

— Только ночью Селена могла приходить к Эндимиону. Но она хотела остаться с ним навсегда и умоляла Зевса даровать ее возлюбленному вечную жизнь. Зевс согласился и погрузил пастушка в сон, пребывая в котором он ждет наступления ночи и прихода возлюбленной Селены.

— Счастливый конец, который бывает только в мифах и сказках, — с ноткой цинизма констатировал Данте.

— Ты не веришь в любовь?

— А ты веришь, Тесс?

Она вновь посмотрела ему в глаза — проницательные, изучающие, и он вдруг показался ей очень близким и родным человеком.

— Я хотела бы поверить, — ответила Тесс, не понимая, зачем говорит ему об этом. Откровенность смутила ее, и Тесс отошла к соседнему экспонату. Это был один из шедевров Родена. — Данте, чем тебя привлекает скульптура? Ты художник или просто любитель прекрасного?

— Ни то ни другое.

— Вот как?

Данте последовал за ней и встал рядом. С первого взгляда Тесс бросилось в глаза, насколько он не соответствует окружающей обстановке, но, рассмотрев его поближе, поговорив с ним, она вынуждена была признать, что он очень умен и разбирается в искусстве, хоть и выглядит как герой фильма братьев Вачовски. Под черной одеждой и крепкими мышцами скрывалась мудрость, которая заинтриговала ее. Возможно, даже больше, чем следовало.

— Тогда что же тебя привело сюда? Ты один из покровителей музея?

Он покачал головой.

— Работаешь в охране? — предположила Тесс.

Это могло хоть как-то объяснить его внешний вид и энергию, которую он излучал. Возможно, он представитель охраны страховой компании, такие часто дежурят на выставках, где экспонируются ценные коллекции.

— Я кое-что хотел здесь увидеть, — произнес Данте, продолжая гипнотизировать ее взглядом. — Это единственная причина, заставившая меня прийти.

От того, как он это сказал и как смотрел на нее — будто пронзая насквозь, — Тесс бросило в дрожь. Она знала, к каким уловкам прибегают мужчины, стремясь соблазнить, но здесь было нечто другое.