Прерывая размышления Данте, в дверях раздалось рычание. Тихое, но злобное.

Тесс отстранилась от него и повернула голову.

— Гарвард! Что это с тобой? — смущенно засмеялась она, очарование момента было нарушено. — Хм, кажется, мы оскорбили чувства твоей собаки.

Тесс высвободилась из рук Данте и, сняв с крючка у двери махровый халат, набросила его на себя, затем нагнулась и взяла терьера на руки. Он тут же бросился жадно лизать ей лицо. Сквозь пряди еще влажных волос Данте наблюдал за ними, радуясь, что к нему возвращается привычный облик.

— Гарвард быстро пошел на поправку. — Данте догадывался, что такое чудесное выздоровление произошло не только благодаря действию лекарств.

— Он настоящий борец, — ответила Тесс. — Думаю, скоро Гарвард будет совершенно здоров.

Напрасно Данте боялся, что она заметит изменения в его внешности, казалось, Тесс старалась не смотреть на него, словно ей тоже было что скрывать.

— Удивительно, как быстро Гарвард преобразился, я бы назвал это чудом. — Данте внимательно наблюдал, как Тесс отреагирует на его слова. — Как и чем ты его лечила, Тесс?

Это был простой вопрос, и она могла привести любое объяснение, но, вместо ответа, Тесс застыла в дверях ванной, и Данте почувствовал, как ее мгновенно охватила паника.

— Тесс, разве так сложно ответить? — настаивал Данте.

— Нет, — поспешно выпалила Тесс и метнула в него затравленный взгляд. — Мне нужно… я должна…

Не выпуская собаку из рук, Тесс закрыла ладонью рот и, не сказав больше ни слова, вылетела из ванной.

Тесс вбежала в гостиную, опустила Гарварда на диван, а сама принялась ходить по комнате, чувствуя себя пойманной в ловушку. Господи, она действительно собиралась признаться Данте, что сделала, чтобы спасти собаку от смерти. Ей хотелось рассказать ему об уникальных способностях, ставших ее проклятием, открыть ему все, но она боялась.

— Тесс? — Данте пришел следом за ней в гостиную, обмотав вокруг бедер полотенце. — Что случилось?

— Ничего. — Тесс помотала головой и с трудом выдавила улыбку. — Правда ничего. Ты хочешь чего-нибудь? Если ты голоден, у меня есть курица. Я могу…

— Я хочу, чтобы ты со мной поговорила. — Он взял ее за плечи, вынуждая остановиться. — Скажи мне, что с тобой происходит. Что тебя мучит?

— Ничего. — Тесс снова помотала головой. Она столько лет хранила свою тайну, скрывала этот позор. — Я просто… Ты не поймешь. Я не думаю, что ты сможешь…

— А ты попробуй.

Ей хотелось куда-нибудь спрятаться от его проницательного взгляда, но это было невозможно. Данте протягивал ей руку, и она отчаянно желала за нее ухватиться. Тесс так нуждалась в надежной опоре.

— Я поклялась, что больше никогда этого не сделаю, но я…

«Господи, неужели я собираюсь рассказать ему о самом отвратительном поступке, который совершила в своей жизни?»

Столько лет она тщательно оберегала эту тайну. Только двое знали о ней — ее отчим и мать, но они умерли… Это было ее прошлое, которое осталось далеко позади.

И не надо его ворошить.

— Тесс. — Данте усадил ее на диван рядом с Гарвардом, который тут же забрался к ней на колени, радостно виляя хвостом. Данте опустился рядом, погладил ее по щеке. Его рука была теплой, а прикосновение — нежным, и Тесс расслабилась. — Ты можешь рассказать мне все, со мной тебе ничего не угрожает, обещаю.

Ей так хотелось верить в это, что слезы потекли по щекам.

— Данте, я…

Тесс замолчала. Она перевела взгляд туда, где края полотенца, обмотанного вокруг бедер Данте, расходились, обнажая рану на правой ноге. Тесс посмотрела ему в глаза и положила руку на порез. Сосредоточившись, она направила всю энергию в ладонь и держала ее так, пока не почувствовала, что процесс исцеления начался.

Края раны постепенно стянулись и срослись так, словно ничего и не было. Тесс отняла руку и прижала ее к груди, ладонь покалывало.

— Господи! — Голос Данте прозвучал низко, черные брови сошлись на переносице.

Тесс внимательно посмотрела на него, не зная, что сказать, как объяснить то, что она сделала. Она напряглась и с ужасом ждала реакции Данте, не понимая, как истолковать его спокойствие.

Он провел рукой по гладкой коже в том самом месте, где несколько минут назад был глубокий порез, и взглянул ей в глаза:

— Тесс, ты и в клинике так работаешь?

— Нет, — поспешно ответила она и энергично замотала головой. Неуверенность, которую Тесс только что испытывала, переросла в страх. Она боялась того, что мог подумать о ней Данте. — Никогда. Ну… только с Гарвардом, это было единственный раз.

— А людей ты лечишь таким способом?

— Нет, я не…

— Никогда не пробовала воздействовать на другого человека через свои руки?

Тесс встала, ее охватила паника, она вспомнила тот последний раз — последний, злосчастный раз.

— Мои руки — это мое проклятие. Мне бы очень хотелось, чтобы у меня вообще не было этой способности.

— Это не проклятие, Тесс. Это дар. Редкий дар. Господи, когда я думаю о том, что ты могла бы делать…

— Нет! — выкрикнула Тесс, не дав ему договорить. Она попятилась, увидев, что Данте поднимается с дивана. Он смотрел на нее с удивлением и беспокойством. — Я не должна была этого делать. Не должна была показывать тебе свои способности.

— Но ты показала, и теперь ты должна поверить, что я все пойму правильно. Почему ты так боишься, Тесс? Ты боишься меня или своего дара?

— Не называй это даром! — Тесс обхватила себя руками, воспоминания захлестнули ее. — Ты не знаешь… не знаешь, что сделали мои руки.

— Расскажи.

Данте медленно приближался к ней, он надвигался, словно скала, заполняя собой все пространство гостиной. Тесс думала, что захочет убежать и спрятаться, как делала последние девять лет, но неожиданно у нее возникло иное, более сильное желание — броситься в объятия Данте и все ему рассказать, выплеснуть мучивший ее ужас и очиститься.

Она глубоко вдохнула, чувствуя, как рыдания подступают к горлу.

— Все хорошо, — тихо и нежно сказал Данте и привлек ее к себе. — Иди ко мне. Все хорошо.

Она прижалась к нему, ощущая, как под ногами разверзается бездна. Тесс знала, что падение будет болезненным, и собиралась с силами. Данте не торопил ее, он просто крепко держал Тесс в своих объятиях, вселяя уверенность и покой.

И наконец она заговорила. Слова давались с трудом и были горькими на вкус.

— Когда мне было четырнадцать лет, мой отец погиб в автомобильной аварии в Чикаго. Через год моя мать снова вышла замуж за мужчину, с которым познакомилась в нашей церкви. У него был процветающий бизнес, дом на берегу озера. Он казался дружелюбным и щедрым, все его любили, и даже я, хотя и очень тосковала по своему отцу.

Моя мать пила, насколько я помню — сильно. Я думала, она бросит, когда мы переедем в дом отчима, но она продержалась недолго. Отчима совершенно не волновало что она алкоголичка. У него бар всегда был заполнен, даже после ее самых тяжелых запоев. И я начала понимать, что ему удобно, когда она пьяная валяется на диване и не знает, чем он занимается.

Тесс почувствовала, как Данте напрягся. Его мышцы сделались более твердыми и завибрировали, словно он хотел окружить ее стеной и закрыть от беды.

— Тесс, он… приставал к тебе?

Она с трудом сглотнула и кивнула, упираясь лбом ему в грудь:

— Вначале почти целый год он вел себя очень осторожно, просто обнимал меня слишком крепко и держал слишком долго, смотрел на меня так, что мне становилось неловко. Он пытался расположить меня к себе подарками, устраивал вечеринки для моих друзей. Но я не любила бывать дома, и как только мне исполнилось шестнадцать, делала все, чтобы появляться там как можно реже. Я проводила время с друзьями, на лето уезжала в лагерь — словом, старалась находиться где угодно, только не дома. Но рано или поздно мне приходилось возвращаться. Все ухудшилось перед моим семнадцатилетием. Отчим стал грубо обращаться с нами — со мной и с моей матерью, — говорить нам всякие гадости. А потом, ночью…